Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Они церемонно раскланялись и разошлись.

Мобрейль, пешком возвращаясь к себе в гостиницу, думал в большом замешательстве: «Надо было ждать от них такой уклончивости! Что за черт – ничего определенного, ни одного искреннего слова, одни только уклончивые речи, шаткие обещания… Не только не хотят дать прямое указание, но даже и не высказывают явного одобрения! Ну да, конечно, они боятся скомпрометировать себя! Как бы там ни было, но я обещал, что император вскоре умрет. Это обещание, кажется, заставило просиять наше брюхатое величество и улыбнуться его тощего камергера; оба они как будто поверили в меня. Теперь надо доказать им, что я не хвастался напрасно! Бонапарт жив и пользуется прежней популярностью; как устроиться, чтобы до истечения месяца он отправился на тот свет? Э, да что там! Сначала надо вернуться к себе в гостиницу и спокойно пообедать. Трактирщица обещала угостить меня знатной едой, а за добрым куском мяса и стаканчиком вина хорошие мысли являются сами собой!»

И, веря в свою смелость, в свою звезду, в счастливую случайность, которая поможет убрать Наполеона в самом непродолжительном времени, Мобрейль в отличном настроении духа, войдя в гостиницу «Королевский дуб», крикнул с порога на ломаном английском языке:

– Ну что, мистрис Бэтси, готов ли обед? Ну, живо! Принесите мне кубок канарийского вина, чтобы я мог выпить за вашу вывеску, как говорил этот милейший сэр Джон Фальстаф, величайший человек во всей Англии!

III

Мистрис Бэтси Четснаут, хозяйка гостиницы «Королевский дуб», извинилась, что обед еще не подан. Вина в этом была не ее, а мужа, Вилли Четснаута, превосходного отца семейства, уважаемого во всем приходе, но имевшего досадную привычку напиваться каждый раз, когда в «Королевском дубе» останавливался мало-мальски важный посетитель.

Случай представлялся ему довольно часто, так как пребывание в этих краях графа де Прованс привлекало многих важных иностранцев, а также неизменно любезных и разговорчивых французов; последние обычно справлялись о здоровье графа, о его привычках, о посещавших его гостях, об отправляемых им письмах. При этом они всегда щедро тратили деньги, отличаясь нетребовательностью и веселостью нрава. Единственно, что им, казалось, было нужно, это получить самые точные сведения о происшествиях, касающихся графа де Прованс. Они не брезговали подолгу разговаривать с горничными, чтобы быть в курсе всех мелочей существования принца.

– Без сомнения, все это были французы, искренне привязанные к своему впавшему в несчастье государю! – заключила говорливая Бэтси.

«Без сомнения – шпионы Наполеона!» – подумал Мобрейль и прибавил вслух:

– Разве сегодня тоже приехал какой-нибудь любопытствующий француз, что ваш муж напился и обед запаздывает?

– В том-то и дело, что да, сэр; там приехал какой-то джентльмен, который кажется мне французом. Он прибыл в сопровождении слуги.

– Ах, так! – сказал Мобрейль, неприятно пораженный услышанным, и подумал: «Неужели полиция уже следует за мной по пятам и Ровиго уже послал мне вслед одного из своих агентов? Ну что же, надо посмотреть на эту ищейку!»

– А можно повидать этого француза? – спросил он трактирщицу.

– Он в соседней комнате греется в ожидании обеда. Его лакей спит в конюшне. Не хотите ли, я позову его?

– Нет, я лучше поговорю с ним сам. Я уж сумею представиться ему! – ответил Мобрейль и решительно толкнул дверь в соседнюю комнату, где около камина сидел путешественник с бумагой в руках.

При виде незнакомца Мобрейль подумал: «Или я имею дело с агентом Ровиго, посланным следовать за мной по пятам, и в этом случае он знает, кто я такой; или же этот иностранец является каким-нибудь роялистом-дворянчиком, явившимся из усердия или расчета засвидетельствовать свое почтение графу де Прованс; значит, он меня не знает. В обоих случаях прятаться бесполезно».

Поэтому он развязно подошел к незнакомцу, человеку изящного вида, с правильными, красивыми чертами лица, и сказал ему:

– Вы француз, как мне сказала трактирщица, я тоже! Случай свел нас далеко от нашей родины, так не сделаете ли вы мне честь отобедать вместе со мной, благо и обед запоздал, так что нам веселее будет скоротать время. В мирном разговоре мы терпеливее справимся с нашим голодом. Я – граф Мобрейль.

Незнакомец слегка привстал со стула, поклонился легким движением головы и, поспешно собрав свои письма, которые, казалось, ему было необходимо скрыть от глаз завязывавшего знакомство графа, вежливо ответил:

– Я с удовольствием принимаю ваше любезное предложение, граф. Но прежде всего вы должны знать, что я не имею чести быть вашим соотечественником: я – граф Нейпперг, полномочный министр его величества императора австрийского; в данный момент я нахожусь в отпуске и путешествую для собственного удовольствия.

– А я – для здоровья, – поспешил ответить Мобрейль, который ни на мгновение не поверил, чтобы завзятый дипломат стал для одного только удовольствия путешествовать по соседству с резиденцией принца-изгнанника.

А Нейпперг между тем произнес:

– Ну что же, граф, я очень рад случаю, который свел нас, и обращаюсь к вашему содействию, чтобы поторопить хозяйку с обедом, так как путешествие сильно разожгло мой аппетит.

– Сейчас пойду посмотрю, что делается на плите и в печи, распеку Бэтси и разбужу, если только это вообще возможно, ее пьяницу-мужа.

– Отлично, граф Мобрейль, а в ожидании вас я покончу с этими письмами… письмами от родных, полученными мной третьего дня в Лондоне, – небрежно прибавил Нейпперг.

Мобрейль, отправившийся поторопить хозяйку, пробормотал:

– Гм… Эти письма на бумаге с орлом и короной, на императорской бумаге, что-то кажутся мне подозрительными. Уж не принадлежит ли этот выдающий себя за графа Нейпперга субъект к семейству Наполеона? – Вдруг Мобрейль хлопнул себя по лбу и, остановившись на ходу, пробормотал про себя: – Что я за идиот! Я, кажется, начинаю терять память! Ведь граф Нейпперг – черт возьми! – это тот самый австрийский дипломат, о котором в свое время кричали так много газеты Лондона и Гааги. Он был влюблен в Марию Луизу, и, как говорят, Наполеон однажды застал его ночью в ее комнате. О, это отличная встреча, и если эль и виски нашей хозяйки развяжут язык этому поклоннику императрицы и он вздумает рассказать за обедом о своих любовных приключениях, то он встретит пару внимательных ушей, жадных до деталей его похождений. Но какого черта ему нужно здесь? Э, что там – либо он сам расскажет мне это, либо я догадаюсь, что его привело сюда!

И Мобрейль отправился распоряжаться, как обещал.

Сначала он спустился в погреб, растолкал заснувшего трактирщика, вытащил его, сильно удивленного встряской, на свет и втолкнул в кухню сильным ударом ноги пониже талии. Затем он взялся за Бэтси, растормошил ее, заставил поторопиться и в конце концов вернулся обратно в зал, где его дожидался Нейпперг; перед ним торжественно несли гигантский ростбиф, окруженный белым венцом аппетитного картофеля.

Оба путешественника занялись обедом, обильно поливая его великолепным элем, поданным в громадных пинтах честным Вилли Четснаутом, теперь окончательно протрезвевшим и готовым снова достойно встретить нового посетителя, которого пошлет ему Провидение.

Во время обеда собеседники тщательно взвешивали свои слова, осторожно приглядываясь друг к другу; разговор все время вертелся вокруг совершенно нейтральных вещей – жизни во Франции и в Англии, трудностей объяснений с почтальонами и чиновниками. Затем стали обсуждать условия мира и возможность новой войны. Россия вооружилась; со своей стороны, и Наполеон тоже, казалось, выжидал только случая, чтобы выступить в поход.

При этом впервые было упомянуто имя Наполеона.

Мобрейль заметил, как при этом имени в глазах Нейпперга сверкнула злоба.

– Вы как будто не принадлежите к особенно восторженным поклонником Бонапарта? – спросил он спокойно, принимаясь за горячий плум-пудинг, только что поставленный мистрис Бэтси на стол.

6
{"b":"103181","o":1}