– Что? – недовольно спросил тот после пяти или шести звонков. – Я занят.

– Мне только что позвонили. Номер не определился, – сообщил репортер. – Картинки не было.

Шеф слегка приподнял бровь, что свидетельствовало о средней степени удивления.

– Звонивший сказал, что через полчаса я должен быть у Института человека, а с пол-одиннадцатого нужно зарезервировать прямой эфир. Детали не уточнялись, угрожал позвонить в "Известия".

Бровь шефа приподнялась еще выше. Несколько секунд зубр тележурналистики прокручивал сообщение в голове, потом спросил:

– Сам-то что думаешь? Шизик?

– Не знаю, – мотнул головой Вай. – По голосу не скажешь, но шизиков так редко определить можно. Возможно, дурацкая шутка.

– Ну и?

– Некогда думать. Нужно ехать. Чувствую – что-то случится. В крайнем случае теряем час времени и немного бензина. Прямой эфир подготовить, но программу не прерывать, предварительного извещения не давать. Поставить на желтый сигнал, окончательное решение приму на месте.

Шеф поморщился. Ну еще бы – отправить последнюю дежурную бригаду неизвестно зачем. А вдруг что-то действительно важное случится?

– Надо ехать, шеф, – с нажимом сказал Вай. – Меня чутье еще ни разу не обманывало.

– Ладно, – кивнул шеф. – Прямой эфир в десять сорок две на желтом сигнале, в десять сорок от тебя отмашка.

– Понял. Отбой.

Щелкнув клавишей сброса, репортер быстро глянул на часы. 10:01. Времени в обрез – только-только подхватиться и добраться до места. Жаль, не сходил пожрать на полчаса раньше…

Карина вцепилась в руку Дзинтона так, словно тонула в глубоком омуте. Все три ее невидимых руки напряглись, свернувшись в тугие спирали, готовые в любой момент начать крушить и разрывать. Тогда ночью, со всех ног убегая по темным, плохо освещенным улицам, она не запомнила окружающую местность, но внутренний сигнал опасности звенел не переставая. Они приближались к Институту! Там, за следующим поворотом. Или чуть дальше… Ужас потихоньку сковывал ее грудь, сердце билось все сильнее. А что если эта тетка, Эхира, их предала? Почему папа ей верит? Ведь она – заместитель директора! Может, не стоило соглашаться, когда папа предложил ей посмотреть, как проклятый Институт погибнет?

Словно почувствовав ее страх, Дзинтон остановился и присел перед девочкой на корточки.

– Карина, ты все еще можешь отказаться, – спокойно произнес он. – Если тебе так плохо, так страшно, может, не стоит туда ходить? Пойдешь домой?

Карина глубоко вздохнула и помотала головой. Нет, так нельзя. Она должна увидеть все своими глазами. Иначе она до конца жизни будет бояться. Папа сказал, что единственный способ победить свой страх – взглянуть ему в глаза и преодолеть его. И она знает – папа прав.

Дзинтон погладил ее по голове и выпрямился.

– Ну, храбрый заяц, пошли, – улыбнулся он. – Время на исходе. Ничего не бойся – я с тобой. Да, и не обращай внимания на то, что станет говорить Эхира. Тебя это удивит, но так надо. Это такая игра. Ага?

– Ага! – решительно тряхнула головой девочка.

– Тогда вперед.

За следующим поворотом обнаружилась небольшая вымощенная древней брусчаткой площадь. Несмотря на полуденный час, она оказалась совершенно пустой. Дальнюю ее часть обрубала высокая кованая ограда с высокими воротами, за которой начинался густой парк. Сквозь листья едва просвечивали белые стены корпусов Института. Поверху ограды тянулись тонкие нити проволоки-"ухорезки".

…кромешная тьма, завывание ветра, угрожающий шепот листвы. Яркие пятна прожекторов за спиной, глухое завывание сирен. Гнущийся под паническими ударами невидимых рук металл ограды – и отчаянное бегство в неизвестность, а под босыми ногами – твердые острые корни…

Карина вздрогнула, отгоняя видение, стиснула зубы и слегка ускорила шаг. Папа с ней, и она ничего не боится. Ничего! Вот только в животе противная слабость…

Словно почувствовав ее тревогу, Дзинтон положил руку ей на плечо. Десять шагов. Двадцать. Тридцать… Вот ворота уже маячат в десятке шагов впереди, а из-за темного стекла сторожевой будки смотрят настороженные глаза охранника. Охранника не видно с улицы, но она умеет видеть не только сквозь зеркальные стекла.

Пять шагов до ворот. Охранник – не тот, что смотрел сквозь стекло, другой – вышел из будки навстречу. На лице скучающая мина.

– Что нужно? – лениво спросил он. – Сюда нельзя посторонним…

Что-то в его лице неуловимо изменилось. На нем все еще скука, но уже фальшивая. Он изо всех сил старался, чтобы пришельцы не заметили его страх, но его рука против воли поползла к кобуре.

– Мы пришли к господину директору Джою Митере, – спокойно произнес Дзинтон. – Нас ждут.

– Пропустите их, – Эхира подошла к ограде с другой стороны, появившись из-за толстого дерева. – Я проведу их по территории.

Охранник заколебался.

– Но, госпожа заместитель директора, – начал он, – без заранее заказанного гостевого пропуска…

– Ты что, идиот? – устало спросила его Эхира. – Ты забыл ориентировку? Девочка – сбежавший девиант. Ее возвращают в Институт. Какой тебе еще пропуск?

Возвращают в Институт? Карина с тревогой глянула на женщину. О чем та говорит?

"…не обращай внимания на то, что станет говорить Эхира…"

Не стану. Я верю папе. Он не может предать. И он может защитить от чего угодно.

– Но она…

– Блокиратор сейчас надену, – оборвала охранника Эхира, поднося к калитке небольшую белую карточку. Что-то пискнуло, и калитка открылась. Женщина подошла к Карине вплотную и слегка подмигнула ей так, чтобы не видел охранник. Затем она достала из-за пазухи тонкий блестящий ошейник и ловко замкнула его на шее девочки. – Видишь? Все, она не опасна.

– Но…

– Остальное – под мою ответственность, – отрезала заместитель директора. – Вы двое, идите за мной.

Дзинтон кивнул девочке. Она неуверенно шагнула вперед. А ведь Эхира соврала! Шума в ушах и голове не появилось, невидимые руки по-прежнему оставались сильными и готовыми действовать, хотя раньше ошейник заставлял полностью потерять ощущение их присутствия.

Эхира повернулась и молча пошла по петляющей между деревьями дорожке. Карина осторожно прошла в калитку, оглянувшись назад. В дверном проеме будки она увидела второго охранника, что-то тихо говорящего в микрофон.

Дорожка петляла между деревьями. Впрочем, до большого здания с широкими блестящими окнами они добрались на удивление быстро, минуты за три-четыре. Девочка поежилась. Тогда, в ночь побега, парк казался бесконечно длинным, а сейчас, наоборот, слишком коротким.

В большом тихом холле их ждали. Десять охранников с автоматами выстроились шеренгой саженях в пяти перед ними, угрожающе выставив вперед стволы.

– Стоять! – угрожающе рявкнул один из них. – Всем троим лечь на пол, живо! Руки заложить за затылок! Считаю до пяти, затем открываем огонь! Попытка приблизиться – открываем огонь без предупреждения!

– Ты что, офонарел, родной? – саркастически поинтересовалась Эхира. – Ты не знаешь, кто я?

– Приказ лично директора – нейтрализовать всех троих, девку – в первую очередь! – все так же угрожающе рявкнул охранник. – Один! Два! Три…

Внезапно вся шеренга молча и беззвучно осела на пол. Из людей словно вынули какие-то внутренние стержни, поддерживающие в них жизнь. Резко и неприятно запахло.

– Полчаса комы, – прокомментировал сзади Дзинтон, – плюс еще столько же головной боли в качестве урока хороших манер. Плюс расслабление сфинктеров в качестве довеска. Да уж, это вам не Саматта, эти замечательные ребята и в самом деле могли пристрелить нас без малейших колебаний. Эхира, как ты работаешь в этой банке с крысами?

– А кто сказал, что я здесь работаю? – удивилась Эхира. – Можно подумать, мне здесь хоть что-то делать позволяли. Пойдемте, а то сейчас тревогу объявят. Холл под видеонаблюдением.

Словно подтверждая ее слова, глухо завыла сирена. Карина вздрогнула и сжалась.

…вой сирены. Мерцающее освещение. Тарахтение выстрелов и звонкий град пуль, лупящий по поверхности плывущей в воздухе металлической пластине, зажатой в невидимых руках Яны…