Дэйн пожал плечами:

– Давайте подождем и посмотрим.

В обеденном зале отеля «Клайтон» было холодно. Кондиционеры были включены на полную мощность, и, пока на улицах Майами царило сентябрьское пекло, постояльцам «Клайтона» могло показаться, что они находятся в зимнем Нью-Йорке.

Торнтон и Эстелла заняли столик на четверых. Стол был завален газетами. Они наскоро просматривали их одну за другой.

– Я не могу найти ничего, – пожаловалась Эстелла. – Возможно, об этом не сообщала пресса.

– Вполне могло быть, – согласился Торнтон. – Минутку, вот оно. На пятой странице.

– На пятой?!

– Боюсь, что так. Вот, слушай. «Попытка интервенции. Транспорт с большим отрядом вторжения на борту был перехвачен вчера в прибрежных водах у побережья Коруны. Перехват производился корунийским эсминцем „Ла Сала“ под командованием капитана Эрнесто Родригеса. После того как „Либерио“, корабль интервентов, был захвачен, капитан Родригес проследовал на конфискованном судне на остров Куэвра, где налетчики должны были получить оружие и боеприпасы. Еще несколько интервентов были захвачены на Куэвре после короткой стычки. О жертвах сообщений нет. Предполагается, что обучение армии интервентов проходило на Кубе, в провинции Ориенте. Правительство Коруны назвало попытку вторжения „несерьезной угрозой“. Кубинскому правительству был заявлен формальный протест».

– Но это же все неправда! – воскликнула Эстелла. – Интервенты были из Доминиканской Республики, и это было очень серьезно. Если бы эсминец не наткнулся на «Либерио», сейчас в Коруне бушевала бы война.

Торнтон кивнул, вырвал заметку из газеты и положил ее в свой бумажник. Его кофе уже остыл.

– И они не упомянули ни мистера Дэйна, ни генерала Мендосу, – продолжала Эстелла. – Они не упомянули даже нас!

– А это тебя тревожит?

– Конечно, нет. Но я не понимаю, почему вся слава должна достаться этому капитану Родригесу. Он просто выполнял приказ. Он на самом деле и не принимал почти никакого участия во всем этом деле.

– Забудь, – посоветовал ей Торнтон. – Он спас нам жизнь.

– Знаю. Он теперь герой. Но газеты должны были рассказать обо всем открыто. Как ты думаешь, что теперь будет?

– Ну, Кларрису, наверное, позволят тихо уйти на пенсию. Генерал Мендоса пойдет под суд. Уж обвинений против него хватает: и контрабанда, и революционная деятельность. Лет десять или пятнадцать тюрьмы ему обеспечено.

– И это все?

– Боюсь, что так.

– А разве он не пытался совершить убийство?

– Я так не думаю, – ответил Торнтон. – Полагаю, что, когда человек возглавляет армию, это не называют убийством.

– Все это очень нечестно, – сказала Эстелла. – А мистер Куалилья? Как поступят с ним?

– Думаю, никак. В чем его можно обвинить?

Эстелла горько вздохнула:

– Это самая нечестная вещь из всех. А мистер Дэйн ничего не может с ним сделать?

– Кажется, Дэйн этим совершенно не интересовался. Он сказал, что всегда остаются оборванные концы. И перед отъездом он пожелал нам счастья.

– Наверное, он сейчас уже в Вашингтоне, – сказала Эстелла.

– Наверное.

На миг Торнтону вспомнился Дэйн, каким он был в международном аэропорту Майами – высокий, спокойный, он пытался выглядеть точно так же, как сотни других пассажиров, но это ему не удавалось. Теперь, когда все было позади, Дэйн чувствовал себя немного неловко и потому держался натянуто и холодно. Его часть работы была закончена, его не интересовали подробности, он не хотел рассуждать о том, что могло бы быть, если бы…

На прощание Дэйн сказал:

– Все было бы гораздо проще, если бы этот осел Родригес в точности выполнил приказ. Ему было приказано отправляться прямо на Куэвру, но он решил сперва поохотиться на «Либерио». Ну что ж… Счастья вам, Торнтон. Она чудесная девушка. Счастья вам обоим.

Дэйн небрежно пожал руку Торнтона, как будто прощался с малознакомым человеком. А потом пошел к самолету.