20 октября. [Ясная Поляна. ] Поехал с ними в санях в Ясную. Не скучно было. Но сердит на себя за то, что не решился ей объяснить всего.
[22 октября. Судаково. ] Утро провел дома, читая; тетенька все дуется. Я не выдержал этого и поехал к Арсеньевым. Сначала по своему полю ничего не нашел. У них был Павлов, поэтому не мог найти случая рассказать историю Храповицкого и для этого остался ночевать. Немножко поговорили, обещался утром рассказать.
23 [октября]. Еще Валерия не встала, как приехали Гимбуты и опять помешали рассказать историю. После обеда было очень весело. Когда Гимбуты уехали, за ужином затеялся милый разговор вчетвером, и я рассказал m-lle Vergani историю Храповицкого в кабинете, а она рассказала ее Валерии. Напрасно я не сказал сам. Я заснул почти спокойный, но далеко не влюбленный, — у них.
24 октября. [Ясная Поляна. ] Валерия пришла смущенная, но довольная. Мне было радостно и совестно. Я уехал. Дома помирились с тетенькой.
Поехал на бал. Валерия была прелестна. Я почти влюблен в нее.
25 октября. Был у них, говорил с ней. Очень хорошо. Чувствовал даже слезливое расположение духа.
27 октября. Утро болен, гулял, писать ничего не могу. Приехала Валерия. Не слишком мне нравилась, но она милая, милая девушка, честно и откровенно она сказала, что хочет говеть после истории Мортье, я показал ей этот дневник, 25 число кончалось фразой: я ее люблю. Она вырвала этот листок.
28 октября. С собаками доехал до Гимбута, у него обедал, утром написал письмо Дарагану, Арсеньеву и поехал к Валерии. Она была для меня в какой-то ужасной прическе и порфире. Мне было больно, стыдно, и день провел грустно, беседа не шла. Однако я совершенно не вольно сделался что-то вроде жениха. Это меня злит. Застал Сережу. Прочел у них «Фауста» Тургенева. Прелестно.
29 октября. С Сережей болтал целое утро. С ним поехал к Арсеньевым. Она была проста, мила, болтали в уголку.
[30 октября. Судаково. ] Ездил на охоту, поймал двух на логовах, одного застрелил, нашел m-lle Vergani и с ней поехал к Арсеньевым. Нечего с ней говорить. Ее ограниченность страшит меня. И злит невольность моего положения. Много думал на охоте. Надо больше жить жизнью. Совершенства нет. Хорошо, ежели нет худа.
[31 октября. Тула. ] Ночевал у них. Она не хороша. Невольность моя злит меня больше и больше. Поехал на бал, и опять была очень мила. Болезненный голос и желание компрометироваться и чем-нибудь пожертвовать для меня. С ними поехали в номера, они меня проводили, я был почти влюблен.
1 ноября. [Москва. ] В дороге думал только о Валерии, не совсем здоров, приехал в Москву ночью, остановился у Шевалдышева.
2 ноября. Написал Валерии длинное письмо. Поехал к Маше, она мила и здорова. Рассказывал ей про Валерию, она на ее стороне. Вечером был у Боткина, очень приятно, и у Островского, он грязен и, хотя добрый человек, холодный самолюбец. Страшная мигрень.
3 ноября. Утром письмо тетеньке, у Машеньки, катался с детьми, обедал у Боткина. Григорьев и Островский, я старался оскорбить их убеждения. Зачем? не знаю. Вечером у Маши и Волконского, очень приятно.
4 ноября. Дочел «Полярную звезду». Очень хорошо, записал дневник. […]
5 ноября. Утром писал немного, обедал опять у Маши, в театре «Горе от ума» — отлично. […]
7 ноября. [Петербург. ] Приехал, был у Константинова, он славный, великий князь знает про песню. Ездил объясняться с Екимахом молодцом, гимнастика, обедал дома один, вечером Дружинин и Анненков, немного тяжело с первым.
8 ноября. Утром написал злое письмо Валерии, одно не послал, другое послал. Был у Дружинина и Панаева, редакция «Современника» противна. Гимнастика. Обедали с Гончаровым и Дружининым у Клес, вечером сидели у меня и Ковалевский. Поехали к Краевскому, чему я очень рад.
10 ноября. Встал в 11-м. Ничего не успел написать, как пришел Балюзек, поехал смотреть квартиру к Колбасину и на гимнастику. Успел тоже написать Сереже, Маше и Константинову. Купил книгу, обедал дома, прочел все повести Тургенева. Плохо. Диктовал немного. С Дружининым поехал к Ольге Тургеневой. Дружинин стыдится за меня. Ольга Тургенева, право, не считая красоты, хуже Валерии. Много о ней думаю. Нашел квартиру. Завтра переехать и в Правоведение. Видел во сне вальс с Валерией и странный случай.
11 ноября. С утра переезжал, читал дрянь, льстился на службу, но удержался. Пошел к Давыдову, прочел рецензию на «Севастополь в августе» и «Метель», умно и дельно, поехал на квартиру. Оставили меня без сапог, злился. Написал крошечное письмо Валерии, думаю о ней очень. Продиктовал часа 1½. Поехал к Гардееву. С Трузсоном приехал домой, он отсоветывает жениться, славный человек. Завтра к Константинову, Гончарову, в Правоведение, в штаб, приготовить для переписки «Роман русского помещика».
13 ноября. Встал в 11-м, писал второе явление комедии, на гимнастику, там мальчик-аристократ, в 4-м часу к Дружинину, там Гончаров, Анненков, все мне противны, особенно Дружинин, и противны за то, что мне хочется любить, дружбы, а они не в состоянии. […] Перечел переписанный «Роман русского помещика», может выйти хорошая вещь. Чуть-чуть подиктовал «Разжалованного» и дописал письмо Валерии — очень холодно.
14 ноября. Встал рано, писал утром немного «Разжалованного». К Панаеву, нагнал тоску. Я страшно восприимчив к похвале и порицанью. Гимнастика весело. Дома Нечаев, обедал, спал, ездил зачем-то к Ухтомскому, дописал начерно «Разжалованного». Завтра написать Некрасову и объяснить цену за «Юность» и предложить Давыдову.
15 ноября. Ничего не сделал из назначенного. С утра встал и поправил «Разжалованного», читал «Генриха IV» и злился на «Современник». Гимнастика, обедал у Боткина. История с «Современником», я высказал отчасти свое мнение. Читал «Разжалованного», приняли холодно, оттуда поехали с Дружининым к Анненкову и застали его играющим на органе, поехали к Безобразову. Собрание литераторов и ученых противно, и без женщин не выйдет. Потом ужинали с Анненковым и много толковали, он очень умен и человек хороший.
17 ноября. С утра переправлял «Роман русского помещика», растянуто жестоко. Гимнастика, обедал дома и опять то же работал до 9 часов. Поехал к Боткину, застал там Дружинина, приятно провел вечер, я был добр и скромен, и от этого хорошо было. Спорили с Боткиным о том, представляет ли себе поэт читателя, или нет. Он склонен к туманности. Дружинин был добродушен. Получил 100 р. от Колбасина.
18 ноября. Переправлял «Разжалованного», поехал к Боткину обедать. Читал «Роман русского помещика». Он дал хорошие советы, говорит — порядочно, приятно болтали, был у доктора от боли в ляжке; приехав домой, поставил банки, прочел статью Дружинина, приехал Трузсон, сначала было скучно, потом разболтались до двух.
19 ноября. С утра ленился приняться. Немного написал «Роман русского помещика». Получил письмо от Валерии недурное, но странно — под влиянием работы я к ней хладнокровен. Гимнастика, дома обедал, от пива спать захотелось, написал Валерии среднее письмо и от 9 до 2 работал. Больше половины сделано.
20 ноября. Встал в 10, написал немного. Гимнастика, обедал у Дружинина. Там Писемский, который, очевидно, меня не любит, и мне это больно. Дружинин отказался слушать меня, и это меня покоробило, дома нашел письмо от Валерии. Ничего нового в письмах, неразвитая любящая натура. Отвечал ей, лег в 3.
