– Вы предлагаете мне взять деньги в долг у доверчивых джентльменов, со всеми вытекающими последствиями?

– Мне все равно, где вы возьмете деньги, сударь. Но взять их где-то вам придется.

– А если я откажусь?

Он пожал плечами:

– Я всегда могу стребовать долг с Мелбери. Он так или иначе заплатит, поскольку не может себе позволить сидеть в долговой тюрьме до окончания выборов. Что касается вас, если я не смогу получить двести сорок фунтов от вас, то знаю, что в крайнем случае я смогу получить сто пятьдесят от короля. Если вы понимаете, что я имею в виду.

Я отхлебнул вина.

– Я понимаю, что вы зловредны, – сказал я.

– Можете понимать как хотите, сударь, но джентльмен должен заботиться о своих делах, а именно это я и делаю в данный момент. Никто не скажет, что я делаю что-то помимо этого, и никто не может меня упрекнуть.

– С этим вряд ли можно согласиться, – сказал я, – как раз наоборот. Что касается самой суммы, то вы понимаете, что она очень велика и собрать ее будет непросто. Мне нужна неделя.

– Это невозможно. Это недоброжелательно с вашей стороны – просить меня об этом.

– Тогда сколько времени, по-вашему, достаточно, чтобы собрать такую сумму?

– Я приду через три дня, сударь. Три дня, я говорю. Если у вас не будет денег, боюсь, мне придется принять меры, которые нежелательны ни для вас, ни для меня.

Миссис Сирс видела, как этот мошенник входил ко мне. Заметит ли она, если он отсюда не выйдет? Однако, несмотря на всю заманчивость этого варианта, я не готов был пойти на преступление столь вопиющее, чтобы сохранить тайну, которая переставала таковой быть. Миллер узнал меня. Рано или поздно кто-то еще узнает. И возможно, этот кто-то будет менее милосердным и придет не ко мне, а прямиком к констеблям. Мне ничего не оставалось, как позволить Миллеру уйти и использовать три оставшихся дня с максимальной пользой.

Я надолго затих, перебирая варианты, и Миллер, должно быть, догадался, о чем я думаю, поскольку он побледнел и занервничал.

– Ну, мне пора, – сказал он, устремившись к двери. – Но через три дня я вас навещу. Можете быть уверены!

Что ж, события придется форсировать. Времени в моем распоряжении было не так много, как хотелось бы, но я рассчитывал управиться.

Я прибыл к Монументу за четверть часа до назначенного времени, но Мириам уже была там, укутанная в накидку с капюшоном. Капюшон закрывал лицо, чтобы ее нельзя было узнать, а возможно, чтобы нельзя было узнать меня. Однако даже в этой одежде, скрывающей ее фигуру и лицо, я узнал ее сразу.

Она не видела меня, и поэтому я остановился и смотрел, как вокруг нее кружились и таяли снежинки, опускаясь на сукно ее накидки. Я подумал, что она могла быть моей женой, если бы… Но никакого «если бы» и быть не могло. Я вдруг понял это со всей ясностью и горечью. Единственное «если бы», которое пришло мне на ум, было «если бы она этого захотела», но она не захотела, и сознавать это было особенно горько.

Она обернулась, услышав мои шаги, приглушенные только что выпавшим снегом. Я взял ее руку в перчатке.

– Надеюсь, с вами все в порядке, мадам.

Она позволила мне держать ее руку, пока позволяли рамки приличия, а потом отобрала награду. Такова была вся история наших взаимоотношений в миниатюре.

– Благодарю, что встретились со мной, – сказала она.

– Разве я мог не прийти?

– Мне трудно сказать, что вы думали. Я лишь знаю, что мне нужно было поговорить с вами, и вы были настолько добры, что выполнили мою просьбу.

– Всегда к вашим услугам, – сказал я. – Полно, почему бы нам не выпить по чашке шоколада или по бокалу вина?

– Мистер Уивер, я отношусь к дамам, которые не могут посещать таверны или кофейни ни с каким другим мужчиной, кроме своего мужа, – сказала она строго.

Я едва удержался от колкости.

– Тогда пройдемся и поговорим на ходу, – сказал я. – Глядя на ваш капюшон, все будут думать, что вы моя тайная любовница, но, видимо, с этим ничего нельзя поделать.

Благодаря капюшону я не увидел отвращения, которое, без сомнения, отразилось на ее лице.

– Я сожалею, что вы стали свидетелем того, как мистер Мелбери потерял контроль над собой вчера вечером.

– Я сожалею, что это произошло, – сказал я, – но, если этому было суждено произойти, я не сожалею, что стал этому свидетелем. Он часто теряет над собой контроль?

– Не часто, – сказала она тихо.

– Но это уже случалось раньше?

Она кивнула под капюшоном, и по тому, как она это сделала, я понял, что она плачет.

О, как я ненавидел Мелбери в тот миг! Я оторвал бы ему руки! Разве эта леди не страдала всю свою жизнь, не переходила из семьи в семью, от одного попечителя к другому, пока не обрела финансовой независимости в результате случайных событий. Я был изумлен, когда она пожертвовала этой независимостью ради человека, подобного Мелбери, но она пошла на риск, как бывает в жизни каждого из нас. То, что ей пришлось страдать, было невыносимо.

– Он с вами дурно обращался?

– Нет, – покачала она головой, – не со мной.

Она не была еще готова рассказать мне все, но я знал, что смогу заставить ее говорить.

– Расскажите мне, – попросил я.

– Он бьет вещи, – сказала она. – Разбивает их вдребезги. Зеркала, вазы, тарелки и бокалы. Иногда он бросает их в мою сторону. Не совсем в меня, понимаете, но в мою сторону. Это уже достаточно неприятно.

Я сжал кулаки.

– Я этого не вынесу, – сказал я.

– Но вы должны. Именно из-за этого я хотела с вами встретиться. Я знала, что вы не успокоитесь, пока не узнаете правду, поэтому я пришла рассказать правду. Но вы не должны нас больше беспокоить. Гриффин не идеальный человек, но хороший. Он хочет принести пользу стране и покончить с коррупцией, в которой погрязло наше правительство.

– Мне плевать на коррупцию, – сказал я, – меня волнуете только вы, Мириам.

– Прошу вас не обращаться ко мне столь фамильярно, мистер Уивер. Это недопустимо.

– А допустимо, чтобы вы страдали от мучений тирана?

– Он не тиран. Он обычный мужчина, у которого есть свои слабости, как у вас всех. Просто некоторые из его слабостей бросаются в глаза.

– Такие, как азартные игры, – сказал я. – И долги.

Она кивнула:

– И они тоже.

– Тогда вы сделали правильно, разделив имущество, иначе его долги разорили бы вас.

Она ничего не сказала, и я понял, что мои подозрения оправдались.

– Он уже разорил вас?

– Деньги были нужны, чтобы получить место в палате общин, – сказала она. – Он проиграл так много в карты, что у него не осталось денег на выборы, а он очень рассчитывал выставить свою кандидатуру, и его партия тоже рассчитывала. Он наделал долгов. Сказал, что, как только его выберут, он сможет вернуть деньги. Поэтому, как видите, очень важно, чтобы он получил это место, иначе мы будем действительно разорены.

– И это хороший, добродетельный человек, который намерен покончить с коррупцией?

– Он не единственный человек в этом городе, поддавшийся соблазну азартных игр.

– Это так, но если бы он срезал кошельки, он бы тоже не был единственным, кто повинен в этом преступлении в Лондоне. Тем не менее он бы не стал от этого более добродетельным.

– Не вам судить о добродетели, – сказала она.

Я заглянул ей в глаза, но она отвернулась от меня.

– Прости меня, Бенджамин. Мистер Уивер. Это было жестоко и несправедливо. Что бы о вас ни говорили, я знаю, превыше всего вы цените истину. Но, стремясь к истине, вы часто совершаете неблаговидные поступки, и сами это знаете. Но от этого вы не становитесь плохим человеком. И мистер Мелбери тоже не становится.

– Есть одно различие. Мне приходится делать некоторые вещи, за которые вы меня осуждаете, потому что они часть моего профессионального долга. Не думаю, что мистер Мелбери считал своим долгом погубить собственное состояние и состояние своей жены, играя в вист.

– Это жестоко.