Уайльд спустился с подиума и подмигнул мне. Я только глупо таращил глаза.

Моя желтоволосая поклонница утирала слезы рукавом накидки и была не одинока в своем возмущении. Зрители живо отреагировали свистом и улюлюканьем. Некоторые запустили в нашу сторону яблочными огрызками. Я не был настолько популярной у толпы фигурой, чтобы она не могла снести нанесенное мне оскорбление, но она хорошо различала несправедливость, и ни один простолюдин в этом городе не будет сидеть спокойно, если перед его глазами вершится подобное. Во всяком случае, так было в то время, когда работы хватало не всем, а хлеб дорожал. Однако Роули было не впервой иметь дело с подобными вспышками неудовольствия, и он снова ударил молотком, на этот раз так властно, что наступила тишина.

Меня было не так легко успокоить. Дело в том, что в нашей судебной системе обвиняемому не предоставляют защитника, ибо предполагается, что защищать его будет судья. Однако слишком часто обвиняемый имеет дело с нерасположенным к нему судьей и остается без защиты. До сих пор у меня не было причин жаловаться на несправедливость системы, так как я желал видеть людей осужденными, чтобы получить вознаграждение, ну и, конечно, дабы свершилось правосудие. Теперь я оказался в положении, когда не мог вызывать своих свидетелей и задавать им вопросы или защищаться иным образом. Складывалось впечатление, что Пирс Роули, человек, которого я знал лишь отдаленно, был намерен меня погубить.

Затем Энтси вызвал Спирита Спайсера, о котором я раньше никогда не слышал, иначе вряд ли мог бы забыть такое колоритное имя. Он был молоденьким рабочим пареньком, и, видимо, из самых низов. Спайсер надел лучшее, что у него было, но тем не менее блуза его была порвана в нескольких местах, а на штанах красовались такие пятна, что мало-мальски уважающий себя человек не счел бы возможным их носить. По случаю суда он коротко остриг волосы, вероятно тупым лезвием, и выглядел так, словно только что вынул голову из зерновой мельницы.

Путем длинной череды вопросов (без сомнения, помогших ему прийти в себя после неудачи с Уайльдом) Энтси выяснил, что Спайсер был в уоппингских доках в день смерти Йейта и, по его утверждению, явился свидетелем драки и самого убийства.

– Я видел там этого человека, – сказал Спайсер, указывая на меня. – Это он убил того парня, Йейта. Он его ударил. Вот. И потом убил его. Убил его одним ударом.

– Вы в этом уверены? – задал вопрос Энтси.

В его голосе звучал триумф. Его свидетель говорил то, что он хотел. Дождь поутих. Жизнь налаживалась.

– Уверен, как ни в чем другом, – сказал Спайсер. – Это сделал Уивер. В этом нет сомнения. Я стоял близко и все видел и все слышал. Я слышал, что сказал Уивер, прежде чем он это сделал. Я слышал его злобные проклятья. Вот.

Старый крючкотвор посмотрел на него в явном недоумении, но продолжил:

– И что же сказал мистер Уивер?

– Он сказал: «Вот что ждет тех, кто вызовет гнев человека по имени Джонсон». Ну да, так он сказал. Яснее ясного. Джонсон. Это имя он и сказал.

Я понятия не имел, кто был этот Джонсон, как, по-видимому, и Энтси. Он хотел что-то сказать, но передумал. Отвернувшись от свидетеля, он объявил, что у него больше нет вопросов, и сел на свое место.

– Джонсон, – повторил Спайсер.

– Мистер Уивер, – обратился ко мне судья Роули, – вы не хотели бы задать несколько вопросов свидетелю?

– Я рад узнать, что мистер Спайсер включен в список свидетелей, которым я могу задать вопросы, – сказал я.

Я тотчас пожалел о своих словах, но меня немного утешило то, что они вызвали смех у публики. Было видно, что Роули настроен против меня, но я наивно полагал, что его отношение вскоре переменится. Пока я в течение недели пребывал в тюрьме, у меня было не много возможностей, чтобы расследовать смерть Йейта, но я попросил своего друга Элиаса Гордона походить по городу и навести кое-какие справки и теперь был совершенно уверен: то, что нам удалось выяснить, скоро положит конец этому фарсу.

Я посмотрел в ту часть зала, где сидел Элиас, и он радостно кивнул, при этом его тонкое лицо зарделось от удовольствия. Настало время нанести смертельный удар и покончить с дискредитацией правосудия.

Я встал со своего места, стряхнул лед с камзола и подошел к свидетелю.

– Скажите мне, мистер Спайсер. Вы когда-нибудь встречали человека по имени Артур Гростон?

Меня бы не удивило, если бы Спирит Спайсер покраснел, побледнел или задрожал. Меня бы не удивило, если бы он стал упираться и отрицать, что знает Гростона. В этом случае я бы давил на него, пока он не признается. Но Спайсер не думал ни упираться, ни раскаиваться, насколько можно было судить по его лицу. Он широко и добродушно улыбнулся, и стало понятно, что парень готов услужить любому, кто будет добр и заговорит с ним.

– Ну да, я встречался с мистером Гростоном. И не раз.

Легкость, с которой он признался в этом, несколько меня озадачила, но, несмотря на это, я продолжал:

– В течение вашего знакомства не предлагал ли мистер Гростон вам когда-нибудь деньги взамен на услугу?

– Ну да, так и было. Мистер Гростон очень великодушный. Это так, и он заботится обо мне, потому что его кузина – подруга моей матери, сэр. Он считает своим долгом заботиться о семье, сэр. Он считает меня своей семьей, поэтому и заботится обо мне.

Я улыбнулся парню. Мы все были здесь друзьями.

– Как бы вы описали услугу, о которой вас попросил мистер Гростон?

– Я бы описал ее как великодушную и добрую, – сказал Спайсер.

Здесь публика разразилась смехом, а Спайсер широко улыбнулся, полагая, что он любимец публики, а не клоун.

– Позвольте мне задать вопрос несколько иначе, – сказал я.

Энтси медленно поднялся со своего места.

– Ваша честь, мистер Уивер зря тратит время суда с этим свидетелем. Я прошу вас отпустить его.

Роули обдумывал просьбу Энтси и, насколько мне показалось, был готов ее удовлетворить, но толпа, почувствовав предубеждение, зашипела. Сначала шипение было едва слышным, но вскоре набрало силу, и суд королевской скамьи стал похож на серпентарий. На этот раз не было никаких яблочных огрызков, что, по всей вероятности, взволновало судью. Шипение предвещало бурю. Не желая провоцировать бунт, Роули сказал, что я могу продолжить, но велел поторапливаться, поскольку суду предстояло также рассмотреть и другие дела.

Я начал все сначала.

– Позвольте мне не лукавить, – обратился я к Спайсеру, – чтобы не выводить из терпения судью. Известны ли вам случаи, когда мистер Гростон платил людям за свидетельские показания в суде?

– Конечно. Он ведь маклер по этим, показаниям. Что еще он должен делать?

Я улыбнулся:

– А получили ли вы деньги за то, чтобы сказать, будто видели, как я ударил и убил Уолтера Йейта?

– Да, сэр, – сказал Спайсер, радостно кивая. – Он и раньше платил мне за подобные услуги, но впервые заплатил целых полкроны за то, чтобы я сказал то, что только что сказал.

Зрители громко перешептывались. Перед ними разыгрывалась неожиданная драма. В одно мгновение я полностью разрушил позицию обвинения. Мои дядя с тетей пожали друг другу руки и победоносно закивали. Элиас едва удерживался, чтобы не вскочить со своего места и не поклониться зрителям, поскольку именно его трудами нам удалось получить эти сведения. Женщина с желтыми волосами радостно захлопала в ладоши.

– Таким образом, – я заглянул в глаза каждому судебному заседателю, – вы хотите сказать, мистер Спайсер, что на самом деле не видели, чтобы я причинил вред Уолтеру Йейту, и сказали, что видели это, лишь потому, что вам заплатил за это известный маклер по свидетельским показаниям?

– Ну да, – сказал Спайсер. – Это, как говорят, и ежу понятно.

Я воздел руки к небу, изображая праведный гнев.

– Почему же вы, – спросил я, – получив деньги за то, чтобы сказать, будто видели, что я убил мистера Йейта, теперь признаете, что ничего не видели?

Спайсер задумался.