– Мужик, ты уже надоел, – сказал Иван еще издали. – Эд, он тебе что – родной?

– Вообще-то, – заметил Эдик, – существует мнение, что все люди – братья.

– Ага, – ядовито сказала Таня, тряся пустым пакетом из-под вина. – Твой брательник обнаглел. Опять вина нету.

– Я че? Меня угостили, – объяснил Леха, неприметно откатываясь от скамейки.

– Его милиция обижает, – заступился Эдик, – Леха, не в службу, а в дружбу, сходи за вином для дамы.

Как у бомжа хватило смелости вернуться под многообещающими взглядами супругов, и взять стольник, остается очередной загадкой русской души.

– Я сейчас. – Бомж Леха с прихваченной сотней исчез в мгновение ока.

– Может, совесть проснется? – понадеялась Таня.

– Не знаю, – с сомнением сказал Иван.

Эдик с симпатией оглядел обоих, ему повезло с друзьями. Оптимисты, верят людям. Но еще многого не поняли. Что человек поступает всегда одинаково. Бомж однажды не пришел. Не придет и теперь. Никогда не придет. Эдик не впервые ошибся в человеке, но при чем тут человек? Просто Эдик верит людям. И всегда будет верить. Иначе ничего путного не получить.

– Значит так, ребята, – сказал Эдик, – забудьте вы про Леху и про вино. Это мелочь. Вернитесь из своих зеленых облаков на грешную землю. И вы увидите, что нас имеют по полной программе. А больше всех – нашего деда-кормильца. Тань, тебе старенького не жалко? Всю жизнь, как придурок, собирал свое барахло…для неизвестного хлюста. Не зря я считаю коллекционеров сумасшедшими.

– Нет, ну кто мог?! – завопила Танька.

Она наверняка пыталась припомнить сейчас кого-то из друганов деда, но самое очевидное так и не приходило в ее головенку. Но Эдика не могла обмануть защитная маскировка в виде звания, должности и прочей солидной вывески даже со словом «государственный». Он верил людям. Он верил директору музея. Танька не поверила. Так и сказала. – Не может быть. Да и зачем ему? Если все и так музею завещано?

Эдик в двух словах объяснил дурочке разницу между карманом директора и музейным карманом, государственным и предложил рискнуть, проверить гипотезу. Если отреставрированные в музее оказались подделками, то другие, которые на очереди, должны быть настоящими. Как, проверим? Есть риск, что деду взбредет в голову отдать в реставрацию именно эту вещь.

– Рискнем. – Танька решительно тряхнула рыжими волосами. – Плевать на деда. Он точно – сумасшедший. Аж плакать хочется.

– Ну, и нечего тогда, – сказал Иван, – стащим Рублева, а? Денег все нету, Эд.

– Не дай Бог… и Рублев поддельный, – сказал Эдик.

Чего?! – возмутилась Танька. – Ты деда за лоха не держи! Он специалист! Он…он…он вообще хороший, просто старенький, и обманывает его сволочь всякая. Это все Российский музей. Какое право имеет моего деда обманывать?!

– У нас прав больше, – поддакнул Иван.

– Вот именно, – согласился Эдик.

На этот раз Эдик не стал раскошеливаться на качество. Подделку, оставленную в коллекции Анатолия Ивановича вместо «Жития св. Ионы», редчайшего сюжета, XV век. Двадцать клейм-миниатюр, сусальное золото с рифлением, доска – из лиственницы «двойной ковчег», эту подделку даже старик с его пусть ослабевшим зрением, увидел бы издали и без очков. Такую вещь за неделю не подделать, одну только голую доску – наищешься…, а работа? а сусалки? миниатюры? А… а! пройдет! Танька запихала подделку в самый дальний угол, чтоб случайно не наткнулся, и спустя два дня супружеская парочка нетерпеливо копытила асфальт возле метро в ожидании Эда, после звонка о хороших новостях. Таньке надоело жевать дедовскую пенсионную колбасу, хотелось сервелата. Иван вообще размечтался бросить работу «бобиком»…, если повезет, конечно, с суммой. В этот раз их оптимизм полностью оправдался. По одной невозмутимой Эдькиной роже еще издали поняли, что икона прошла, и за настоящие бабки. Танька подпрыгнула и завизжала. Пыталась свалить Эдика, кинувшись на шею, но Иван поймал вовремя, в полете.

– В сквер, скверные ребята, пойдем… – Эдик не сумел удержать искренней улыбки. Да, надо верить людям. Нортон отвалил без торгов пятьдесят тысяч долларов. Это зацепило и Эдика, который собирался вырвать тридцать. Не меньше, и по-Божески, потому что в этот раз все его чутье так и вопило о настоящем раритете. Нортон изучал ее с час, наверное, но потом без торгов – полтинник. Хотя прошлая, Параскева-Пятница, опять оказалась подделкой. Что делать, никакой девственнице не уцелеть, оказавшись в цепких лапах директора Российского музея. Этот тип занимал все больше места в голове Эда. Наезд на супостата представлялся неизбежным. Но пока не хотелось думать о неприятном.

– Эд!!! – завыли оба, едва Эдик достал из кармана первую пачку долларов. – Ну, Эдик!!!

Этот упреждающий залп по экономическим соображениям, еще не высказанным и неизбежным, заставил Эдика немного отступить от них.

– Ладно, делим по пять тысяч на нос, а остальное…

– По десять! – Таня пыталась схватить его за горло.

– По десять, – поддержал жену Иван. Мне машина нужна. Хватит на общак и двадцатки.

Спорить бесполезно, Эдик сдался, выдал на руки по десять тысяч. Потом – еще по пять, из-за всяких соображений. Иван обещал объяснить деду неожиданную прибавку к зарплате огромной премией, которую получил за спасение босса от бандитской пули, Эдик решил, что пора покупать мебель, И машину.

К скверику подходили с пакетами вина и фруктов.

– А где наш бомжик? – у Тани добрая душа, все обиды забыла.

– Идем прогуляемся, Тань. На радостях, – предложил Иван.

– Обсудить кое-что надо. Подождите маньячить. Неужели не надоело? – сказал Эд.

– Нет, – хором отозвались маньяки.

– Ну и маньяки. Вы что не врубились, что означают эти пятьдесят тысяч?

– Поняли, поняли. – Танька уселась на колени мужа, завернув юбку до отказа.

– Фигу вы поняли, – сказал Эдик, спихивая ее обратно на скамейку. Иван тоже пытался, но сил не хватало. Вдвоем справились. – Сядь спокойно, мелочь рыжая. И слушай.

– Я слушаю. – Рыжая погладила сумочку, где успокоились 15 тысяч долларов. Ее глаза сверкали.

– Теперь можно считать доказанным, что Российский музей залез к нам в карман… Танька, да перестань ты тискать Ивана! Я серьезно. Сами видите. Какие бабки можно сделать на коллекции. Они не отстанут, музейщики. Им понравилось, крысам, в нашем кармане. За того, первого «Георгия» уж они взяли даже не тысячу долларов. У них есть возможность пустить ее через хороший зарубежный аукцион, а это значит, не меньше десяти тысяч. Мы неизбежно с ними столкнемся. Поэтому я предлагаю наехать на директора Российского музея, пока у нас есть определенные преимущества.

– Ты с ума сошел! – взвизгнула Таня.

– Тебе, конечно, видней, – неуверенно сказал Иван. – Но директор Российского музея – это фигура. Он с мэром московским за руку здоровается.

– Бабки тоже фигуристые, – обозлился Эдик. – За Иону мы получили пятьдесят кусков. И вырвали у него из зубов, считай, что триста тонн баксов. А то и все полмиллиона. Вот тут какие бабки, если умеючи, при его возможностях. Если он натолкнется на нашу подделку – а рано или поздно так и случится – он быстро сообразит что к чему – и сдаст нас. Подставит. Под деда, а то и под ментов. Надо наезжать, пока не поздно. Если он жулик-одиночка, он половину еще и вернет, скандала испугается. Если поод «крышей», то фигу чего вернет, но зато в дальнейшем примемся доить старого хрыча вместе.

– Думаешь, он признается? – с сомнением сказал Иван. – Ему есть на кого свалить. Скажет, что реставратор иконы подменил. Или еще кто.

– А так и есть, – сказала Таня. – Ты нас всех продашь, Эдик, и все провалишь. Не вздумай наезжать, я – против.

– Все равно надо наезжать, – стоял на своем Эдик. – Даже если директор не при делах, он тут же согласится делить бабки Набьем морду реставратору, и будем работать вместе. Надо верить людям.