Всеслав поднял на посла пьяный рассеянный взгляд, несколько секунд помолчал, словно бы не понимая, о чем тот говорит, а затем громко проговорил заплетающимся языком:

– Идите, посвященный Болот, идите отдыхайте. Вас проводят до ваших покоев!

Болот склонился в поклоне и вдруг услышал совершенно трезвый шепот:

– Но помни, Болот, о том, что ты брякнул за моим столом! У меня два свидетеля!

Медведь вздрогнул, вскинул голову и увидел расплывшееся в пьяной улыбке лицо Всеслава с совершенно трезвыми, чуть прищуренными глазами!

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, понимая, что, пожалуй, в последний раз видят друг друга так близко – глаза в глаза, а затем Болот еще раз поклонился и, отведя взгляд в сторону, вышел из-за стола.

После того как посольство покинуло зал, князь с княгиней ушли в свои покои, оставив человек тридцать отъявленных гуляк за столами.

Поздним утром следующего дня, после легкого завтрака, посольство стаи восточных медведей покинуло княжеский замок, увозя с собой богатые дары и договор, расплатиться по которому медведям предстояло в течение последующего месяца!

В замке Всеслава жизнь снова вошла в обычную колею.

Вотша также вернулся к своим обычным занятиям, но Скал, внимательно наблюдавший за своим подопечным, быстро понял, что извержонок очень сильно изменился. Мальчишка потерял свою непосредственность, открытость, взгляд его серых глаз стал внимателен и... строг, часто дружинник находил его сидящим на южной стене между зубцами и отрешенно глядящим в желто-голубой простор, открывающийся до самого горизонта. Да и в ратницкой, за трапезой или перед сном Вотша мог вдруг замереть в странной неподвижной задумчивости, словно увидев внутренним взором нечто необыкновенно важное, но... не совсем понятное! По-другому он стал относиться и к окружающим его людям... Со всеми многоликими он теперь разговаривал, только если те к нему обращались, и держался при этом очень ровно, нарочито почтительно, опустив глаза и стараясь не делать лишних движений. Исключение составляли, пожалуй, только трое – сам Скал, его друг Чермень и Старый. Когда же Вотше приходилось общаться с извергами и особенно извергинями, в его голосе, в его больших внимательных глазах можно было поймать некое сострадание, некую внутреннюю боль!

И еще Скал заметил, что Вотша старается не выходить за пределы замковых стен – исключение он делал только для занятий с оружием, правда, эти занятия он затягивал, как только мог.

Однажды вечером дружинник отыскал своего воспитанника на его любимом месте – между зубцов южной стены и, усевшись рядом с мальчиком, негромко спросил:

– Как тебе живется, Вотша?

Мальчик удивленно взглянул на своего воспитателя, затем снова уставился в открывающееся перед ним пространство и, помолчав с минуту, ответил:

– Мне хорошо живется, дядя Скал... Только я не пойму... почему?

– Не поймешь почему? – удивленно переспросил Скал. – Да потому, что ты приглянулся... Ратмиру! Ведь это он заставил Всеслава взять тебя в замок!

И снова Вотша бросил не по-взрослому серьезный взгляд на своего наставника.

– Я знаю, что меня оставил в замке господин Ратмир... Но почему он это сделал... И как ему удалось уговорить князя... Князь Всеслав...

Тут Вотша неожиданно замолчал, сообразив, что его слова недопустимо смелы – не подобает какому-то извержонку обсуждать достоинства и недостатки вожака стаи восточных волков. Однако Скалу хотелось понять, что творится в душе его воспитанника, а потому он осторожно и в то же время доброжелательно переспросил:

– Что князь Всеслав?

Последовал еще один быстрый взгляд широко распахнутых серых глаз, а затем Вотша медленно произнес:

– Дядя Скал, вы же лучше меня знаете князя и его брата... Скажите сами, станет дважды посвященный волхв заниматься каким-то там... «вонючим извержонком» без серьезных на то оснований и насколько серьезны должны быть эти основания для того, чтобы князь Всеслав оставил... «вонючего извержонка» в своем замке и начал его... учить? Ведь я князю сначала не понравился.

«А ведь мальчишка прав, – мысленно согласился с Вотшей Скал, – он не понравился вожаку... Только после того как Ратмир занялся извержонком... И что он делал с Вотшей в своих покоях? Мальчонку-то вынесли от него без сознания! Что волхв узнал о нем?»

– И еще, дядя Скал, – неожиданно проговорил Вотша. – Почему медведи меня увезли? Ведь тогда, ночью, у табуна, они всех перебили... Я сам видел, как они убивали конюхов и ребят, а меня увезли... Они ведь приехали именно за мной, я слышал – Изворот спросил у Медведя «...который из них?..», и Медведь указал на меня! Так что во мне такого?! Почему я... нужен?

Дружинник понял, что у него нет ответов на эти вопросы воспитанника, потому, помолчав в раздумье несколько минут, он произнес:

– Знаешь что, Вотушка, не забивай ты себе этим делом голову. Придет время, и князь со своим братом, волхвом, возможно, расскажут, что в тебе такого, зачем ты понадобился им. Самому тебе все равно в этом деле не разобраться!.. Ну, а то, что князь приказал тебя учить – очень хорошо! Значит, ты ему нужен не на час, не на день... На всю твою жизнь!

– На всю жизнь... – эхом повторил Вотша, и в его голосе почему-то прозвучала тоска.

Скал поднялся на ноги и тронул Вотшу за плечо:

– Пошли, малыш, скоро ужин!..

Вотша медленно встал, и тут Скал вдруг увидел, что мальчишка совсем уже и не малыш – его белая голова была много выше его пояса!

«А парню-то уже, поди, лет девять! – подумал Скал. – Неудивительно, что он думает о... серьезных вещах!»

Недели через две Вогнар, войдя в комнату, где занимался Вотша, увидел, что его ученик, вместо того чтобы разбираться с полученным накануне заданием, стоит у небольшого окошка и задумчиво смотрит во двор.

– Почему не занимаемся? – строго спросил книжник.

Однако Вотша не смутился, он повернулся и спокойно проговорил:

– Учитель, можно спросить?..

– Спрашивай! – дал разрешение Вогнар.

– Учитель, когда ты только начал со мной заниматься, ты сказал, что будешь учить меня только явному письму и явному чтению... Значит, есть письмо... тайное?

Вогнар посмотрел на Вотшу долгим удивленным взглядом, покачал головой и негромко проговорил:

– Садись-ка на свое место...

И, когда ученик уселся за стол, продолжил:

– Действительно, кроме явного письма, есть другое... Называется оно... сокровенное. Но владеют этим... сокровенным письмом и... сокровенной речью только волхвы. Причем только волхвы, прошедшие второе посвящение.

– Значит, учитель, ты сокровенное письмо тоже не знаешь?

Услышав этот простой вопрос, Вогнар вдруг смертельно побледнел и впился вспыхнувшими глазами в серые глаза своего ученика... Но эти огромные серые глаза были такими спокойными, а чистое лицо выглядело настолько невозмутимым, что заподозрить в вопросе какой-то подвох было совершенно невозможно, так что Вогнар, выдержав небольшую паузу ответил, стараясь выглядеть совершенно спокойным:

– Да... Я не владею сокровенным письмом и сокровенной речью, хотя и слышал о них от... своего учителя!

Вотша кивнул, но по его глазам Вогнар понял, что мальчик о чем-то задумался. Однако урок прошел без вопросов, извержонок был, как всегда, любопытен и быстро схватывал то новое, о чем говорил учитель. Только в самом конце занятий, когда Вогнар уже изложил задание для самостоятельной работы ученика, тот неожиданно спросил:

– Учитель, ты не можешь разрешить мне пользоваться книгами?

Книжник снова удивился, но вида не подал. Секунду подумав, он ответил на вопрос вопросом:

– А какие именно книги тебя интересуют?!

Вогнар понимал, что Вотша не знает состав княжеской книжни, и потому надеялся, что он не сможет ответить на этот вопрос определенно, а значит, можно будет обоснованно ему отказать. Однако мальчишка явно обдумал и свою просьбу, и ее возможное обоснование.