Маркус покивал головой и потянулся за кувшином с молоком.
– Почему-то мне кажется, – сказал он, делая глоток, – что на этот раз малой кровью не обойдется.
Он вспомнил о Лиле. Если она где-то здесь, то Мурох наверняка знает похитителей. Не может быть, чтобы кто-то совершал преступления за спиной этого каторжника – он бы не потерпел подобного в Кешри, который считал своим. Юноша задумался, прикидывая, как можно разузнать о девушке. Кир рассчитывал на помощь Нагира, но тогда он не знал, что его друг работает на Муроха. Впрочем, кто знает, может быть, это даже на руку. Если Киру удастся перетянуть Нагира на свою сторону, тот наверняка сможет разузнать, где скрываются кочевники. «Если, конечно, они действительно те, за кого мы их приняли», – подумал Маркус. Уж больно странным показалось ему то, что сыны пустыни так далеко забрались – в Кешри. Кроме того, наемниками настоящие кочевники становились редко, предпочитая грабить, а не работать, пусть даже привычными для себя тулварами.
– О чем ты задумался? – поинтересовалась Эйли, подходя и садясь рядом.
Маркус хотел было рассказать о Лиле, но почему-то передумал и ответил:
– О том, есть ли у простого бедного парня шанс понравиться такой красавице, как ты.
Девушка смущенно заулыбалась и покраснела, опустив глаза.
– Перестань, – сказала она.
– Я не властен над своим сердцем. – Маркус обвел комнату глазами и остановил взгляд на старой цифале, стоявшей в углу. – Она играет? – спросил он, указывая на инструмент.
Девушка кивнула.
– Только давно уже никто не прикасался к ее струнам. Раньше она принадлежала моему брату, но потом… Он ушел искать счастья в других землях. – Она вздохнула. – Хочешь посмотреть?
Маркус кивнул. Эйли встала и принесла ему цифалу. Юноша потрогал пальцами струны, настроил инструмент и взял несколько аккордов. Удивительно, но звук оказался плотным и чистым.
– Ты умеешь играть? – спросила Эйли, садясь напротив и сложив перед собой руки.
– Немного.
– Знаешь какие-нибудь песни?
– Только те, что поют в Балании.
– Сыграй.
– О чем?
– О чем хочешь.
– Хорошо. – Маркус кивнул.
Он начал играть, а затем тихо запел одну из древних баллад своей родины:
Вы были с нами. Миг – и вы ушли.
Смерть беспощадна к племени людскому.
Мы по дороге рядом с вами шли,
Но все отныне будет по-другому.
Пуста дорога. Звезды в небесах.
Незримой силой мир наш управляем.
В тумане слез, дрожащих на глазах,
О безответном вновь мы вопрошаем…
Задует ветер огонек свечи:
Так суждено огню – мгновенно таять.
Давайте же немного помолчим:
Как пламя, не растает наша память.
Маркус замолчал и вдруг заметил, что по лицу Эйли текут слезы.
– Что с тобой? – спросил он, испугавшись. – Это всего лишь песня.
– Не обращай внимания. – Девушка встала. – Я просто вспомнила брата. Кто знает, где он теперь, да и жив ли? – Она отошла к окну. – Поиграй еще. Только что-нибудь повеселее.
– Хорошо. – Маркус кивнул, радуясь, что Эйли нашла выход. – Сейчас. Песенка про глупца и купца.
Он ударил по струнам и запел:
Жил глупец, каких немало…
Улицы Кешри были пусты. Кир смотрел по сторонам, удивляясь, как изменился этот большой шумный город. Когда Киру было пятнадцать, Кешри принял юного воина ярмаркой, танцами и музыкой. Юноша, три года прослуживший в Вольном отряде Кизара в Эстимале, впервые оказался на таком шумном и веселом торжестве. В Пеленаре, где Кир родился и жил до двенадцати лет, праздники были скромными, хотя и там не приходилось скучать, но в Кешри даже угрюмый пятнадцатилетний паренек с удовольствием плясал под звуки флейт и гармоник, поэтому Киру вдвойне неприятно было видеть пустынный, безмолвный город. Мурох сделал его жителей мрачными, нелюдимыми и напуганными.
Квартал Луны находился в одном из самых богатых районов Кешри. В праздники он украшался особенно ярко и красочно, но теперь почти ничем не отличался от всех остальных. Улицы были пусты, двери домов заперты на замки изнутри, ставни окон плотно притворены. Кир смотрел по сторонам, прислушиваясь ко всем шорохам: после сцены в трактире Мурох обязательно зашлет к нему убийц.
Кир поднялся на крыльцо дома градоначальника и подергал за шнурок, висевший у двери. Через пару мгновений раздались негромкие шаги, и дверь отворилась. На пороге стоял невысокий пожилой мужчина в одежде слуги. Увидев перед собой высокого вооруженного мужчину, он побледнел, но справился с собой и будничным тоном произнес:
– Мой господин ждет вас.
Догадавшись, что его принимают за сборщика дани, Кир внутренне ухмыльнулся и последовал за мажордомом.
Дом градоначальника – а Киру уже приходилось бывать здесь девять лет назад – был далеко не так хорош, как раньше. Обстановка уже не блистала богатой отделкой, на стенах значительно поуменьшилось ковров и золотых канделябров, прислуга была одета в форму из обычной ткани, а не из делайского бархата, как прежде. Кир понял, что и градоначальник уже успел позабыть, что такое мирная, спокойная жизнь: Мурох и с него брал неизмеримую дань.
– Пожалуйста, подождите здесь, – попросил слуга и скрылся за шторой из толстой ткани.
Кир с удивлением понял, что это – плюш.
Вскоре из-за шторы вышел градоначальник. Он здорово поседел и осунулся, под его глазами залегли темные круги, а веки набрякли, словно он совсем не спал по ночам. В руках бывший правитель города Кешри держал шкатулку.
– Прошу тебя, передай Муроху, – по-собачьи заглядывая в глаза пришельцу, попросил он, – что это все, что у меня осталось… Здесь двести полумесяцев… Знаю, что это меньше половины, но больше у меня нет.
Кир нахмурился, приблизился к нему и выбил из его по-старчески дрожавших рук шкатулку.
– До чего ты докатился, Митхун? – процедил он сквозь зубы. – Заискиваешь перед любым вооруженным человеком…
– Кир?! – не веря своим глазам, прошептал градоначальник. – Это ты?.. Ты вернулся?
– Что с тобой произошло? Как мог ты, такой гордый, независимый, стать половой тряпкой?
Губы Митхуна задрожали. Он быстро подошел к столику, на котором стоял стеклянный кувшин с вином и два кубка, поставил шкатулку и, разлив вино, протянул один кубок Киру, а второй, вздохнув, одним махом осушил и поставил обратно на стол.
– Тебе не понять… Он сломил меня… – прошептал он. – На его стороне была сила, да такая, что даже стража не могла справиться… Он пришел в город восемь лет назад, а с ним были сорок таких же, как он, преступников, убийц, грабителей, бывших наемников. Они убили стражников, охранявших ворота, зарезали пятнадцать человек на рынке и пришли ко мне с их головами в руках… Мурох сказал, что если ему не будут платить по полсотни золотых солнц каждый месяц, он будет убивать не только тех, кто не платит, но и их жен, детей, родителей. Что я мог? За эти восемь лет погибло почти четыре сотни ни в чем не повинных людей! Они просто не смогли найти за месяц такие деньги. Он раздавил нас, заставил захлебнуться своей же кровью!
– Ты мог отправить послание принцессе, – проговорил Кир, пытаясь проглотить комок, вставший в горле.
Митхун горько усмехнулся.
– Его люди никого не выпускали из города… За восемь лет мы не видели даже леса! Только этот город и людей Муроха. Те, кто пытался убежать отсюда, умерли страшной, мучительной смертью… Мурох впускал в город всех, но вот выйти отсюда никому еще не удавалось и вряд ли теперь удастся. Он превратил Кешри в темницу, из которой одна дорога – смерть.
На скулах Кира заходили желваки, а в глазах вспыхнул недобрый огонь. Он стиснул плечо градоначальника и срывающимся от злости голосом спросил: