Осторожно выжав на себя рычаг, он опустил на грунт спиральный нож, который с визгом начал срезать тонкие зеленовато-бурые пласты. Потом включил пневматику, и подхваченные вихрем частицы грунта понеслись от скважины прочь. Нож вращался на максимальной скорости и через десять минут достиг метровой глубины. Вокруг танка уже образовался ровненький вывал. Валька сгорал от нетерпения. Он готов был руками помогать вращению вала.

Нож прошел уже два с половиной метра. Валька слегка уменьшил скорость и величину подачи. Пронзительный вой стал чуть-чуть ниже и глуше. Когда режущая кромка достигла трехметровой глубины, Валька включил автомат и перевел ограничитель вправо до отметки 313. Через две минуты нож остановился, и наступила относительная тишина. Он выключил пневматику. Стало совсем тихо. Подождав, пока уляжется пыль, он вылез из люка, перешагнул через вывал и остановился у самого обрыва. Образовавшийся котлован походил на десятиметровую пиалу. Гладкие стены скупо поблескивали слюдяными включениями. И тут только Валька сообразил, что, вырыв котлован, потерял место, где находилась проклятая скважина. Он возвратился к танку и достал маленькую лопатку. Привязав к скобе нитроновый канат, легко спустился в котлован.

Копнув несколько раз вокруг центра котлована, он наткнулся на загадочный предмет. С ожесточением стал копать вокруг. Вырыв кольцевую ямку полуметровой глубины, начал сужать круг, пока наконец не образовалась вертикальная колонка. Потом попытался подкопать колонку снизу; это ему удалось.

Он опешил от удивления, когда обнаружил, что комок грунта величиной с большое яблоко неподвижно висит в воздухе, не касаясь дна ямки. Он попытался взять комок в руки. Это оказалось довольно легко. Но сдвинуть комок в какую-либо сторону, поднять его вверх или опустить вниз не было никакой возможности. Схватил лопатку и изо всех сил обрушил ее на комок. Грунт распался и осыпался вниз. Перед ним темно-кровавым огнем сверкал висящий над землей рубин. Валька достал нож и попытался провести борозду на отполированной до зеркального блеска поверхности рубина.

Когда до загадочного, величиной с куриное яйцо предмета оставалось каких-нибудь полтора миллиметра, нож остановился, и Валька понял, что никакими силами не сможет приблизить его еще. Он вынул из кармана платок и обернул им рубин. Но, когда он завязал концы узлом и потянул их к себе, платок затрещал. Пришлось развязать его.

Красное солнце зашло совсем. Рубин потемнел. В котловане сгустился мрак. Валька зажег фонарь и с удивлением обнаружил, что рубин превратился в… электрическую лампочку. Он горел таким же ярким и ровным светом, как и фонарь. Точно в котловане было два источника света. Валька выключил фонарь, и рубин погас. Вновь зажег свет, и опять в котловане появилась еще одна лампочка.

Валька достал лучевой пистолет и навел его на яйцо. Почему он назвал непонятный предмет яйцом, Валька вряд ли мог бы ответить. Просто ему показалось, что этот светящийся камень похож на яйцо, хотя он скорее был близок к шару. Под лучом маленького лазера алмаз испарился бы за долю секунды. Но светящееся яйцо совершенно не изменилось. Расплавился только лучевой пистолет. Яйцо полностью отразило направленный луч. Валька отбросил накаленный лазер в сторону и задумался.

«Вот это да! Абсолютный отражатель! Эх, если бы его пустить на зеркало для фотонных ракет!» Потом он подумал, что мог стать невольной жертвой глупого эксперимента. «Если бы яйцо не отразило тепловой луч с такой изумительной точностью… С этой штукой нельзя шутить».

Конечно, можно было бы посоветоваться с ребятами, но он решил пока сохранять тайну. Выкарабкавшись из котлована, залез в танк с твердым намерением вернуться сюда завтра утром.

Ночь превратилась в бесконечный кошмар. Валька долго ворочался, ему было жарко и неудобно. Порой он проваливался в кромешную тьму, где вспыхивали оранжевые полосы, плавились голубым и зеленым огнем какие-то кратеры, сияли и кружились огромные, ускользавшие из рук шары.

Едва только первые голубые лучи брызнули из-за дальних кряжей, он был на ногах. Стараясь не разбудить Коханова, сгреб одежду в охапку и на цыпочках выскользнул за дверь. Одевался уже на улице. Влажные ноздреватые листья камнепожирателей еще хранили прохладу ночи. Но утро дрожало в каждой росинке.

Воздух дышал высокогорной чистотой, какой никогда не бывает на Земле.

За десять месяцев работы на Анизателле Валька привык к чудесам. Он уже не замечал ни поразительных световых контрастов, создаваемых двумя солнцами, ни чудесных камнепожирателей, которые создали «земную» атмосферу на этой еще недавно безжизненной планете.

Но в то утро он забыл обо всем на свете. Думал только о чудесном яйце. Сдерживая нетерпение, на самых малых оборотах, чтобы не шуметь, вывел свой танк из гаража. Но сразу же за плантацией включил высшую скорость. Машина, повинуясь составленной программе, помчалась к точке Р8 кордона 277, где находился Валькин участок.

На полном ходу танк въехал в Мариб. Распоров озерную гладь и подняв к небу два голубых фонтана, он поплыл к невидимому в тумане берегу. Машину вел автомат. Вальке оставалось лишь скрежетать зубами от нетерпения. Ему почему-то казалось, что никакого яйца нет, что все это только кошмарный сон. Голова слегка побаливала от бессонницы, и жизнь представлялась в мрачном свете.

«Что, если действительно оно исчезло? — думал он, полулежа в кресле. — Как объяснить тогда поломку лазера? Ведь никто не поверит… Да к тому же и работа подвигается плохо. Значит, будет нагоняй или, еще хуже, отправят на Землю… Зачем я им здесь такой нужен?»

Роняя на песок капли мутной от глины воды, танк вскарабкался на террасу, лихо развернулся на одной гусенице и помчался по дороге, прямой и широкой, как Невский проспект. В оба иллюминатора можно было видеть темно-синие листья камнепожирателей. Точно стена, они ограждали розовые плантации и рощи авокадо. Пролетев через овраг, танк спугнул хорошенькую белую кошку, которая, задрав вверх заднюю лапу, вылизывала пушистый хвост.

Кошки на Анизателле были травоядными и жрали авокадо. Когда древний инстинкт брал свое, они осаждали столовую и, жалобно мяукая, выпрашивали мясные консервы.

Валька не обратил на кошку никакого внимания. А ведь еще вчера он обязательно остановил бы машину, поймал зверька и начал бы докучать ему стандартными ласками — щекотать горлышко и чесать за ушами.

Танк остановился у самого края котлована. Еще не замолк шум двигателя, а Валька уже спускался на дно.

Нет, яйцо не исчезло за ночь!

В котловане построили небольшую, но прекрасно оснащенную современным оборудованием лабораторию. Квантовый генератор связи был уже готов для отправки на Землю текста научного сообщения Валентина Лаврова, скромно озаглавленного «Некоторые оптические особенности тела с абсолютной отражательной способностью». Валька готовил еще одну статью — «К вопросу об ударе о реальное абсолютно твердое тело». Коханов и Гларская написали работу «Об исчезновении импульса на псевдоповерхности абсолютно неосциллирующего объема».

Но яйцо по-прежнему оставалось лишь абсолютно загадочным. Оно противоречило всем физическим законам сохранения. Оно вообще, если верить теории, не имело права на существование. И вместе с тем оно существовало. Оно висело над лабораторным столом и сверкало разноцветным блеском, в зависимости от освещения.

Научный руководитель лаборатории на Анизателле Грот собирался поставить новое исследование. Оно мыслилось ему приблизительно так: «Термодинамические особенности теплообмена с абсолютным излучателем». Хотя порой ему казалось, что будущую работу следовало бы озаглавить так: «К вопросу несохранения второго закона термодинамики. Сообщение первое. Энтропийный парадокс».

Охотничий азарт охватил весь небольшой и довольно дружный коллектив Анизателлы. Здесь меньше всего было тщеславия или других столь же низменных побудительных причин. Просто люди, в основном молодые, усвоившие в институте, что природа изучена уже в такой степени, что неожиданности вряд ли возможны, вдруг лицом к лицу столкнулись с такой неожиданностью. Сначала они растерялись. Кое у кого шевельнулась подсознательная мысль, что лучше бы этого яйца не было вовсе. Раз факт нельзя объяснить, не лучше ли сделать вид, что его вообще нет? Впрочем, если такая мысль и шевельнулась, то ее сейчас же прогнали куда-то в черную нору подсознания. Труднее было расправиться с привычной мыслью, что все главное и фундаментальное давным-давно открыто.