Возможно, существовала еще одна связь. Во время одной из видеозаписей, производившейся в то время, когда Ури находился в Станфорде, произошел похожий эпизод, когда в воздухе вокруг возникли часы и упали перед камерой. Сам я не видел этот кусок в фильме, однако те, кто видел его, утверждают, что часы появляются из кадра в кадр.

Просматривая свои записи, я обнаружил, что за три дня до этого случая беседовал об этом феномене с Байроном Джанисом, который был свидетелем многих таких происшествий с тех пор, как встретился с Ури в 1972 году.

«Они появляются тремя путями, — рассказывал он мне. — Иногда они влетали в комнату так, как будто их кто-то бросал, или могли появиться в комнате совершенно бесшумно, или могли просто свалиться тебе на голову». И он привел мне несколько случаев всех трех категорий, свидетелями которых он был.

«Ничего подобного я не видел», — сказал я, имея в виду третью категорию случаев. Случаи первой и второй категории я наблюдал во время изучения явлений полтергейста. «Надеюсь, однажды это произойдет», — добавил я.

18 января 1986 года я стоял на коленях, склонившись над картами, которыми пользовался, расследуя дело об исчезновении Бронфмана. Карта Нью-Йорка напомнила мне одно из его ранних дел.

Я указал пальцем на район Йонкерс. «Здесь жил сын Сэма», — сказал я. Как только я произнес слово «Сэм», за моей спиной послышался громкий звук. Ури сидел на велоэргометре передо мной. Никто из нас не заметил, что что-нибудь сдвинулось с места. Но в столовой мы обнаружили, что на обратной стороне зеркальца для бритья, стоявшего там, полосы на пластинке, а само зеркало в одном месте треснуло. Это было как раз то зеркальце, которое появилось перед моими глазами в июле.

Мы пошли в ванную, чтобы посмотреть, не исчезло ли оттуда еще что-нибудь с полки. Вроде бы все было в порядке. Я последним выходил из ванной и закрыл за собой дверь. Ури пошел обратно в гостиную, я шел за ним. Когда я захлопнул дверь в коридор, под моими ногами неожиданно раздался сильный удар. Большая пластиковая бутыль с жидким мылом лежала на полу напротив ванной, рядом с картонной коробкой. Коробка была здесь, когда я выходил из ванной. Бутыли не было. Если бы она стояла здесь, я бы наткнулся на нее.

В том же месяце произошел случай, который еще более тесно был связан с произнесенными словами и с тем, что за этим последовало. Мы сидели на кухне, и я рассказывал о случаях загадочных перемещений предметов в пространстве, которые наблюдал Моррис Гроссе. Я помнил, что, когда в прошлый раз я рассказывал об этом, на столе появилось уведомление о страховке, и мне любопытно было знать, что же произойдет на сей раз. В этот раз раздался звук, который заставил меня заглянуть под стол, где я обнаружил зубную щетку, которая непонятно как туда попала. Она была еще влажной, и позднее израильская девушка, которая приехала в гости из Израиля, убеждала, что это ее щетка и что последний раз она видела ее в ванной и пользовалась ею утром. Она давно знала Ури и поэтому ничему не удивилась.

И снова 15 февраля 1986 года я заметил, что то, что я пишу, производит такой же эффект, как и то, что я говорю. Я показал Ури то, что, как я надеялся, было заключительным вариантом этой главы, и попросил его прокомментировать текст. Он ограничился словом «о'кей» и, вернув рукопись, отправился в спальню, оставив меня в гостиной с Шипи, который звонил по телефону.

Пока длился телефонный разговор, а Ури находился в спальне, раздался знакомый звук. Я сразу узнал его и увидел два маленьких золотых предмета, которые были похожи на небольшие шарики. Пока я искал их на полу, позади меня раздался сильный звук, и еще один шарик показался на ковре примерно на расстоянии фута от того места, где я находился. В этот же момент в комнату вошел Ури и сказал, что только что мимо него «что-то» пролетело. Что именно, ни он ни я найти не смогли.

Я показал ему три шарика (вскоре я нашел на полу и четвертый). «Откуда они могли взяться?» — спросил я.

Секунду он рассматривал их. «Они являются частью устройства Меира, — ответил он. — Последний раз я видел их на фабрике в Израиле».

Он немедленно позвонил Меиру и попросил его открыть сейф, где хранились шарики, и пересчитать их. Их должно было быть 100. Вскоре перезвонил Меир и сообщил, что шесть шариков отсутствовали. Даже спустя несколько месяцев мы так и не смогли обнаружить еще два.

Так или иначе, я убедился в том, в чем до меня убедились многие: необъяснимые вещи происходят в присутствии Ури Геллера.

Кто же он, Ури Геллер? Шарлатан, хитрый фокусник, который так одурачил тысячи людей в мире, что они считают его величайшим телепатом всех времен? Или же он действительно величайший телепат всех времен, несмотря на все обвинения в свой адрес и домыслы? Безусловно, он должен быть кем-то одним из двух, но вот как нам определить кем?

Для некоторых это не представляет никакой сложности. Нет никакой «психической энергии», говорят они, следовательно, любой, кто заявляет о том, что пользуется ею, является обманщиком. Любое действие на расстоянии или обмен информацией с помощью неизвестных нам органов чувств невозможны. Конечно, у людей есть интуиция и предчувствие, однако нет никакой необходимости употреблять для их описания слова «телепатия» и «ясновидение». Что касается телекинеза, то мы достаточно осведомлены о мозге человека, чтобы утверждать, что любое воздействие мысли на предмет вне тела человека является чепухой. Не существует естественной силы, которая была бы применима в этом случае. Если бы она существовала, мы могли бы ее измерить. Все так называемые психические феномены могут быть отнесены к одному из трех хорошо известных факторов: совпадение, ошибочное наблюдение, обман.

Если вы примите эти взгляды, как это делают многие, тогда Геллер должен быть фокусником. Он начинал с шоу-бизнеса и никогда не бросал его. Сегодня, вместо того чтобы выступать перед большими аудиториями, он выступает перед отдельными людьми, которые лучше осведомлены о том, что он из себя представляет. Он обладает неким великим даром и совершенствовал его в течение 15 лет путем беспрерывных тренировок. Но, говорят фокусники, он один из нас. Мы увидели его насквозь, стоило ему только выйти на сцену. Мы дали ему возможность вступить в наше секретное братство. Он отверг это и начал дурачить людей, но не нас.

Если бы «энергия» Геллера стала объектом судебного разбирательства, примерно так звучали бы доводы обвинения. Протестуя, защита приводила бы в качестве аргументов свидетельства многих известных ученых, которые убеждали в том, что обвиняемый обладает необычными способностями. Разве не демонстрировал он их снова и снова в лабораториях так же убедительно, как на сцене или в телевизионной студии?

Обвинение не приняло бы во внимание ни один из этих доводов. Ведь ученых легче всего обмануть. Они не обучены тому, чтобы иметь дело с профессиональными обманщиками. Что же касается тех одураченных бизнесменов, которые платили Геллеру миллионы на поиски золота, то им бы лучше повесить свои карты на стену и метать в них дротики…

В общем, аргументы приводились бы без устали. В конце концов суд пришел бы в такое замешательство, что не смог бы вынести единодушного решения и все разошлись бы по домам при своем мнении.

Сегодня трудно что-либо доказать даже на суде. Я сам был заседателем и участвовал в разбирательстве двух дел, одно из которых продолжалось несколько дней. В обоих случаях обвиняемый был признан невиновным. В одном случае — я могу с гордостью сказать — это произошло во многом благодаря моим энергичным аргументам и аргументам моего коллеги, которые заключались в том, что все дело было построено на догадках, слухах и свидетельствах, полученных от полиции, которая надеялась на их подтверждение, хотя каким-то образом умудрилась «потерять» то единственное доказательство, которое объяснило бы все дело.