«Смотри, — сказал Ури, — вот то, что я делаю».

Он взял кофейную ложечку, которую я предусмотрительно принес с собой, зажал ее между большим и указательным пальцами правой руки и начал слегка поглаживать рукоятку указательным пальцем левой руки.

Я смотрел с таким вниманием, с каким, наверное, никогда в жизни ни на что не смотрел. Десять с лишним лет я ждал встречи с этим противоречивым человеком, о котором так много спорили, из-за которого, казалось, весь мир разделился на два непримиримо враждующих лагеря: один из них называет его величайшим в истории демонстратором паранормальной или психической энергии, а другой пытается доказать, что он всего лишь необычайно искусный шарлатан.

Надо сказать, что это была моя собственная ложка. Я получил ее и еще одну такую же в подарок от голландской кофейной компании несколько недель назад и теперь не спускал с нее глаз в течение трех или четырех минут с момента, когда вручил ее Геллеру, и до тех пор, пока он не вернул ее мне.

«Ты захватил фотоаппарат?» — спросил он, потерев еще немного ложку указательным пальцем левой руки.

Ага, сказал я про себя. Он отвлекает меня. Пока я буду рыться в сумке, искать фотоаппарат, взводить затвор, он совершит быстрые пассы и элементарно согнет ложку при помощи мускулов, без всякой психической энергии.

Этого шанса я ему не дал. Мои глаза неотрывно следили за ложкой, когда я наклонился, чтобы взять камеру. Полуавтоматический фотоаппарат «Олимпус» не требовалось наводить, и с такого маленького расстояния я мог снимать, не глядя в видоискатель.

Меня предупреждали, что Ури не сидит долго на одном месте, что он любит быстро вышагивать по комнате туда-сюда и этим отвлекает внимание людей. Однако он продолжал сидеть на своем велотренажере.

«Мне необходимы физические нагрузки каждый день, иначе я утрачу свою энергию», — объяснил он и в течение примерно десяти минут энергично крутил педали, прежде чем продемонстрировал мне эту энергию.

«Она уже гнется!» — воскликнул он, после того как я сделал второй снимок. Я ничего не ответил и щелкнул в третий раз.

Тут он закончил крутить педали, взял ложку и поднял ее почти на уровень плеча.

«Теперь она будет сгибаться до тех пор, пока не согнется до У0°», — заверил он меня.

Ложка, вне всякого сомнения, погнулась, но я все же не мог с уверенностью сказать, что он не помог ей в этом при помощи пальцев. Мне и в самом деле не хотелось утверждать, что-нибудь определенное до тех пор, пока не проявлю пленку, не увеличу снимки и не изучу их тщательнейшим образом.

Я на всякий случай щелкнул еще два раза. Ури не сделал ни одного подозрительного движения и не старался как-то внести меня в заблуждение.

В тот же день, просидев пару часов в фотолаборатории, я смог удостовериться, что угол сгиба у ложки заметнее всего увеличился в промежутке между четвертым и пятым снимками, хотя правая рука Ури и пальцы левой руки не изменили своего положения. Кроме того, я заметил, что ложка продолжала сгибаться и в тот момент, когда я делал свой последний снимок.

Все это было поразительно.

Сразу после демонстрации зрительного психокинеза или физических изменений, вызванных мысленным посылом, Ури вызвался продемонстрировать мне еще один вид своей энергии — телепатию. Он попросил нарисовать что-нибудь в блокноте, а затем попытаться мысленно спроектировать ему этот рисунок.

Я держал блокнот параллельно груди и делал движения ручкой, которые не имели никакого отношения к тому, что я на самом деле рисовал. Это, полагал я, помешает ему угадать, что именно я рисовал по движению ручки и по звуку, производимому ею. То, что я в действительности нарисовал после того, как Ури пришел в нетерпение и попросил меня поторопиться, была маленькая головка и корона с тремя точками над ней. Пока я рисовал, он отвернулся от меня и прикрыл глаза руками. Затем повернулся ко мне.

«Теперь посмотри мне в глаза и мысленно передай мне, что ты нарисовал», — сказал он, пронзив меня взглядом своих больших почти абсолютно черных глаз.

Мне не хотелось долго смотреть в эти глаза.

Поэтому, мысленно воспроизводя рисунок королевской головки, я продолжал медленно водить глазами.

«Я не получаю сигнал», — сказал он, и я попробовал еще раз. После этого он нагнулся вперед, взял свою тетрадь и что-то быстро в ней набросал. «Не думаю, что это правильно, — сказал он, — но это все, что я получил».

В подобном эксперименте важно, чтобы вы увидели воспроизведение своего рисунка до того, как другой увидит оригинал. Иначе несколько быстрых штрихов тонким карандашом, укрепленном на подушечке пальца, — это все, что необходимо для того, чтобы откорректировать рисунок. Я с удовлетворением отметил, что он не пользовался таким карандашом. К тому же я первым увидел его рисунок, до того как он увидел мой.

Как он и сказал, рисунок был неверным, или не совсем верным. Однако между двумя рисунками были интересные сходства. Он нарисовал три круга: из одного в разные стороны торчали четыре линии, другой был похож на ухо кошки, наконец, последний изображал голову кошки с ушами, глазами и усами.

Голова кошки поразительно походила на мою человеческую голову и по размеру, и по форме. Ури взял мою ручку и сделал на моем и своем рисунках две отметки, наверху и внизу обеих головок. «Если ты измеришь расстояния с помощью миллиметровой рулетки, убедишься, что они полностью совпадают».

Позже я измерил — действительно, так и было. Снова я был поражен. Если это была ловкость рук, это была высококлассная работа.

«Видишь, — сказал он. — Все, что я делаю, я делаю по-настоящему».

У меня не: было причин с этим не соглашаться. Было ли то, что он продемонстрировал фокусом или психическим воздействием на ложку и на сознание, — это было на самом деле. Ложка погнулась, рисунок был хотя бы частично воспроизведен — и все это без помощи каких-либо видимых методов. Существование его психической энергии казалось мне вполне реальным.

И все же….

Хотя мы тачали переписываться с Ури более десяти лет на зад и у нас были общие знакомые, мы ни разу до этого не встречались. Я пристально следил за его карьерой с начала 70-х годов, с: того момента, когда он стал известен за пределами Израиля, и собрал за эти годы большое досье на него в надежде, что когда-нибудь напишу о нем. В середине этого десятилетия мне стало ясно, что он был либо величайшим телепатом, либо величайшим шарлатаном. Как и многие другие, я не знал, кем же; все-таки в действительности…

Прежде чем мне удалось это выяснить, я утерял с ним всякую связь, и в последующие годы все, что я о нем слышал, было слухами, большинство из которых были нелестными: он утратил свою энергию, его разоблачили, он ударился в бега, он сбежал в Мексику и т. д. В то же время говорили, что ему удастся каким-то образом делать большие деньги.

Когда в начале 1985 года я узнал, что он поселился в Англии, я не без внутреннего содрогания думал о встрече с ним. Единственная вещь, которую я в свое время написал о нем, была не очень-то лестной. И вот однажды в апреле Ури совершенно неожиданно позвонил мне из квартиры, которую он снимал буквально в нескольких минутах ходьбы от моего дома. Я был, мягко выражаясь, удивлен. У моего порога находилась самая противоречивая в мире знаменитость — и приглашала меня в гости.

Я с радостью принял приглашение, хотя в голове мелькнуло подозрение. Интересно, думал я, неужели он так сильно нуждается в рекламе, что приглашает к себе домой писателей? Действительно ли он утратил свою энергию и пытается ли он сейчас ее вернуть?

Из брошюры на столе портье в доме, где он снимал квартиру, я выяснил, что рента за проживание составляла 800 фунтов стерлингов в неделю. Портье позвонил по нужному номеру и, не получив ответа, бросил: «Попробую позвонить в другую квартиру!» Оказывается, Ури Геллер и его семья снимали сразу две квартиры! Его месячная квартплата была такой же, как мои расходы за год, а ведь он жил здесь уже в течение двух или трех месяцев.