Питер резко остановился:

– Фидл?

– Привет, Питер! – услышал он знакомый вибрирующий голос.

– Что случилось?.. Мы ведь только что говорили по телефону!

– Только что? Прошло уже почти двадцать четыре часа!

– Но, черт побери, что ты здесь делаешь?

– Дорогой! – торжественно произнесла она. – Напряги свою память. Неужели забыл? Мне показалось, ты был немного навеселе. Наш разговор закончился тем, что я просила тебя приготовиться – я выезжаю.

Питер распростер руки и заключил ее в объятия.

– Фидл, я не помню этого. Но Боже, как я рад тебя видеть!

В ответ она обняла его за талию. Под плащом она была теплая и сухая, от нее пахло духами, напоминающими аромат цитрусов. Питер нежно отстранил Фидл и взглянул ей в лицо.

– Ты какая-то другая, – смущенно сказал он.

Фидл криво усмехнулась:

– Откуда тебе это знать, Питер? Не припомню, чтобы раньше мы прикасались друг к другу...

– И очень жаль!

Его охватил прилив нежности. Он прекрасно понимал, почему она проделала весь этот путь из Нью-Йорка. Безусловно, это не ради дела, в котором она в принципе не так уж и заинтересована. Она приехала, чтобы быть рядом, когда ему необходима поддержка. Питер попытался вспомнить, когда о нем вообще кто-нибудь заботился, не говоря уже о том, чтобы ради него пересечь океан, но так и не вспомнил. Такого не случалось.

Он повернул Фидл и положил ей руку на плечо.

– Пойдем, госпожа начальница! – улыбнулся он. – Я знаю местечко, где мы сможем прекрасно перекусить.

– Как скажешь...

Казалось бы, чем не идиллия: самый подходящий город, дождливый вечер, двое свободных людей, уединившихся в укромном кафе в конце вымощенной булыжником улочки, окна с кружевными занавесками, горящий камин и запах жареного мяса?

Казалось бы, что еще надо двум нормальным людям, соединенным судьбой, чтобы последовать естественным инстинктам и влюбиться друг в друга?

Именно так и случилось бы, будь это в кино. Но в жизни все иначе. Эту пару нельзя было считать вполне нормальными людьми. У Фидл свои эмоциональные секреты, говорил себе Питер, и Бог свидетель, у него самого – тоже. Их связывала работа. И как ни призывен был взгляд сидящей против него Фидл и как Питер ни скучал по ней – он только теперь начинал понимать это и не хотел нарушать хрупкое равновесие их отношений и идти дальше.

У Питера никогда не возникало сексуальных мыслей в отношении Федалии Налл. Он не представлял себя и ее в иных обстоятельствах, кроме деловых. Их отношения складывались из взаимного уважения, дружеских шуток, приятного ощущения, что они понимают друг друга, и (возможно, потому, что он сознавал, какой большой путь она проделала) с его стороны почти что благоговения.

„Нет, – думал он, – опыт показывает, что возможность поговорить и пошутить с умной женщиной, а тем более благоговейный страх перед ней не могут быть основой для романа».

– Итак, – сказала Фидл, изучая меню, – отдаюсь на волю моего гида. Не буду даже стараться переводить все это. – Она закрыла меню и потянулась к своему бокалу.

Он сделал заказ на двоих, велев для начала принести паштет и чувствуя себя с каждой минутой все лучше и лучше.

– Фидл, не могу тебе передать, как я тронут тем, что ты приехала. Жду не дождусь, когда отправимся смотреть город. Меня просто пугает, что, кроме знакомства с Парижем, у тебя здесь не будет абсолютно никаких хлопот.

– Никаких, если все получится как надо, – отрезала она.

– Что получится?

– То, ради чего я приехала.

– Да? А я-то думал, что ты приехала утешить несчастненького.

Она взглянула на него.

– Ничего подобного, Питер, – она заговорила угрожающим шепотом, – я приехала, чтобы хорошенько врезать тебе.

– Ты это серьезно? – Он заметил, что взгляд ее стал сердитым.

– Я серьезна как никогда. Ты помнишь, что сообщил мне по телефону?

– Нет, – тупо ответил Питер. – Прости. Скорее всего, рассказал тебе о своей стычке с Мартином.

– Да, в живейших подробностях. Моего ответа, полагаю, ты не помнишь...

Питер покачал головой.

– Прекрасно, – самодовольно продолжала Фидл. – Значит, я была права, что приехала сюда.

– Извини, что я спрашиваю. Но что ты мне на это сказала?

– Я сказала, что ты совершил ужасную ошибку. Женщин, подобных мадам Клео, нельзя отталкивать, нельзя оскорблять, нельзя ставить им ультиматумы.

– Фидл, – взмолился Питер. – Я ведь все лето здесь провел. А сколько часов ушло у меня на запись и расшифровку интервью! Не могу сказать, что это было скучно и что я ничего не узнал, но свою собственную жизнь она тщательно спрятала – и я не могу добраться до сути. И эта вспышка была частью продуманного плана. Я понял, что она не даст мне уйти.

– Дерьмо твой план, если у тебя нет пути для отступления.

– Мне и в голову не могло прийти, что...

– Ох, Питер, Питер! – простонала Фидл, покачивая головой.

– Не надо было брать этих денег. – Он не притрагивался к еде, хотя в желудке у него урчало, так как был полон решимости защищаться. – Не надо было становиться игрушкой в руках этой женщины. Все это очень унизительно.

– Питер, это ведь работа. Тяжелая работа, которую выполняет прекрасный писатель за исключительно высокую плату.

– Я верну деньги. – Он ненавидел себя за то, что голос его звучал обиженно.

– Давай-давай! Верни деньги. Но ты же все еще хочешь кое-что смастерить из этой истории – книгу, статью, сценарий и так далее. Я не дам тебе уйти в кусты – у меня такое чувство, что всегда, когда тебя прижимают к стене, ты сдаешься. Ты скулишь и удираешь, поджав хвост, запираешься дома и убеждаешь себя, что виноват кто-то другой. – Она опустошила свою тарелку и одобрительно кивнула официанту, предложившему еще вина. – Ты ешь. – Она указала вилкой на его порцию. – А то я съем.

Питер покорно взял свою вилку и начал есть. Паштет, который, он знал, здесь был лучше, чем где бы то ни было в Париже, сейчас по вкусу напоминал ему опилки.

– Что же мне, по-твоему, делать? – проговорил он с набитым ртом. – Я исчерпан... Наверное, я совершенно не понимаю женщин. О чем вы думаете, как реагируете на разные вещи.

– Хорошо, я открою тебе секрет, Питер. – Она склонилась к нему. – Тебя сбивает с толку, что мы не играем по мужским правилам. Ты думаешь, мы будем вести себя по-мужски? Если бы ты повздорил не с мадам, а с кем-то из мужчин, хотя бы даже с Мартином, любой из них вынужден был бы вступить с тобой в драку. Но она – женщина, долгие годы скрывающая свое прошлое, одни только воспоминания о котором причиняют ей боль. Если из-за тебя боль усилится, то ничего не добьешься. Она лишь замкнется в себе и станет недоступной для тебя.

– Так что же мне делать, премудрый мастер интриги?

– Играй по женским правилам.

– А как по ним играть, черт побери? – Питер был совершенно расстроен.

– Главное правило женской игры состоит в том, что в ней не существует никаких правил. Если тебе чего-нибудь уж очень нужно – добивайся этого. – Подошел официант с двумя тарелками, над которыми поднимался пар. – О, поесть принесли. – Ее лицо просветлело.

Оба ели молча. Питер не знал, что сказать. Какой же он был дурак, когда думал, что, приехав, Фидл его подбодрит. Намерения у нее, видимо, были как раз обратные.

– Обойдемся без десерта, – решительно сказала она. – Плачу я. Garcon, l'addition, s'il vous plait[12].

Фидл нашла в сумочке кредитную карточку и бросила ее на стол.

– Я плохо переношу самолет. Надо бы немного поспать.

Питер взял свой плащ и последовал за ней. Выйдя на улицу, он заговорил:

– Ну и что же? Ты проделала этот длинный путь лишь для того, чтобы отругать меня? Не хочешь посмотреть вечерний Париж? Я мог бы показать тебе город...

Фидл обернулась и сказала, не глядя на него:

– Питер, я никогда не вмешиваюсь в труд автора, никогда. Но после твоего пьяного звонка я поняла, что надо вмешаться.