Девушки учились обращаться с боевым и спортивным оружием. Само собой разумелось, что девушки, поступившие в Веллингтон Клоуз, достаточно хорошо разбирались в косметике и одежде, тем не менее они дожны были пройти обзорный курс о лучших домах моды Парижа.
По вечерам в субботу преподаватели-мужчины исполняли роль партнеров, девушек учили танцевать самбу, мамбо и вальс, – то есть те танцы, которые могли знать клиенты мадам Клео.
Западное крыло дома было поделено на небольшие классные комнаты, где в дневные часы проходили занятия. Здесь ученицы получали необходимые знания по искусству, истории, геополитике и мировой экономике.
Девушкам надлежало ознакомиться с основами правовых знаний, поскольку клиенты нередко чувствовали себя подавленными из-за необходимости вести несколько судебных дел сразу и порой нанимали девушку только ради того, чтобы она выслушивала их жалобы.
Что касается искусства, девушки должны были научиться узнавать Рубенса, Дега или другого знаменитого художника, если увидят картины их кисти в кабинете или в библиотеке клиента; настоящий золотой лист или нарисованный украшает потолок спальни. Им следовало уметь определять, где куплены простыни, на которых они спят, – в обычном универмаге или у Портхолта.
Каждое утро все были обязаны читать лондонскую и нью-йоркскую «Таймс» и, по возможности, просматривать „Файнэншл таймс», поскольку за завтраком под руководством Джона Роберта Конроя, бывшего профессора политологии Оксфордского университета, обсуждались текущие международные события. Профессор Копрой, штатный сотрудник Веллингтон Клоуза, кроме того, был экспертом по винам.
Занятия начинались ровно в девять утра и продолжались до пяти, с перерывом на обед, во время которого девушки знакомились с особенностями кухни различных стран. С пяти до семи у них было время позаниматься самостоятельно и переодеться к ужину и вечерним занятиям.
И так каждый день. Некоторые девушки, не привыкшие к дисциплине, не переносили такой жизни – насильно их никто не задерживал. Другие, в числе которых была и Сью-Би Слайд, чувствовали себя прекрасно.
– Анжела! Скорее! Смотри! – закричала Сью-Би соседке по комнате в Веллингтон Клоузе.
Она стояла коленями на подоконнике в комнате с эркером и глядела через затемненные стекла.
– Что такое? – проворчала Анжела со своей односпальной кровати.
– Снег идет!
– Подумаешь, невидаль... – равнодушно откликнулась Анжела, поправляя подушки, о которые опиралась спиной.
Она полусидя смотрела по видео одну из учебных кассет, набор которых получила каждая из обитательниц Веллингтон Клоуза. Кассета, которую она сейчас поставила, называлась «Программа по запоминанию высокопоставленных лиц».
– До чего же красиво, – сказала Сью-Би. – Видна вся дорога до самого озера. Похоже на картинку из книжки сказок.
– Сью-Би, уймись! Через час мы должны быть внизу, а мне еще надо досмотреть этот идиотский фильм.
– Ну, извини. – Сью-Би спрыгнула с подоконника и направилась к письменному столу.
Анжела и Сью-Би приехали в Веллингтон Клоуз через день после того, как Сью-Би успешно прошла собеседование у мадам Клео.
Анжела видела, с каким восторгом Сью-Би приняла новую жизнь. Сандрина рассказала ей о проблемах с чтением, которые были у ее подруги, но теперь Сью-Би читала запоем. Она даже регулярно и старательно делала записи в своем дневнике. Многие из них она повторяла в длинных письмах Сандрине, которые подписывала не только своим именем, но и за Анжелу. Сандрина в ответ раз или два в неделю звонила им по телефону, всегда из какого-нибудь нового экзотического места, поскольку, исполняя заказы мадам Клео, все время колесила по Европе.
Сью-Би все больше нравилась их жизнь в Веллингтон Клоузе, тогда как Анжела становилась все мрачнее и скучнее. Для нее пребывание здесь было равнозначно тюремному заключению.
Сью-Би наклонила над столом лампу на гибкой ножке.
– Хочешь, я проверю тебя по этой кассете? – предложила она, не поднимая глаз.
Анжела нажала кнопку дистанционного управления и приглушила звук. На экране Ли Яккока беззвучно открывал рот, говоря о чем-то серьезном.
– Пустая трата времени, – отрезала Анжела.
– А чего ты ожидала здесь, Анжела? Анжела повернулась на спину и уставилась в потолок.
– Я надеялась, что, пробравшись внутрь, разгадаю, как эта старая вешалка так здорово организовала бизнес. И тогда я кое-что могла бы использовать, если снова возьмусь за дело.
Анжела закатила глаза и выключила перемотку.
– Ты не против, если я первая приму душ? – спросила она, направляясь в ванную.
Придется замкнуться в себе и считать дни, пока можно будет отсюда уехать. В один прекрасный день, клялась она самой себе, в один прекрасный день я снова буду на вершине. Это просто дело времени.
Сандрина проснулась. Она была одна в зашторенной спальне.
Она пошарила рукой на ночном столике в надежде найти хоть что-нибудь, что подсказало бы ей, где же она находится. Рука наткнулась на спички и смахнула их на ковер. Когда она перегнулась через край кровати, чтобы подобрать их, то ощутила такую боль в макушке, будто голова сейчас взорвется. Она взяла спички и снова откинулась на подушки. Приоткрыв один глаз, взглянула на этикетку. На ней золотыми буквами было написано: «Клэридж». Лондон. Она находится в Лондоне. Может быть.
Зарывшись в подушки, Сандрина пыталась вспомнить, какое сегодня число, какой месяц. Судя по листьям деревьев за окном, должно быть, уже наступила осень. За несколько месяцев работы у Клео она побывала во всех крупнейших городах Европы, а однажды даже летала в Стамбул. Она приезжала в Париж и уезжала чаще, чем ходят поезда. Жизнь ее была непрерывным потоком самолетов, автомобилей, гостиничных вестибюлей, постелей и ресторанов, лиц, рук, стоящих мужских членов (хотя порой и нестоящих, как бы хитроумно она ни манипулировала ими). Мужчины были, как правило, с прекрасными манерами, но иной раз попадались столь грубые и невоспитанные, что она вынуждена была прерывать встречу и по ближайшему телефону звонить мадам Клео. С ней это произошло всего дважды, но правило мадам гласило: заставить ее работать с кем бы то ни было против ее воли не мог никто. Это вытекало из главной, неожиданно демократичной традиции: Клео и Мартин назначали встречи, а девушки могли выбирать. Вскоре Сандрина поняла, что мадам Клео может проявлять незаурядную чуткость при подборе партнеров для послушных. Сандрина была убеждена, что получала так много разнообразных вызовов именно потому, что ни разу не отказалась.
Было нелегко выдерживать ежедневные возлияния и выглядеть при этом «на все сто», да еще, с Божьей помощью, улыбаться. Она улыбалась не переставая, вечно наклоненная вперед, дабы не пропустить ни одного из золотых слов мудрости, от которых неудержимо клонило в сон, ни одной плоской, сальной, глупой шутки. По сравнению с бравшей за горло скучищей, которую порождала эта необходимость внимать, секс был просто праздником. К тому же, успокаивала она себя, занимаясь сексом, легче поддерживать хорошую форму. В постели Сандрина всегда управляла ситуацией. А в театральном кресле, на заднем сиденье машины или на корме яхты она была не более чем декорацией или украшением, которое забывалось и легко отбрасывалось, как случайно приставшая к одежде нитка. Оценивая свое положение, она определила себя как «трах-материал». Были ведь женщины, мечтающие о блестящей карьере в кино, – «киноматериал», были и такие, которые мечтали выгодно выйти замуж, – «материал для замужества». И конечно, «трах-материал». В данный момент она была «трах-материалом», пытающимся перейти на позиции «материала для замужества».
Сандрина была уверена, что если когда-нибудь за столом напротив нее окажется такой мужчина, который ей нужен, она завоюет его. Неважно, женат он или нет. Любого можно разженить. Сандрина открыла для себя истину, что по-настоящему влиятельные и богатые экземпляры всегда бросают жен ради первосортного «материала для замужества».