Но Дженни отошла в сторону и села на пол в уголке между кухонными шкафами. Она похлопала себя по колену, и Гровер послушно подошел к ней. Он лег и положил морду к ней на колени, а Дженни, не поднимая головы, начала его гладить и рассказывать, как все было.

– Я вела себя ужасно с тетей Тесс, – призналась она. – Одним словом, из мастерской я вернулась сюда, в дом, к себе в спальню и стала смотреть альбомы тети Тесс...

Чарли бросила быстрый взгляд сначала на Тесс, потом на Питера.

– И что же было дальше?

– Я услышала, что кто-то ходит внизу. Я думала, это тетя Тесс, и позвала ее, но она не откликнулась. И тогда ко мне в комнату вошел тот большой человек...

– Николас, – подсказал Питер.

Дженни подобрала под себя ноги и почесала Гроверу бок.

– Он сказал мне, папочка, что вы с ним партнеры по бизнесу. Он сказал, что мне надо пойти с ним, потому что с мамой случилось несчастье. – Дженни подняла голову и посмотрела на Тесс. – Простите меня, тетя Тесс, но я забыла запереть входную дверь.

– А как он добрался до Фаберже? – поинтересовался Джо.

Дженни опустила глаза, а Гровер еще теснее прижался к ней.

– Он сам увидел яйцо. Я сказала ему, что мы не должны брать яйцо с собой. А он засмеялся.

Дженни по-детски недоуменно пожала плечами.

«Четырнадцать лет, – подумала Чарли. – Почти взрослое тело, а ум еще маленькой девочки».

– Он сразу догадался, что это такое, – продолжала Дженни и обвела всех взглядом. – Как он мог знать?

– Он был из другой страны, Дженни. Недалеко от России, где делали эти вещи.

– Тогда он знал, что оно ценное.

Питер кивком подтвердил ее догадку.

– Одного я не могу понять: зачем он разбил яйцо, – сказал Питер.

– Алексис объяснила Марине, что они сделали это, чтобы произвести впечатление, – вступила в разговор Тесс. – Представляете, уничтожить вещь Фаберже, чтобы «произвести впечатление»?

Джо поднял руку, требуя внимания.

– Я думаю, все дело в том, что Фаберже трудно сбыть на черном рынке. Николас не имел никакого отношения к искусству, а Алексис слишком заметная фигура. Так что для них яйцо не представляло никакой ценности. Они руководствовались другими соображениями.

– Мама, а та леди, которая меня нашла? – спросила Дженни. – Она училась с тобой в колледже? Она есть у тебя на фотографии.

– Да, милая.

Чарли, волнуясь, кусала губы.

– А куда же она исчезла?

Все в комнате молчали. Наконец заговорила Тесс.

– Марина должна была вернуться к себе в Новокию. Но она пришла ко мне в больницу проститься перед отъездом.

– Она приходила к тебе? – удивилась Чарли.

Тесс кивнула.

– Марина предложила мне работу. Я буду дизайнером флаконов для первого выпуска духов их фабрики. Так что, если я понадоблюсь Блекбернской галерее, им придется немного подождать.

– Какая замечательная новость, Тесс! – воскликнула Чарли.

– Если уж говорить о новостях, то у меня есть и другая, не слишком приятная. Сестра Марины имела наглость положить разбитое яйцо в подарочную коробку, которыми я пользуюсь для упаковки своих изделий! Она сказала, что это была «удачная мысль». Она заставила Николаса пробраться ко мне в мастерскую и украсть одну из коробок. Послушайте, а кто-нибудь кормил Гровера? – вдруг вспомнила Тесс.

– Эту чертову собаку вообще не стоит кормить, – заметил Джо, чистя рукой свои синие форменные брюки. – Все эти три дня он только и делает, что слюнявит меня.

– Я все равно его люблю, – отозвалась Тесс. – Он единственный мужчина, который при виде меня пускает слюни.

– Может, именно поэтому у тебя такой несносный характер, что он единственный, – заметил Джо. – Ты ведь и стряпать-то не умеешь. Сколько лет знакома с Делл, а все не научилась у нее готовить.

– Верно, готовить я не умею, – призналась Тесс. – И не собираюсь учиться.

– А вот я умею. Может быть, на следующей неделе я сделаю для тебя пирог с курицей.

Тесс сдвинула брови.

– Может быть, на следующей неделе я уже буду в Новокии. Мы будем обсуждать там образцы флаконов.

– В таком случае отложим угощение на пару недель, – сказал Джо уже с порога. – Пойдем, тетя Делл, надо дать людям отдохнуть.

Только когда Джо закрыл за собой дверь, Чарли заметила чуть заметную улыбку на лице Тесс.

– А что касается тебя, Дженни, – сказала Чарли, – то тебе пора спать.

Дженни поцеловала Гровера в голову и поднялась с пола.

– Мы здесь останемся? – спросила она.

– На эту ночь, – ответил Питер. – А завтра поедем домой. Тесс надо работать. А нам надо решить, как мы потратим три миллиона, раз я подал в отставку и ушел из текстильной компании «Хобарт».

Чарли не могла поверить своим ушам.

– Думаю, брат с удовольствием возьмет на себя мои обязанности, – продолжал Питер. – К тому же и мне самому пора заняться чем-то конструктивным. К примеру, я подумывал о том, чтобы открыть сеть магазинов модной женской одежды. Это будет семейный бизнес, только наш и больше ничей.

Чарли сияла улыбкой.

– И мы будем по-прежнему жить в старом особняке? – спросила Дженни.

Питер взглянул на Чарли.

– Наверное, мы его продадим. Продадим и построим для себя совсем новый дом, – с уверенностью подтвердил он.

– А как быть с моей лошадью?

– Для Колокольчика мы тоже что-нибудь соорудим, например, лишнюю комнату в доме, – пошутил Питер.

– У меня есть особая просьба, – сказала Чарли, по-новому ощущая, что такое подлинные ценности жизни. – Не заехать ли нам в Питсбург по пути домой? Повидаться с родными?

Слишком долго Чарли притворялась, как счастливо ей живется в роскоши, слишком долго она запрещала себе даже думать об уютном, гостеприимном старом доме О’Брайанов.

– Мы едем в Питсбург? – спросила Дженни с надеждой в голосе. – Мы там не были целых сто лет.

– Значит, едем в Питсбург, – сказал Питер. – Пока не прошло еще двести.

Дженни повернулась к матери, и Чарли увидела, как вспыхнуло в ее глазах радостное оживление, бесценный дар, без которого нет жизни.

– Интересно, сколько у меня тетей и дядей? – спросила Дженни. – Я уже забыла. А сколько двоюродных сестер и братьев?

– Боюсь, их не перечесть, – ответила Чарли. – А теперь иди в постель. Завтра нам предстоит долгая дорога.

Улыбаясь, Дженни вышла из комнаты, оставив за собой ощущение радости, молодости и мечту о том, что завтра все пойдет по-другому. Чарли была полна уверенности, что так оно и будет.

– Я сейчас поднимусь к тебе пожелать спокойной ночи, – крикнула она вслед Дженни.

– Что ты, мама, я теперь большая. Меня не надо целовать на ночь.

Маленькая девочка исчезла, и вместо нее появился подросток, почти взрослая девушка.

– Жди меня, я сейчас поднимусь к тебе. – Чарли взглянула на Питера. – И папа тоже.

Тесс поставила обе миски Гровера на пол и задумалась. Ожог на груди болел, но никогда прежде мысли ее не были столь ясными. Как близко в хаосе последних дней она подошла к той черте, за которой лежит мир тьмы, откуда нет возврата. Тот самый мир, куда она хотела уйти много лет назад. Как хорошо, что тогда ей это не удалось... Умри она тогда, она избавилась бы от больших страданий и одновременно лишила бы себя удивительных радостей: радости наблюдать, как растет Дженни, радости любви, подаренной ей Делл, радости надежды на будущее, которую теперь вернула ей Марина. И с этой новой надеждой возродилось прежнее забытое чудо: вернулся, вновь вспыхнул в ее груди тот крошечный огонек, ее путеводная звезда, сулившая успех и вдохновение творчества. Мысленно Тесс уже видела необыкновенные флаконы, которые она создаст для духов Марины... Ярко-розовые, украшенные золотым кружевом и маленькими искусственными жемчужинками.

Тьма рассеялась, и снова для нее засияло солнце. Никогда больше Тесс не позволит черным теням взять верх над светом. Она будет лелеять и хранить этот свет, пусть освещает он все, что ждет ее впереди, хорошее или плохое. Она с благодарностью примет все. Как тогда ей сказала Делл: «Никто не может сделать тебя счастливой, если ты несчастлива сама».