– Сначала присядь, – приказала она девочке.

– Но я не могу, – смущенно улыбнулась девочка. – Я хромая.

Марина подала девочке куклу, но Алексис вырвала игрушку у нее из рук.

– Ты должна присесть. А если не можешь, то не получишь подарка.

Девочка расплакалась.

– Отдай ей куклу, – потребовала Марина.

– Нет. Если ты хочешь, чтобы она ее получила, присядь передо мной за нее.

– Я? Перед тобой?

– Да. Ты, – зло усмехнулась Алексис.

Марина посмотрела на маленькую девочку. Крупные слезы текли по ее розовым щекам. Больше не раздумывая, Марина спустилась с трона и встала перед Алексис. Она отставила в сторону ногу, подхватила с двух сторон оборки платья и присела, как ее учили.

– Ниже, – приказала Алексис.

Марина оглянулась. Все дети не спускали с них глаз. Маленькая девочка перестала плакать и тоже смотрела, приоткрыв рот. Марина снова присела. На этот раз неудачно: она споткнулась и упала.

– Как тебе не стыдно, панталоны видно! – радостно закричала Алексис, засмеялась и швырнула куклу девочке. Остальные дети тоже смеялись.

Марина поднялась с земли и отряхнула платье. Ей хотелось плакать. Но даже в этом возрасте она уже понимала, что нельзя плакать на людях. Принцессы не плачут при посторонних.

Марина тихо вернулась на свое место и продолжала раздавать подарки.

Отдавшись воспоминаниям, Марина без аппетита ела курицу в кисло-сладком соусе. Она вспомнила, как Чарли однажды сказала об Алексис: «Наверное, ей нелегко всегда быть на втором месте». Если это соответствовало правде, то сестра странным образом заявляла о своих чувствах.

Марина проглотила кусок курицы и снова отпила из бокала.

– Надеюсь, ты выходишь замуж за Джонатана не для того, чтобы показать свое превосходство надо мной.

– Что ты хочешь сказать? – Алексис приподняла идеально выщипанную бровь.

– Послушай, Алексис, – сказала Марина как можно мягче. – Хочешь верь, хочешь нет, но ты мне дорога. Я бы не хотела, чтобы ты сделала ошибку из-за какого-то глупого соперничества, хотя я понимаю, для тебя главное – оказаться на первом месте. На такой шаткой основе не построить прочного брака.

Нечто похожее на сомнение мелькнуло на лице Алексис, чтобы тут же исчезнуть за улыбкой.

– Ах, Марина, – произнесла она снисходительно, – какая же ты еще глупенькая.

Перед тем как лечь спать, Алексис объявила, что утром подольше понежится в постели.

– Я позвоню в магазин и скажу, когда приеду, – сказала она, хотя у Бергдорфа ее ждали к одиннадцати.

Впервые за последние месяцы Марина не могла уснуть. Она и не догадывалась, что так сильно привыкла к своей не слишком удобной кровати в общежитии Моррис-хаус и что ей будет так не хватать общества Чарли и даже Тесс, которые не требовали от нее ничего, только чтобы она оставалась самой собой. Марина ворочалась с боку на бок в огромной постели и думала о том, выйдет ли она когда-нибудь замуж. Марина знала, что она не Алексис и согласится на брак только по любви. Но как ей узнать, любит ли ее мужчина или ему нравится быть мужем принцессы, которая в один прекрасный день станет королевой? Если Виктор Коу что-то и дал ей, так это самый серьезный урок: он научил ее не доверять ни одному мужчине. Но она в равной мере не доверяла и самой себе.

Марина вновь повернулась на другой бок, и ее взгляд упал на обитый бархатом стул, на котором висела одежда студентки, но не принцессы. Как ей хотелось, чтобы Чарли и Тесс были сейчас рядом с ней, чтобы они с шумом ворвались в комнату, уселись на кровать и угостили ее пиццей. Марина поняла, что колледж стал для нее настоящим домом.

Марина поднялась в семь, почти всю ночь проведя без сна, и подошла к окну, чтобы взглянуть с высоты на Пятую авеню. Несмотря на ранний час, на улице уже кипела жизнь и желтые такси оглушали окрестности громкими гудками, мешавшимися с грохотом контейнеров, опустошаемых мусорными машинами. К счастью, не шел снег.

Марина приняла душ, надела свитер и джинсы. Она собрала волосы в пучок и спрятала их под вязаную шапочку, затем надела темные очки. В полупальто и толстых перчатках, купленных в магазине армейских товаров, она была неузнаваема. Если кому-то и было известно о пребывании в городе двух принцесс, то их будут искать по другим нарядам – мехам и бриллиантам. Алексис же еще спала.

Марина выскользнула из гостиницы, радуясь тому, что с ней нет ее тени, Николаса, тому, что она одна и свободна. Она вернется в гостиницу прежде, чем ее хватятся. Марина поглубже засунула руки в карманы и медленным шагом двинулась по Пятой авеню.

Она неторопливо шла мимо роскошно одетых манекенов в витринах Бергдорфа, мимо сияющих драгоценными камнями витрин Ван Клифа. Она нащупала кольцо с сапфиром и бриллиантами у себя на пальце и попыталась представить себе жизнь рядового человека, которому недоступна вся эта роскошь и который может только мечтать о вещах и предметах, спрятанных за стеклами витрин. Она думала о Чарли, чья семья сейчас мучительно выискивала способ заплатить очередной взнос за дом.

Она прошла мимо ресторана, где несколько лет назад присутствовала на обеде по случаю посещения Соединенных Штатов королем Андреем. Ресторан в тот день был закрыт для всех посетителей, кроме пятидесяти избранных, включая мэра Нью-Йорка и некоторых других видных политических и общественных деятелей. Среди них не было мечтателей, это были реалисты.

На Рокфеллер-плаза Марина свернула на эспланаду и прогулялась, разглядывая витрины туристических агентств, заполненные плакатами, рекламирующими достопримечательности Парижа, Лондона и Гонконга, далеких городов и далеких стран. Но там не было плакатов, посвященных Новокии. Марина улыбнулась. Новокии недоставало экзотики и значимости, чтобы ее удостоили плаката в этих витринах. Новокия была всего-навсего маленькой страной, борющейся за выживание и зажатой в прямом и переносном смысле между демократией и коммунизмом. Мало кто посещал Новокию, для этого просто не было причин.

Марина полюбовалась огромной рождественской елкой, массивной золоченой фигурой Атласа и разноцветными флагами, окаймляющими площадь. Она посмотрела вниз на каток, где катающиеся выписывали изящные восьмерки, наслаждаясь бодрящим утренним воздухом. Некоторые катались в одиночку, другие парами, и все без исключения улыбались. Марина оперлась на перила ограждения и тоже с улыбкой следила за катающимися, радуясь их веселью и свободе. Она знала, что эти годы, проведенные в колледже, будут самыми свободными и беззаботными в ее жизни. Даже прошлое лето в Новокии было заполнено бесконечными официальными обедами, ужинами и другими мероприятиями, и всякий раз ей, как принцессе, следовало быть образцом любезности и гостеприимства. Она была лишена возможности свободно вздохнуть, поразмыслить, в конце концов, просто быть самой собой.

– Вы помните, как я учил вас кататься на коньках, когда вам было шесть лет? – услышала Марина за спиной мужской голос. Голос Николаса.

– Я помню, как упала лицом вниз, – ответила Марина, не оборачиваясь.

– И не один раз, – подтвердил Николас, опираясь рядом с ней на перила. – Вы были очень настойчивой.

Марина кивнула.

– Вы по-прежнему очень настойчивы, – продолжал Николас. – Но теперь вы используете свою настойчивость, чтобы ускользнуть от меня.

Марина пожала плечами.

– Мне хотелось побыть одной. Я бы вернулась еще до того, как проснется Алексис.

– Нью-Йорк не Нортгемптон, ваше высочество. Он может быть опасным для принцессы.

Марина промолчала: она знала, что Николас прав. Она продолжала смотреть на каток.

– Вы думаете, они понимают, как им повезло в жизни? – спросила Марина. – Что они свободны и могут распоряжаться собой, как хотят?

– Если бы у них был выбор, они, наверное, предпочли бы судьбу принцессы.

Марина наблюдала за плавными движениями фигуристов, их изящными па. Прав ли Николас? И откуда ему это знать? Николас свободный человек. Он никогда не был женат, у него никогда не было детей, и он никогда не служил никому другому, кроме короля. Но Николас служил королю по доброй воле и сам принимал решения. И хотя он охранял Марину и жил ее жизнью, свой путь он избрал сознательно.