– И ты собираешься купить его?
– Если мне удастся найти подержанный, долларов за пятьдесят. – Он уставился в стол. – Порой я сам себе кручу голову. Таких лишних денег нет и не предвидится.
– Может, тебе повезет, Ред.
– Буду держать кулаки на счастье. Но порой я просто пугаюсь.
– Что ты имеешь в виду?
– Стиви хороший парень и все такое, но я не перестаю думать обо всем, без чего ему приходится обходиться. Ты понимаешь меня. Может быть, ничего хорошего нет в том, что так много знаешь.
Она кивнула.
– Порой ночью я просыпаюсь, – продолжал он, – от того, что мне снится такая сцена: я сижу за письменным столом, ко мне приводят мальчишку, и я вижу, что это Стиви. И когда я спрашиваю его, почему он это сделал, он говорит мне: «А чего ты ждал, папа? Что я так и буду вечно жить, веря, что луна сделана из зеленого сыра?»
Несколько секунд она смотрела на него. Эти беды преследовали каждого из них. Они и знали и понимали слишком много. Она по-дружески положила руку ему на плечо.
– Тебе достался длинный и тяжелый день. Почему бы тебе не пойти отдохнуть домой?
Он с благодарностью погладил ее по руке.
– Стоит ли? – усмехнулся он. – И Анита до полусмерти перепугается, решив что я заболел или со мной что-то случилось.
6
Диплом в рамочке на густо занавешенной стенке говорил, что его обладатель получил степень магистра психологии в Висконсинском университете. Имя в дипломе было выписано строгими готическими буквами – Салли Дженингс. Выдан в июне 1954 года.
Салли Дженингс было тридцать восемь лет, когда она его получила. За спиной было уже пятнадцать лет работы в инспекции по надзору, пока она, упорно занимаясь, прогрызала путь к своей цели. Когда ей удалось скопить денег, она взяла отпуск без содержания на два года и занялась дипломом. И прошло еще два года, прежде чем в ее бывшем отделе открылась вакансия.
У нее было молодое лицо, его совсем не старила седина в волосах, мягкая манера обращения и глубокое понимание детей, с которыми ей приходилось иметь дело. В большинстве случаев они чувствовали, как она к ним относится, и отвечали доверием. Но порой встречались и те, кому удавалось устоять под ее мягким, но неуклонным нажимом. Вот как в этот раз.
Она посмотрела на Дани, сидящую по другую сторону стола. Девочка сидела молча, со спокойным лицом, аккуратно сложив руки на коленях. Салли сразу же заметила, что она тщательно ухаживает за ногтями. Взяв сигарету, она увидела, как глаза девочки следят за ее рукой.
– Хочешь закурить, Дани? – вежливо спросила она, протягивая пачку.
Дани заколебалась.
– Все в порядке, Дани. Тут ты можешь курить. Дани взяла сигарету и зажигалку.
– Спасибо, мисс Дженингс.
Психолог закурила сама и откинулась на спинку кресла. Выпустив клуб дыма, она наблюдала, как он медленно поднимался к потолку.
– Мне нравится смотреть на сигаретный дымок, – рассеянно сказала она. – Словно облачко в небе меняет формы и очертания.
– Мы с девочками так играли в школе мисс Рандольф. Мы называли их Мгновенный Роршах.[4]
Салли Дженингс посмотрела на Дани. В глазах девочки блеснула веселая искорка и тут же исчезла.
– Вы бы удивились, узнав, о чем говорят некоторые девочки. Некоторые из них уже все знают.
– Для своего юного возраста ты довольно много знаешь о психологии.
– Кое-что читала. В свое время мне хотелось заняться ею, но потом я передумала.
– А почему, Дани? Мне кажется, что ты была бы отличным специалистом.
– Не знаю. Может быть, потому, что мне не нравится копаться в мыслях других людей. Или, возможно, потому, что временами мне вообще не хочется ни в чем копаться.
– Ты считаешь, что я лезу к тебе в душу, Дани? Дани посмотрела на нее.
– Но это же ваша работа, не так ли? – откровенно спросила она. – Вы должны понять, почему я дергаюсь, скажем так.
– Это только малая часть того, что я хотела бы уяснить для себя, Дани. Самая малая. Главное – понять, смогу ли я найти способ помочь тебе.
– А если я не хочу помощи?
– Думаю, так или иначе мы все равно помогаем друг другу. Неважно, сознаем мы это или нет.
– Вам тоже нужна помощь? – удивилась Дани.
– Думаю, да. Порой бывает, что я чувствую себя совершенно беспомощной.
– И тогда вы обращаетесь к психологу? Салли Дженингс кивнула.
– За последние пару лет мне приходилось несколько раз обращаться к психоаналитику. Но еще до этого я понимала, что должна досконально разбираться в себе самой, иначе не смогу как следует делать свою работу.
– И как часто вы у него бывали?
– По крайней мере, раз в неделю. Порой и чаще, если у меня было время.
– Мама говорит, что те, кто обращается к психоаналитикам, – больные люди. Она говорит, что это предрассудок, идущий от римской католической церкви.
Салли Дженингс снова посмотрела на Дани.
– Ты считаешь, что твоя мама всегда права?
Дани, не отвечая, смотрела на нее. По глазам девочки психолог поняла, что та отгородилась от нее стеной. Она сразу же сменила тему разговора.
– Врач, который обследовал тебя, говорил мне, что ты жаловалась на боль в грудях. Они уже давно болят у тебя?
Дани молча кивнула.
– Как давно?
Дани медлила с ответом.
– Ведь я не лезу к тебе в душу. Это чисто медицинский вопрос.
– В этом есть что-то плохое? – встревожилась Дани.
Салли видела, как руки девочки невольно метнулись к груди, и ей показалось, что на какую-то долю секунды она поняла причину беспокойства девочки.
– Нет, ничего страшного. Дело в том, что просто врач хочет все уяснить для себя.
– Когда я впервые почувствовала, что они начинают у меня расти, я решила бинтовать грудь. Когда они начали у меня болеть, я перестала это делать. С тех пор они у меня так и болят.
Салли засмеялась.
– Почему ты решила так поступать? Это же очень старомодно. Девочки уже много лет так не поступают.
– Я слышала, как моя мама говорила на эту тему с моими подругами. Она им рассказывала, что так делают гейши в Японии, чтобы выглядеть моложе и не стареть.
– Разве ты не хочешь вырасти, Дани?
– Конечно, хочу, – сразу же ответила Дани.
– Тогда почему же ты так делала? – повторила Салли. Девочка не ответила. – Не потому ли, что ты решила, будто это может понравиться матери?
По тому, как расширились глаза девочки, она увидела, что ее предположение попало в точку. Она заставила себя не поддаваться жалости и продолжила разговор.
– В этом причина, не так ли, Дани? Ты бинтовала груди так, что они начали болеть потому, что думала обрадовать твою мать, если ты не будешь расти? Почему ты так думала, Дани? Мать как-то сказала тебе, что ты заставляешь ее чувствовать себя старой, ибо ты растешь?
Внезапно девочка зарыдала, закрыв лицо руками. Психолог осторожно взяла у нее из пальцев сигарету и положила в пепельницу.
– Многие матери не хотят, чтобы их дети вырастали, Дани. Они хотят, чтобы те вечно оставались детьми, потому что это заставляет их чувствовать себя более значительными, более полезными, более молодыми.
– Мама любит меня, – всхлипнула Дани сквозь пальцы. – Моя мама любит меня.
– Конечно, любит, Дани. Но и любовь порой не мешает матерям делать те или иные ошибки.
Девочка подняла глаза, не вытирая слез, которые блестящими каплями бежали у нее по щекам.
– Я… мне бы не хотелось больше говорить, мисс Дженингс. Могу я вернуться к себе?
Молча посмотрев на нее, Салли кивнула.
– Конечно, Дани, – сказала она, нажимая у себя на столе сигнал вызова надзирательницы. – Мы продолжим наш разговор завтра.
Сквозь стеклянную стенку своего кабинета она наблюдала, как Дани шла по коридору. Она устало вздохнула. Позади у нее был длинный день. И почти ничего не удалось сделать. Может, завтра дела пойдут лучше.