Мо Бернстайн говорил негромко, но значительно. Он прилетел из Палм-Бич в Чикаго, что само по себе не предвещало ничего хорошего, поскольку Мо терпеть не мог отлучаться из дому, а тем более летать самолетом.
– Кокс – мой друг, – заявил он. – Неловко, сам понимаешь.
Они сидели в кабинете Сэма. Перед ними стояло большое блюдо с копченостями и охлажденное итальянское вино. Сэм сглотнул желчь. Черт, когда же это кончится? Он не мог ни есть, ни спать с того дня, как прилюдно залепил Нико пощечину.
Почему Нико пошел на это? Ответ ясен: он хотел расквитаться. Это был плевок в лицо Сэму, удар по его авторитету.
Бернстайн не сводил с Сэма холодных рыбьих глаз.
– Сэм, ты распустил своего сына.
Это было страшное обвинение. Сэм хотел что-то возразить, но передумал и закрыл рот.
– Но я прилетел в Чикаго не для того, чтобы молоть языком, – продолжал Бернстайн. – Если мальчик и его нянька-англичанка не вернутся домой целыми и невредимыми в течение суток, то за это ответишь ты лично. Capisce?
Сэм побагровел и почувствовал боль под ложечкой.
– Capisce? – требовательно повторил Мо.
– Ясно, – тяжело дыша, ответил Сэм. – Я прослежу.
Как только Мо ушел, Сэм подсел к телефону, чтобы созвать семейный совет. Только сыновей.
Через пятнадцать минут они уже были у него. Джо примчался из спортзала «Энергия», прямо в чем был – в трусах и майке. Марко и Ленни приехали в деловых костюмах. Всех троих сопровождали телохранители.
Каждый физически ощущал отсутствие Нико. Марко сердито хмурился, постукивая пальцами по столу. Несмотря на постоянные перепалки, он всегда был ближе всех к младшему брату.
– А ну прекрати! – гаркнул Сэм. – Что за манера по столу барабанить?
Марко встрепенулся.
Сэм жестом приказал телохранителям убраться за дверь. Потом он повернул ключ и включил на полную громкость видео: «Рэмбо: Первая кровь, часть 2».
– Дело вот какое, – обратился он к сыновьям, когда удостоверился, что их разговор нельзя подслушать.
Боль под ложечкой утихла, уступив место злости и досаде. Сэм быстро рассказал им о визите Бернстайна, повторив их беседу слово в слово. Когда он окончил свой рассказ, воцарилось молчание, но потом все сыновья загалдели наперебой.
– Вот засранец! – кричал Джо. – Ему не место в семье. Делает, что хочет, вечно сам по себе.
– Я же говорил, – твердил Марко, – я же вам говорил, что на него нельзя положиться. Он опасен. Как можно пойти на такое дело без ведома семьи? Сумасшедший. Что на него нашло? Прямо не верится.
– Могу вам сказать, что на него нашло, – сказал Джо. – Он хочет быть главным. Хочет быть большой шишкой, питеrо ипо. Как бы он не вздумал свернуть тебе шею, – добавил он, обращаясь к Сэму.
– Люди поговаривают, – прошептал Джо, – будто у нашего Нико случаются припадки. Он не в себе! Представляете? Ходят слухи, что он убивает каждого, кто об этом знает.
– Вранье, – проскрипел Сэм. – Никаких припадков у него не бывает. Кто распускает такие слухи, тому надо вырвать язык. Назови мне имена; я сам разберусь. – Он прочистил горло. – А покамест у нас есть заботы поважнее.
Сэм буравил сыновей покрасневшими свирепыми глазами.
– Выбирать не приходится. У меня сердце кровью обливается, но ничего не поделаешь. Придется нам сделать два дела. Во-первых, освободить мальчишку, иначе Бернстайн с нас шкуру спустит. И во-вторых... как это ни прискорбно...
– Нет! – воскликнул Марко.
– Да, черт побери! Он пошел против семьи, а за этим следует расплата. – С каждым словом Сэм ударял кулаком по столу.
Джо сидел с непроницаемым лицом; Ленни и Марко были заметно взволнованы.
– Папа... – начал Марко.
– Молчать! – рявкнул Сэм. – Если у тебя есть больное место – вырви его. Как раковую опухоль. Иначе сгниешь изнутри.
Ленни и Джо согласно кивали.
Сэм вспотел и почувствовал приближение удушья.
– Вам все понятно? Надеюсь, разжевывать не надо?
Сыновья переговаривались между собой.
– Ладно, – сказал Сэм изменившимся голосом. – Идите отсюда. Все. Убирайтесь. Не желаю вас видеть, пока мы не разгребем свое дерьмо. Другого пути нет.
Сыновья уходили глубоко омраченные. Сэм знал, что они обо всем догадывались, но теперь им требовалось время, чтобы оправиться от потрясения. Это будет первое заказное убийство за пять лет. И кто же станет жертвой? Его собственный сын.
Сэм поспешил в ванную и склонился над унитазом. Его долго рвало. Вернувшись в комнату, он подошел к телевизору и рывком поднял его с подставки. Шнур выдернулся из розетки; экран погас.
С неожиданной для его возраста силой Сэм швырнул телевизор через всю комнату. Раздался грохот металла и звон стекла. Но Сэм не успокоился. Он снова и снова пинал ногами обломки, поднимал корпус и опять швырял его об пол. Потом он схватил настольную лампу и принялся с размаху бить окна.
Через несколько минут комната превратилась в руины. Сэм крушил мебель и рвал бумаги. Он остановился среди этого хаоса только тогда, когда боль в груди сделалась нестерпимой. По его щекам потекли слезы, рот скривился, из груди вырвался сдавленный стон.
Теперь ему не с кем будет отмечать свой день рождения.
* * *
– Брауни, – теребил Трип гувернантку. – Брауни, отзовись. Скажи хоть что-нибудь.
Элизабет Клиффорд-Браун, скорчившись, лежала на матрасе. Ее голова была перевязана полосой трикотажа, оторванной от комбинации. Женщина медленно пошевелилась.
– Брауни! – мальчик осторожно толкал ее кулачком. – Ты во сне кричишь! Проснись, Брауни.
Она разлепила неподвижные от боли глаза. Лицо распухло и горело.
Она с трудом посмотрела на часы. Было восемь тридцать. Они провели здесь уже двое суток. Ее состояние было крайне тяжелым, но она не могла показать этого Трипу. Пусть он спокойно проживет свои последние часы. Она об этом позаботится – это ее долг.
– Я хочу есть, – заявил он. – Что у нас на завтрак?
Брауни слабо вздохнула и села.
– Осталось немного печенья. Есть сок.
– Томатный? – сморщился Трип.
– Давай его мне. А ты пей лимонад.
– На завтрак? Тогда дай мне еще шоколадку. И сладкие хлопья.
Брауни, едва передвигаясь, проверила сумки. Она отметила, что осталось всего четыре банки лимонада. Похитители не возвращались с тех пор, как полоснули ее ножом. Может быть, следует растянуть припасы? Что если их с Трипом бросили здесь умирать?
Они сели завтракать. Брауни взяла в рот крошки сухого завтрака, но ей трудно было глотать. Томатный сок оказался слишком густым и соленым, и она опустила банку на пол. Дотронувшись рукой до горевшего лица, она подумала, что шрам останется на всю жизнь.
Потом она одернула себя. Шрам не успеет затянуться. Похитители не оставят их в живых; они не скрывали своих лиц, и один громко называл другого «Нико».
– Брауни! – Трип тянул ее за рукав. – Посмотри, какие там отверстия.
– Что?
– Под потолком есть отверстия. Может, от них тянется подземный ход? Помнишь, ты мне читала?
Брауни покачала головой.
– Подсади меня, – попросил Трип. – Я пролезу, я маленький.
– Ох, Трип, боюсь, что ничего не выйдет. Даже если ты пролезешь... – она умолкла.
– Подними меня, – потребовал мальчик.
Брауни взяла его на руки, но потолки оказались слишком высокими. Он как мог тянулся вверх, но все было напрасно.
– Трип, пойди займись с конструктором, – предложила она, поглаживая его по плечу.
Он немного постоял, глядя в потолок, и Брауни видела, как его покидает последняя надежда. Потом он послушно взялся за конструктор и собрал двух роботов. Держа в руке одного из них, он нещадно бил и толкал другого.
* * *
Такси остановилось у главного входа в отель «Фитцджеральд». Александра расплатилась с водителем и вышла. События последних двух дней подорвали ее силы. Известие о том, что их шофер Билл найден в багажнике мертвым, усугубило самые страшные подозрения.