Она перебрала остальные конверты: совсем тонкие, с двумя-тремя листками, и лопающиеся от бумаг, стянутые резинками. На них знакомым почерком Мариетты были выведены имена забытых друзей, брошенных любовников, родной сестры, с которой она давно враждовала, адвоката по бракоразводным делам (с которым у Мариетты был недолгий роман), нынешних поклонников, собратьев по перу и даже редактора и издателя. Сравнительно тонкий и совсем еще новый конверт был отведен для Томаса Пуэнтеса.

В этом архиве умещалась вся жизнь Мариетты Уайлд. Мэри-Ли торопливо открыла нижний ящик и увидела разрозненные тетради, блокноты, а вперемешку с ними – любительские фотографии, многие из которых были сделаны еще в Латинской Америке. На нескольких цветных снимках Мариетта позировала обнаженной. Неудивительно, что она прятала эти ящички в платяном шкафу!

Это судьба, мелькнуло у Мэри-Ли. Она закрыла за собой дверцы стенного шкафа, пошатываясь, добралась до широкой двуспальной кровати и рухнула на нее, совершенно обессиленная.

На нее лавиной нахлынули воспоминания.

В тот день, когда ей исполнилось восемь лет, она надела нарядное платье и попала в нем под дождик. Мариетта затолкала ее в электросушилку и грозилась включить отжим.

Когда Мэри-Ли было десять лет, Мариетта взяла ее с собой в гости. Рядом с ними возник богатый араб, сын султана. Он принялся расточать похвалы прекрасным медно-золотистым волосам маленькой Мэри-Ли. Мариетта, которая безостановочно опрокидывала в себя рюмку за рюмкой, громко хохотала и предлагала арабу купить ее дочь за пятьдесят тысяч долларов.

Мэри-Ли заставила себя встать и вернуться к потайному шкафчику. Она по одному вынимала конверты и складывала их в аккуратную стопку.

За три дня вполне можно успеть снять копии с каждого листка.

Забежав к себе между лекциями, Александра достала из ячейки почту. Больше всего она обрадовалась письму от Джетты. Тут же распечатав конверт, она на ходу начала читать.

«Наконец-то испытала настоящий о., — писала Джетта. – Мне показалось, что я лечу в бездну. При встрече расскажу подробно. Кажется, я продала душу дьяволу... Но ничуть не жалею! Он, между прочим, помог мне сохранить роль в «Кэньон-Драйв»... Просто не верю своему счастью! Зовут его Нико Провенцо. Я от него без ума! Он такой...»

Дальше Джетта на все лады превозносила своего возлюбленного. Александра поняла, что это тот самый тип, который вышвырнул Джетту за дверь только за то, что она в постели не оправдала его ожиданий. Угораздило же ее с таким связаться, досадливо подумала Александра и не глядя сунула письмо в сумку.

Александра присела на краешек кровати. Она уже давно не находила себе места. «Ласковая женщина» завоевала золотой диск, но специалисты фирмы «Ариста рекордс», словно сговорившись, отвергли одну за другой три следующие песни. «Неплохо, – отвечали они, – но блеска нет».

Сумеет ли она подняться на прежнюю высоту – или первая песня была случайным озарением? Александре казалось, что чем больше она работает, тем дальше отодвигается заветная цель.

С Мэри-Ли тоже творилось неладное. Она, не разгибаясь, корпела над книгами или просиживала ночи напролет за пишущей машинкой, но никогда не показывала Александре своих заметок.

Вдруг из ванной донесся сдавленный стон. Александра вскочила и постучала в дверь:

– Мэри-Ли, это ты? Тебе плохо?

– Да нет, все нормально, – донесся слабый голос.

– Может, помочь?

– Говорю же тебе, все нормально!

Через несколько минут Мэри-Ли появилась из ванной, бледная как смерть и трясущаяся от озноба. На ней не было ничего, кроме лифчика и узких кружевных трусиков. Ее высокая фигура поражала невообразимой худобой.

– Наверно, желудочный вирус, – вяло объяснила она, встретившись взглядом с Александрой. – Пойду прилягу.

– Мэри-Ли, – с тревогой возразила Александра, – никакой это не вирус. Ты специально вызвала рвоту, я знаю. Скажи, зачем ты себя так истязаешь?

– Я слишком толстая.

Александра вытаращила глаза:

– Когда ты в последний раз смотрелась в зеркало? От тебя остались кожа да кости.

– У меня килограммов пять лишних, – упорствовала Мэри-Ли. – Посмотри, живот выпирает.

– Какой живот? О чем ты? Господи, да как тебе в голову могло прийти, что ты толстая? – Тут Александра осеклась. Все ясно, подумала она, ее матери опять неймется. – Послушай, Мэри-Ли, ты очень симпатичная. Просто слов нет. Но боюсь, что у тебя истощение организма. – Она направилась к телефону. – Надо вызвать врача.

– Нет! – в ужасе запротестовала Мэри-Ли. – Ни в коем случае! Я буду есть как следует, вот увидишь. Врача вызывать нельзя: он сразу сообщит ей.

Александра в отчаянии опустилась в кресло.

– Мы же с тобой не чужие, Мэри-Ли. Почему ты от меня таишься?

– Я пишу книгу, – вырвалось у Мэри-Ли.

– Роман?

– Нет, не роман. Биографию. Несанкционированную биографию.

– Чью?

Мэри-Ли собралась с духом:

– Мамину.

– Биографию твоей мамы?!

– Да, причем уже не первый месяц. Приходится беседовать со множеством людей – у нее тьма заклятых врагов. И вдобавок я сама раскопала массу сенсационных материалов. Книга будет называться «Леди Кобра».

Александра потеряла дар речи.

– Зачем ты это затеяла? – спросила она, придя в себя. – Мэри-Ли, опомнись, это безумие. Я понимаю, таким образом ты ей отомстишь, но навлечешь на себя новые беды.

– Ну и пусть! – закричала Мэри-Ли, но тут же взяла себя в руки. – Я, кстати, не собираюсь ей мстить. Это будет... Не знаю, как тебе объяснить... В общем, читателям будет интересно узнать о ней правду. А кто расскажет о Мариетте лучше, чем родная дочь?

– Вот именно: ты смотришь на нее как дочь, а не как биограф. Мэри-Ли, ты играешь с огнем, – убеждала Александра. – Ты же понимаешь: она тебя в порошок сотрет.

– Хуже уже не будет, Александра. Я напишу все как есть, черным по белому, и не вздумай меня отговаривать. Эта книга стала для меня делом всей жизни, пусть даже из-за нее я вылечу из Вассара.

– Остановись, пока не поздно.

– Ни за что не остановлюсь. Я пойду на все. Ты только мне не мешай и не задавай лишних вопросов.

Через час Александра снова ушла на лекции, а Мэри-Ли отперла верхний ящик своего письменного стола и достала рукопись «Леди Кобры». Она взвесила на руке внушительную папку и сама поразилась. Уже семьсот машинописных страниц, а будет еще целых четыре главы.

Она села за машинку, вставила чистый лист и, почти не задумываясь, застучала по клавишам.

«В 1972 году отношения Мариетты с Дариусом Кеннилли окончательно испортились...»

Лету, жаркому и влажному, казалось, не будет конца. Мэри-Ли никуда не уезжала на каникулы. Она замещала ушедшего в отпуск репортера городской газеты «Покипси джорнэл». За чисто символическую плату она писала все, что требовалось: и некрологи, и объявления о помолвках. Лучшим ее материалом стал репортаж о трагической гибели подростка в горах. Мэри-Ли нашла такие проникновенные слова, что даже редактор отдела новостей, прожженный, циничный газетчик, язвительно насмехавшийся над ее скачущими запятыми, на сей раз снизошел до похвалы.

– Недурно, – заметил он. – Можно было бы даже послать на конкурс Ассоциации журналистов. Но для этого ты должна работать у нас в штате. А поскольку ты возвращаешься в свой гнилой Вассар, тебе ничего не светит.

Мэри-Ли в ответ только улыбнулась. Откуда ему было знать, что через год ее имя безо всякого конкурса прогремит по всей стране. Об этом знали только двое: Александра и литературный агент, которому Мэри-Ли отправила рукопись.

Она долго ломала голову, пока не решила, на ком из агентов остановить свой выбор. В конце концов она вспомнила имя человека, которого Мариетта поносила на чем свет стоит и объявляла «отпетым негодяем» и «скользким типом». В глазах Мэри-Ли ругань матери была лучшей рекомендацией; она написала Роберту Ленарду, а тот в ответ попросил незамедлительно выслать рукопись для ознакомления.