Внезапно изображение изменилось. На месте детских фигурок остались только силуэты, искаженные судорожными движениями. Камера отъехала назад, и стало видно, как в комнату входит незнакомец и замахивается ножом.

Это компьютерная графика, в отчаянии убеждала себя Александра, такого не может быть, такого просто не может быть.

Карикатурный злоумышленник подкрался к детям и еще выше поднял свой рисованный нож. Потом он исчез так же внезапно, как появился, а камера снова обшаривала детскую.

Александра закусила губу. Она поняла, что три темных, изломанных силуэта на полу – это образы ее детей, убитых и лежащих в луже крови. Самая крошечная фигурка, изображавшая Стефани, оказалась на переднем плане. Ее сделали похожей на китайскую фарфоровую куклу с закрывающимися глазами и румяными щечками.

Только кровь выглядела как настоящая. Густо-красные пятна запеклись на детских лицах, брызги попали на кукольный домик, струйки растеклись по всей комнате.

Александра отвела глаза, не в силах даже закричать.

Посыльный уже упаковывал свой телевизор. Его взгляд как жало пронзил Александру.

– Если твой муж не подпишет договор с профсоюзом, – это были первые слова, которые он произнес за все время, – если он только посмеет не подписать, мы объявим забастовку, а от вашей семейки останется мокрое место. Так ему и передай, – прошипел он.

Он снова запустил лифт и быстро вышел на ближайшем этаже, толкая перед собой тележку. Все происшествие заняло не более двух минут.

Боже праведный. Профсоюз.

Лифт беззвучно остановился. Александра трясущимися руками достала ключ от этажа, чтобы отпереть дверь, ведущую прямо в семейные апартаменты.

Она как безумная кинулась вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Если они причинили зло ее детям...

Дверь в детскую была приоткрыта. Александра вбежала, задыхаясь от ужаса, и остановилась посреди комнаты. В кресле-качалке с вязаньем в руках безмятежно сидела гувернантка, Элизабет Клиффорд-Браун. Перегнувшись через ее плечо, шестилетний Трип взахлеб что-то рассказывал, и его глаза сияли детским восторгом. Энди сидел на корточках, разбирая сложенную из конструктора башню. Стефани, сосредоточенно наморщив лоб, вытащила всю мебель из кукольного домика и пыталась расставить ее на деревянной крыше.

– Брауни! Как малыши?.. О Боже мой! – Александра бросилась к детям, еще не зная, кого обнимет первым. Ей не терпелось прижать их к себе, ощутить родное тепло. Она сгребла в охапку свою младшую, Стефани, и потянулась к Энди, который норовил увернуться. Трип подбежал к матери сам, и она крепко обняла его. Теперь она заключила в кольцо своих рук всех троих и зарылась лицом в мягкие, промытые волосы.

– Ребятки, вы мои самые любимые. Вам это известно? Вы самые чудесные малыши на всем белом свете!

Трип слегка отстранился.

– Мама, что ты нас так стиснула? Мне даже больно. Мы тебя тоже любим, мамочка.

– Милый мой, мне просто захотелось вас покрепче обнять и расцеловать. – Она уже смеялась. От облегчения у нее закружилась голова.

– Что-нибудь неладно, миссис Кокс? – насторожилась гувернантка, не утратившая привлекательности сорокалетняя англичанка, которая в свое время воспитывала детей принца Майкла.

– Нет, нет, ничего... Просто я соскучилась по детям, – ответила Александра; она взъерошила светлые волосы Трипа и заглянула в его смышленые глаза. – Как прошло утро? Трип идет на урок плавания?

– Обязательно, в три часа.

– Ну как, сумеешь проплыть сегодня целый бассейн? – подзадорила Александра старшего сына. – Получится у тебя?

– Мама, да у меня уже в прошлый раз получилось.

– Мамочка, – требовала внимания крепышка Стефани, обхватив колени Александры, чтобы та взяла ее на руки.

Привычно подняв дочурку, Александра посадила ее к себе на бедро.

Видит Бог, любовь к детям сильнее всего.

Ричард Кокс вышел из служебного лифта на шестидесятом этаже чикагского отеля «Фитцджеральд», где находилось правление корпорации, и прошел по коридору вдоль длинной череды великолепно отделанных помещений с видом на озеро Мичиган.

Одна из секретарш подняла голову с почтительной улыбкой. Служащие рассказывали о Ричарде легенды. «Уолл-стрит джорнэл» как-то назвал его гостиничным самодержцем Америки.

С ним пытались заговорить несколько вице-президентов корпорации, но Ричард только кивнул, бросил на ходу пару слов и проследовал в самый конец коридора, где располагался его офис.

Ричард Кокс выглядел значительно моложе своих пятидесяти с небольшим: ему можно было дать лет на пятнадцать меньше. При такой внешности он вполне мог бы исполнить главную роль в фильме «Уолл-стрит». Его подтянутая фигура сохраняла отличную форму благодаря регулярным тренировкам в спортзале, бассейне и яхт-клубе. В студенческие годы он боксировал в среднем весе и до сих пор мог сносно провести несколько раундов, что придавало ему уверенности, но отпугивало кое-кого из окружающих.

Его густые каштановые волосы еле заметно серебрились на висках. Прямой, резко очерченный нос и крупный рот были под стать упрямому квадратному подбородку. Проницательные голубые глаза смотрели прямо в лицо собеседнику. Внешность Ричарда свидетельствовала о том, что этот человек всегда добивается своего. И только добрые морщинки в углах глаз смягчали его облик, придавая ему теплоту.

– Доброе утро, мистер Кокс, – поздоровалась секретарша Ингрид, сидевшая в приемной. Ричард заметил, что в салоне для посетителей, утопая в мягких креслах, ожидают двое.

Он прошел в ассистентскую, где за столами сидели четверо референтов, владеющих всеми мыслимыми языками.

– Мистер Кокс, – к нему заспешила одна из них, Дайэнна Ридзуто-Кросби, со списком телефонограмм, – банкиры приехали на пятнадцать минут раньше. Три раза звонил Ли Айакокка и оставил для вас сообщение. Потом звонил Марвин Дэвис и дважды – мистер Грин. Конгрессмен Джон Динджелл просит вас сразу с ним связаться, и еще управляющий римского отеля «Фитцджеральд» ожидает вашего звонка. Он говорит, что дело не терпит отлагательств.

Ричард кивнул.

– Скажите банкирам, что я приму их через несколько минут, а пока соедините меня с Джоном Динджеллом. Еще что-нибудь есть?

– Срочного ничего. Вся информация у вас на столе, включая факсы: сегодня поступило несколько сообщений из Токио.

Войдя в свой кабинет, Ричард прикрыл дверь. Огромные окна выходили на озеро Мичиган. С головокружительной высоты можно было различить пристани, бухты и даже суда, бороздившие Великие Озера. На полу красовался пушистый вишнево-красный ковер; кресла и диваны были обтянуты мягчайшей черной кожей, заказанной в Италии. Необъятный письменный стол орехового дерева принадлежал еще его отцу.

Дверь направо вела в конференц-зал, оборудованный кинопроекционной установкой. В кабинете, за резным секретером, Ричард держал свой личный компьютер, чтобы в любой момент можно было независимо от служащих проверить какие-либо выкладки, слишком важные или слишком конфиденциальные, чтобы доверять их постороннему взору.

При кабинете имелась просторная ванная комната с душем, небольшая сауна и гардеробная. В случае необходимости Ричард мог отправиться в любую точку земного шара прямо из своей штаб-квартиры.

– Я готов, – сказал он Дайэнне по селектору. – Пригласите мистера Уилера и мистера Гринвальда.

Банкиры, представляющие Первый американский инвестиционный трест, вошли в кабинет и обменялись рукопожатиями с Ричардом. Он почувствовал, что у них слегка вспотели ладони. Банкиры старались скрыть свое изумление при виде наглядных атрибутов могущества. Стены кабинета были увешаны фотографиями Ричарда и его отца, Ричарда Ф. Кокса старшего в обществе президентов: Рузвельта, Эйзенхауэра, Кеннеди и Рейгана. На одном снимке Ричард был запечатлен между Рейганом и Горбачевым: на лицах всех троих отразилось оживление, торжествующе поднятые кверху руки соединены в дружеском пожатии – в тот день было достигнуто соглашение о строительстве отеля «Фитцджеральд» в Москве. Выделялась среди прочих и фотография Ричарда с Александрой, поздравляющих пару новобрачных – принца и принцессу Уэльских. На стене также висело окантованное свидетельство о полной реализации конвертируемых облигаций на сумму в два миллиарда долларов.