Джини задумчиво наморщила лоб.
– Четыре года назад? Это интересно. Время, которое постоянно всплывает во всей этой истории. Четыре года назад серьезно заболел младший сын Хоторна, в результате чего тот оставил политическую сцену. Четыре года назад, если верить вашингтонским пересудам, которым ты, кстати, не веришь, Лиз Хоторн заболевает сама, и в результате их брак оказывается под угрозой. Четыре года назад… Есть между всем этим какая-нибудь связь?
– Вполне возможно. Мне бы хотелось точно узнать, когда, где и при каких обстоятельствах Макмаллен и Лиз впервые встретились. Может быть, его сестра и рассказала бы мне об этом, но ты сама знаешь, что произошло.
– А никто из его друзей этого не знает?
– Никто. Они совершенно бесполезны. Ясно, что они не поддерживают с ним тесных контактов. Не зря его сестра сказала, что он превратился в отшельника. Один из его приятелей в последний раз видел его в августе прошлого года. Они вместе охотились на куропаток в Йоркшире. Он хорошо говорил о Макмаллене. Я упомянул о Лиз Хоторн, но никто из них не отреагировал на ее имя. Все они в один голос твердили одно: если мне так не терпится найти Макмаллена, почему бы мне не расспросить ее саму, но все повторяли: при них он ни разу не упоминал ее имени.
– А тот его друг, о котором вспоминала сестра Макмаллена?
– Джереми Прайор-Кент? Его нет в городе. Он снимает телевизионные рекламные ролики. Должен вернуться в Лондон в понедельник или во вторник. После этого мы, конечно, попробуем с ним побеседовать, но я не возлагаю на него особых надежд.
– А те люди, вместе с которыми он работал в Сити? Дженкинс ведь сказал, что после ухода из армии он работал в Сити.
– Я их всех прощупал, – пожал плечами Паскаль. – Тоже дохлый номер. Последним местом его работы оказалась контора биржевых брокеров, принадлежащая другу его отца. Он был там не последней пешкой, но и не на виду. В январе прошлого года он внезапно уволился. С тех пор больше нигде не работал, да ему это и не надо, если верить его сестре.
– В январе. Год назад. – Джини взглянула на Паскаля. – Еще одно совпадение. Примерно в это время Хоторн был назначен послом. Макмаллен бросил работу именно тогда, когда в Лондоне появилась Лиз. Думаешь, между этими событиями существует какая-то связь?
– Думаю, что это вполне вероятно. – В голосе Паскаля проскользнуло раздражение. – Меня уже тошнит от всех этих предположений. Я мечтаю только о том, чтобы в нашем распоряжении появилось хоть несколько новых фактов.
Стюардессы заканчивали разносить еду и напитки. Вскоре после этого загорелся сигнал пристегнуть ремни. Самолет начал снижение. Джини вытянула шею и с любопытством смотрела в иллюминатор. Она никогда еще не бывала в Венеции, и ее воображение рисовало волшебный город. Она, как и многие другие, видела город на картинах, на фотографиях, в романах. Сейчас ей страстно хотелось увидеть острова и заливы, но разглядеть что-нибудь внизу было трудно.
Самолет спускался, пробиваясь сквозь толстую пелену облаков, и Паскаль глядел на серое молоко за окном. Лицо его было озабоченным и напряженным. Вначале Джини удивляло, что накануне этой решающей встречи он остается таким бесстрастным. Теперь она поняла.
– Ты думаешь, мы его не найдем, да, Паскаль? Ты думаешь, Макмаллен мертв?
Он хмуро посмотрел на девушку и пожал плечами.
– Я считаю это вполне возможным. Как-никак двадцать дней молчания…
– Смерть в Венеции?
– Подходящее название для романа, – сдержанно улыбнулся он. – Думаю, что так оно и есть. Да, именно так.
В Венеции шел дождь. Дождь шел, когда они прилетели, шел, когда они выходили из аэропорта, шел все то время, пока они блуждали по лабиринту каналов, разыскивая отель. Их номера были смежными. Паскаль проводил Джини в ее комнату. Она пересекла ее, подошла к окну, открыла жалюзи и издала восхищенный возглас.
– Смотри, смотри, Паскаль. Какое изумительное место! Как здорово, что идет дождь! Посмотри на свет.
Он подошел и встал рядом с Джини. Из окна открывался вид на Большой канал. Пар, поднимавшийся от воды, словно светился в воздухе. По другую сторону канала сквозь пелену дождя виднелся дворец. Он словно светился серебристым светом, а внизу, на водной поверхности канала, колеблясь, лежало его отражение. Оно было одновременно реальным и сказочным, как и само это место. Пока они любовались этой картиной, по каналу прошло суденышко. Отражение задрожало и рассыпалось, но когда вода успокоилась, призрачное отражение дворца вновь собралось в единое целое.
Небо было бесцветным. Свет постоянно менялся, незаметно переходя от одного оттенка к другому: на смену серебристому приходил жемчужный, плавно переходящий в серый, а затем в черный. Паскаль смотрел на это освещение, и его руки потянулись к фотоаппарату. Но потом он огляделся и задумался. Камера тут вряд ли поможет. Джини повернула к нему озаренное радостью лицо, и Паскаль нежно обнял ее за плечи.
– Я не верю собственным глазам, – сказала она. – Здесь все какое-то нереальное: и дождь, и отражения, и свет…
– А я твоим глазам верю, – ответил Паскаль.
Через некоторое время он закрыл окно, и они покинули гостиницу. Через двадцать минут они уже скрылись в путанице городских улочек. Хотя Палаццо Оссорио находился недалеко, им понадобилось не меньше часа, чтобы отыскать его. Практичный, как всегда, Паскаль предусмотрительно вооружился картой.
– Этот город похож на лабиринт, – сказал Паскаль, остановившись.
– Но этот лабиринт прекрасен.
– Пусть даже так, – ответил он, задумчиво изучая карту. – Мы прошли здесь, вышли на площадь, потом завернули налево…
– Причем все это проделали уже дважды. Мы ходим по кругу.
Джини и Паскаль снова двинулись в путь, но хотя им казалось, что они следуют тем же маршрутом, дорога вывела их в совершенно новое место – узкий и мрачный переулок. Движимая приливом, вода в каналах прибывала, в воздухе явственно ощущался запах морской соли. Мимо причала проплыла гондола, затем послышался шум моторной лодки. Пройдя сквозь узкую арку, они завернули в переулок и оказались перед внушительных размеров стеной.
– Прислушайся, Паскаль, – схватила Джини своего спутника за рукав. – Шаги. За нами кто-то идет. Я уже давно слышу эти шаги.
Паскаль прижал палец к губам, и некоторое время они стояли в тишине. Шаги раздались совсем близко от того места, где они стояли, минуту было тихо, потом шаги стали удаляться. Паскаль выбежал на набережную, но никого не увидел. Он постоял, вертя головой в разные стороны.
– Видел кого-нибудь? – спросила Джини, когда он вернулся к ней.
– Нет, никого. Но взгляни на это место, – обвел он рукой вокруг себя. – Так много всяких поворотов, дверей, закоулков… – Он поежился. – Я думаю, это была ложная тревога. Но все равно с этого момента нам следует быть осторожнее.
Они действительно стали более внимательно следовать карте, но Палаццо Оссорио был по-прежнему неуловим, и терпение Паскаля начало истощаться.
– Здесь, черт бы его побрал, должен быть мост! Где же он?
– По-моему, мы снова свернули не там, где надо.
– Это какой-то кошмар! Мне еще никогда в жизни не случалось заблудиться. Давай снова посмотрим на эту чертову карту.
Заглядывая ему через плечо, Джини рассматривала карту и водила пальцем по мелкой паутине линий, обозначавших улочки и переулки.
– По-моему, мы находимся здесь.
– Это невозможно. Мы не можем быть в этом месте. Вот мы где. Мы движемся в совершенно неверном направлении. Нам нужно добраться вот до этого перекрестка, где пересекаются четыре улицы, видишь? Затем мы заворачиваем за угол, попадаем на площадь и оказываемся почти на месте. Это не так уж далеко.
Они пошли тем маршрутом, который показал Паскаль, но, добравшись до ключевого перекрестка, обнаружили, что на нем сходятся не четыре, а целых шесть улиц.
– Merde! – выругался Паскаль по-французски.
