– Ты уверена?

– Абсолютно. Сюзанна убеждена, что не ошиблась.

– Ты узнала номер ее телефона?

– Да, но она сейчас в Италии. Выполняет какую-то работу в Милане. У меня есть номер ее телефона в отеле.

– Звонить пробовала?

– Да, но ее не было на месте. Я повсюду оставила для нее сообщения: у ее импресарио в Нью-Йорке, в гостинице, в журнале, для которого она снимается. Она перезвонит, Паскаль, я в этом не сомневаюсь.

– Что еще? – ободряюще улыбнулся Паскаль.

– Как что? – вопросом на вопрос ответила Джини.

– Убежден, что это еще не все твои новости, – пожал плечами Паскаль. – Я это вижу по твоим глазам и румянцу. С каким же крутым, с каким цепким репортером мне посчастливилось работать! Не хотел бы я, чтобы когда-нибудь ты повисла у меня на хвосте…

– Я не привыкла останавливаться на полпути, – не очень уверенно посмотрела на него Джини. – Как и ты, Паскаль.

– Это точно, – подтвердил он. – Так что же еще тебе удалось разузнать?

Джини колебалась. Вытащив записи, которые сделала Линдсей, она посмотрела на них и нахмурилась.

– Есть еще кое-что, чего я никак не могу понять, – начала она. – Это, конечно, ниточка, но я не понимаю, что она означает. Тот костюм от Шанель…

– Который был на Лорне Монро, когда она принесла посылки?

– Да. Я думала, что его кто-то купил, но я ошиблась. Он был взят без предварительной оплаты в магазине на Бонд-стрит вечером в пятницу тридцать первого декабря. Через четыре дня его вернули – во вторник четвертого января, когда магазин открылся после новогодних праздников.

– В этом есть что-то необычное? – спросил Паскаль.

– Да нет, они изредка оказывают такие услуги своим постоянным клиентам. Необычность этого заказа заключается в том, кто оказался клиентом в данном случае. – Джини выдержала эффектную паузу. – Этот костюм брала Лиз Хоторн.

– Лиз Хоторн? – изумленно переспросил Паскаль. – Ты уверена в этом?

– Настолько, насколько в чем-то вообще можно быть уверенным. Хозяин магазина хорошо знает Лиз. Он утверждает, что костюм брала именно супруга посла. Она позвонила ему в пятницу утром, и он сам с ней разговаривал.

Когда они покидали ресторан, Паскаль был задумчив. Он взял Джини под руку, и они пешком пошли к ее дому. С неба все еще капало, блестел мокрый асфальт, мимо с сырым шелестом проезжали машины. Их шаги гулко отдавались в вечерней тишине. Джини чувствовала, как в ее душу медленно заползает страх. Она пыталась не думать, как останется в доме одна.

По настоянию Паскаля они возвратились кружным путем. Около Гибсон-сквер, на безлюдной улице, Паскаль замедлил шаги.

– Я думаю о твоей квартире, Джини. Кто живет над тобой?

– Моя соседка. Миссис Хеншоу. Она живет в Айлингтоне с самого начала, а таких старожилов немного. В шестидесятых – начале семидесятых это был довольно бедный район. Это уже позже его облюбовала аристократия. Многие аборигены уехали или их вынудили уехать.

– Подкупом? Угрозами? – взглянул на нее Паскаль.

– Конечно. Или грошовым подкупом, или под давлением: в один прекрасный день они обнаруживали, что у них отключены вода, газ и электричество. То, что здесь происходило, – история не из приятных. Миссис Хеншоу повезло больше: ее оставили в покое. Но теперь эти дома стоят огромных денег, поэтому домовладелец несколько лет назад попытался выжить и ее. А ведь она прожила в этом доме всю свою жизнь. Здесь родились ее дети, здесь умер ее муж… – В голосе Джини зазвучала злость. – Я попыталась объяснить это домовладельцу, но потерпела неудачу.

– И что же будет теперь?

– Я нашла ей хорошего адвоката, и он помог оформить пожизненную аренду. Теперь ей ничего не угрожает до конца жизни.

– Понятно.

Они прошли еще немного, и Паскаль сказал:

– Значит, мы имеем только одну пожилую соседку, которая живет этажом выше. А сейчас она где? Я что-то ее не видел и не слышал.

– Нет, она уехала погостить к одной из своих дочерей.

– Но у тебя есть ключ от ее квартиры?

– Да, конечно. Иногда я хожу для нее за покупками, навещаю ее. Она дала мне ключ.

– Прекрасно. – Паскаль бросил взгляд через плечо и ускорил шаг. – Дай мне его, когда придем домой. Я хочу кое-что проверить.

Оказавшись в квартире, она молча протянула Паскалю ключ. Он взял его, вышел из комнаты, и Джини услышала, как он направился к квартире миссис Хеншоу. Через некоторое время над головой Джини скрипнула половица и наступила полная тишина. Джини включила телевизор и стала смотреть выпуск новостей. По всему Ближнему Востоку прокатилась волна антиамериканских демонстраций, на станции Кинг-Кросс возле газетного киоска взорвалась бомба, подложенная ИРА, несколько человек были ранены осколками и битым стеклом. Двое – молодая женщина и ее четырехлетний ребенок – погибли.

По сравнению с этим сообщением ее собственные страхи показались Джини ничтожными. Злясь на саму себя, она выключила телевизор и стала ждать. Сверху не доносилось ни звука. Джини заставила себя войти в спальню. На постели лежало чистое белье, на подушке – новая ночная рубашка. От той, другой, Паскаль избавился. Джини приказала себе забыть картину, которую она увидела в спальне и так тщательно подготовленную неизвестным посетителем.

И все же она до сих пор ощущала дух побывавшего здесь мужчины. Он копался в ее вещах, прикасался к ее одежде. Его присутствие все еще отравляло сам воздух комнаты.

Она попятилась из спальни и в этот момент услышала в гостиной за своей спиной шум. Джини оглянулась.

Это был Паскаль. Джини смотрела на него широко открытыми глазами, а он тем временем расстилал на диване простыню и выкладывая на нее горку подушек. Признавший гостя Наполеон терся о его ноги. Как только Паскаль расстелил простыню, Наполеон запрыгнул на нее и тут же свернулся калачиком. Паскаль не видел, что Джини смотрит на него. Он улыбнулся и наклонившись, согнал кота на пол.

– Mais non[43]… – проговорил он. – Нет, Наполеон, это не самая удачная мысль.

– Паскаль, – позвала его Джини, делая несколько шагов вперед. – Что ты делаешь?

– Что делаю? Я проверил квартиру наверху и ничего не нашел. А сейчас… – Он бросил на Джини взгляд, в котором, несмотря на его серьезность, зажглись смешливые огоньки, – теперь я стелю постель. По-моему это évidemment.[44]

– Я вижу. – Джини, поколебавшись, добавила: – Это очень мило с твоей стороны, но я буду спать на своей кровати. Все равно рано или поздно мне придется это сделать. Лучше уж сразу.

– А я вовсе не для тебя стараюсь. Я стелю себе. Видишь, как раз по моему росту. То, что надо!

В подтверждение своих слов Паскаль растянулся на диване. Диван был довольно коротким и ни в коем случае не был рассчитан на верзилу под метр девяносто.

– Паскаль, – начала Джини, пытаясь подавить смех, – этот диван тебе не подходит. Тебе на нем, похоже, будет не очень удобно.

– Ты ошибаешься. – Он поднялся. – Я могу спать где угодно. Здесь, на полу. Мне все равно. И не спорь. Я остаюсь здесь. Одну я тебя не оставлю.

– Это вовсе не обязательно. Со мной уже все в порядке. Все равно мне так или иначе придется с этим справиться и…

– Нет. И не будем больше об этом.

Он приблизился к Джини. Лицо его было абсолютно серьезным, а голос, такой лукавый еще секунду назад, звучал отчужденно.

– Нет, – повторил он, и впервые с момента их последней встречи Джини ощутила жесткую волю, которая жила в этом человеке. – Нет, с этим ты не справишься. И одна ты не останешься. Пока мы работаем над этой историей, я остаюсь здесь – таковы мои условия. Либо так, либо я звоню Дженкинсу, и тебя снимут с этого задания.

Джини изумленно смотрела на Паскаля. Происшедшая в нем перемена ошеломила ее. Он говорил непривычным тоном, не допускавшим никаких возражений. Еще одна черта Паскаля, о которой она совершенно забыла. Джини смотрела на него, и в ее мозгу, словно давно забытые голоса, оживали другие воспоминания.