– «Нескафе». Какая гадость! Ну да ладно, сойдет.

На столик, стоявший между ними, Джини поставила магнитофон, вставила в него кассету и нажала кнопку воспроизведения. В динамиках послышались щелчки, шипение, а затем раздался голос:

– Алло! Алло! Я говорю с Аделаидой?

– Нет, это Сидней.

– Ох, Джеймс, слава Богу! Я всегда так боюсь, что кто-то другой войдет в эту телефонную будку и возьмет трубку вместо тебя.

– Не беспокойся, дорогая, я всегда прихожу сюда специально на полчаса раньше. Где ты находишься? Ты в безопасности?

– Думаю, что да. Я обедаю со своей подругой Мэри в «Айви». Сейчас я сказала ей, что должна отлучиться в туалет. Пять минут назад Фрэнк проверил ресторанный зал, через десять минут он снова осмотрит его. Я не должна задерживаться. О Господи, как я рада, что слышу наконец твой голос!

– Не расстраивайся, дорогая, не надо плакать. Ты не должна. Постарайся быть мужественной. Мой друг поможет нам. Я знаю, он обязательно поможет.

– Я верю, верю тебе, Джеймс. Ты самый лучший друг на свете. Если бы не ты… Если бы мы не имели возможности разговаривать… Я как в тюрьме. Я чувствую, что за мной постоянно следят. Знаешь, вчера вечером по телевизору показывали его интервью. Он так хорошо выглядел, так убедительно говорил… И я подумала: если бы только люди, которые видят его сейчас, если бы только они знали…

В этот момент раздался щелчок и воцарилось молчание. Джини нажала на кнопку паузы и взглянула на Паскаля.

– Тут что-то вырезали. По крайней мере, по звуку похоже.

– Мне тоже так показалось, – кивнул он.

– Такой голос, будто сама не своя, – мрачно констатировала Джини.

– Как у маленькой напуганной девочки. – Паскаль посмотрел на нее. – Думаешь, это действительно Лиз Хоторн? А вдруг фальшивка? Что скажешь?

– Я уверена, что это она. Хотя на том приеме у Мэри я с ней и не разговаривала, но стояла рядом. Кроме того, я слышала ее интервью по телевидению. У нее очень характерный голос: с придыханием и немного детский. Да ведь я могу и у Мэри узнать, обедали ли они в «Айви». Я уверена, что это она.

– У Дженкинса нет и тени сомнения. Он попросил специалистов аудиоэкспертизы сравнить кусочек этой записи с ее радиоинтервью. Они однозначно заявили, что голоса идентичны. По крайней мере, так сказал Дженкинс.

– Давай слушать дальше.

– Давай, только сделай погромче.

Джини выполнила эту просьбу, и после короткой паузы в динамиках раздались всхлипывания, а затем послышался мягкий, увещевающий голос Макмаллена:

– Ну же, ну, дорогая, не надо. Для меня невыносимо слышать, как ты плачешь.

– Я знаю, знаю, извини. Просто… Я никак не могу забыть. Это все время со мной. Я думаю о последнем воскресенье, и когда мне уже вроде бы удается забыть о нем, выплакаться, избавиться от боли, все ближе и ближе подступает новое воскресенье… Джеймс, это настоящая пытка. Он специально планирует все именно так: мучит меня, потом дает отдохнуть, а потом снова мучит. Я смотрю на него, и иногда мне хочется умереть.

– Милая, не надо так! Не надо, пожалуйста. Послушай, помнишь, что я сказал тебе в прошлый раз? Не можешь ли ты куда-нибудь уехать? Уезжай одна, к друзьям, на выходные.

– Я не могу. Не могу! Даже не проси. Ты не понимаешь. Если я это сделаю, он меня накажет. Он никуда не отпустит меня. Однажды я попробовала. Только однажды, но с меня и одного раза достаточно, я больше не буду. Это было ужасно. Ты не можешь себе представить, что значит, когда за тобой постоянно следят. Джеймс, если бы не ты, если бы не дети… На прошлой неделе я виделась с тем доктором, помнишь? С тем, о котором говорила твоя сестра.

– Очень хорошо, милая, ты умница. Вот видишь, как здорово, когда ты находишь в себе силы на что-то решиться! Видишь, все встает на свои места. Все сработает, все наши планы осуществятся.

Джини вновь остановила пленку и взглянула на Паскаля.

– Странно, правда? Что это может означать? Паскаль нахмурился и покачал головой.

– Не пойму. У меня такое ощущение, словно разговор перепрыгнул. Там чего-то не хватает. Давай прослушаем еще раз.

Джини стала перематывать пленку назад. Раздалось быстрое и неразборчивое писклявое бормотание. Она нашла нужное место, и они вновь прослушали этот эпизод, а затем девушка опять нажала на паузу. Паскаль по-прежнему хмурился.

– Так, значит, сестра Макмаллена порекомендовала ей какого-то врача. Лиз встретилась с ним, а Макмаллен ее с этим поздравил…

– Это объяснимо, если он беспокоится о ее здоровье. Потому что она, похоже, находится на грани срыва…

– Правильно, правильно, но сразу после этого – смысловой прыжок. Почему после того, как она сообщает, что виделась с врачом, Макмаллен говорит, что все становится на свои места? Что у них за планы?

– Не знаю, возможно, он имеет в виду нас. Свою беседу с Дженкинсом, обращение к прессе. Потому что доктор действительно не очень вяжется с…

– Может, и не вяжется. Просто так прозвучало.

Люди, которые хорошо знают друг друга, часто укорачивают фразы, мысли, зная, что собеседник все равно их поймет. В любом случае не обращай пока на это внимания. Поехали дальше.

Остаток записи они дослушали в молчании. Когда пленка закончилась, Джини посмотрела на Паскаля.

– Не знаю, что думаешь ты, но, по-моему, все это подтверждает то, что Макмаллен рассказывал Дженкинсу.

– Ты имеешь в виду то, что она говорила о воскресеньях?

– Конечно. Кроме того, я уверена, что это Лиз Хоторн и что она вне себя от страха.

– Согласен. Иначе пришлось бы признать, что голос на пленке принадлежит великой актрисе.

– Мне это не показалось игрой, Паскаль.

– Мне тоже.

– В таком случае… – Джини почувствовала, как возбужденно забилось ее сердце. – В таком случае, может оказаться правдой то, что…

– Знаю, знаю. Мне самому с трудом во все это верится. Неудивительно, что Николас Дженкинс так себя вел. Можешь представить, что начнется, если мы раскрутим эту историю? И здесь, и в Америке…

– Даже слишком хорошо представляю.

– И все же, – Паскаль сделал предупреждающий жест, – мы не должны торопиться с выводами. Нужно двигаться вперед постепенно, шаг за шагом. Кое-что в этой записи кажется мне непонятным, тут есть какие-то странности. Прокрути еще раз тот кусок в конце, где они с Макмалленом договариваются о встрече.

– Подожди, прежде взгляни на это.

Порывшись в ворохе ксерокопий у себя на столе, Джини вытащила одну, маленькую, из колонки светских сплетен, напечатанной в «Дейли мейл».

– Видишь? Все, о чем говорится в последней части записи, подтверждается. Лиз и впрямь регулярно посещает остеопата на Харли-стрит. У нее проблемы со спиной. Кажется, много лет назад она не очень удачно упала с лошади во время охоты. Эта травма до сих пор не дает ей покоя.

Быстро прочитав вырезку, Паскаль поднял глаза.

– Что ж, все совпадает. Несомненно. Поставь еще разок эту часть, а потом двинемся в путь.

Джини перемотала пленку вперед. Вся запись беседы занимала шесть минут, причем большую часть этого времени Макмаллен утешал Лиз. То место, где речь шла об остеопате, была последней. После нее запись резко обрывалась.

– Утром я должна быть на заседании благотворительного комитета по оказанию помощи больницам. Это, конечно, не очень здорово, но зато на следующей неделе, во вторник… он проведет целый день в Брюсселе. После обеда я поеду лечить спину. В три часа, как всегда. Я буду сама за рулем.

– Значит, все, как раньше, милая? А как же Фрэнк?

– Не беспокойся, в этот день он выходной, и будет работать его сменщик. Я как-нибудь избавлюсь от него. Пошлю его хотя бы за покупками.

– Ты это серьезно? За покупками? И что же он должен будет купить, очередную порцию одежды?

– Он не посмеет отказаться, особенно если Я буду настаивать. А может, отошлю его куда-нибудь с мальчиками. Если ты сможешь ждать меня на том же месте…