– …полная секретность, – улыбнулся Николас Дженкинс, тридцатипятилетний, с розовощеким детским лицом, начинающий полнеть. Он носил очки без оправы, точно какой-нибудь физик-ядерщик. Его внешнее простодушие вряд ли могло замаскировать тот факт, что Дженкинс встал на тропу войны.
– Никаких утечек, – продолжал он, разрезая воздух столовым ножом. – Все, что вы раскопаете, мы тут же проверим, и проверим дважды. Для пущей надежности. Мы не можем позволить себе никаких ошибок. Статья будет большой.
Он перевел взгляд с Джини на Паскаля, отодвинув в сторону тарелку с недоеденным мясом.
– Ты, Паскаль, нужен мне потому, что я хочу получить фотографии. Фотографии – это тоже доказательство. А ты, Джини, нужна мне, поскольку у тебя есть полезные связи. – Дженкинс помолчал, а затем одарил их легкой заговорщической улыбкой. – Вы все поймете, когда я назову вам имя. Это имя вы должны держать при себе. Не сболтнуть за обеденным столом, не записывать в редакционном блокноте, не выводить на экране компьютера, не произносить по редакционным телефонам, не называть никому – ни женам, ни любовницам, ни любовникам, ни даже любимой собаке. Вы оба хорошо меня поняли? Режим полного радиомолчания.
Стараясь усилить впечатление, Дженкинс пристально посмотрел поочередно на каждого из них.
– Вы будете работать над этим вдвоем. Начинайте прямо сегодня. Отчитываться будете передо мной – только передо мной и ни перед кем больше, что бы ни случилось. Поняли?
– Поняли, Николас, – ответила Джини, подумав, как любит Дженкинс драматические эффекты.
В глазах Паскаля она тоже уловила насмешливую искорку. После этого Дженкинс назвал имя, и кажущаяся несерьезность момента разом исчезла. На лице Паскаля появилось выражение тревоги. Он, как и Джини, стал ловить каждое слово.
– Джон Хоторн.
Дженкинс откинулся на стуле, любуясь произведенным эффектом. Убедившись, что собеседники в достаточной степени удивлены и заинтригованы, он продолжил с удовлетворенной улыбкой.
– Джон Саймонс, Хоторн и легендарная Лиз Кортни Хоторн, его супруга. Или, иначе говоря, Его Превосходительство Посол Соединенных Штатов Америки при дворе Ее Величества. Американский посол и его жена, – насмешливо изображая тост, Дженкинс поднял бокал.
– Образцовая пара, по крайней мере нам всегда так говорили. Если не принимать в расчет то, что прекрасно известно и мне, и вам, мои дорогие: образцовых пар не бывает.
Связав воедино имя и должность, названные Николасом, Джини ощутила шок и постаралась сосредоточиться. Она, как и Паскаль, обладала журналистской памятью. Листая свою мысленную картотеку, Джини заметила, что лицо Паскаля тоже напряглось. В мозгу у девушки мелькали имена, даты, связи, слухи, старые и недавние наводки. Глядя в глаза французу, она видела зеркальное отражение того же, что происходило с ней, – проверки и перепроверки.
Николас Дженкинс рассчитывал на более сильную реакцию. Он любил устраивать постановки драматических эффектов. Теперь, как будто решив приберечь собственные разоблачения и заставить собеседников помучиться ожиданием, он наклонился вперед и деловым тоном произнес:
– Расскажите мне все, что вы о них знаете, а потом я расскажу вам то, что стало известно мне. Паскаль, ты первый.
Джини пристально смотрела на француза. Паскалю, которого она когда-то знала, не было дела ни до послов, ни до их великосветских жен. Но этому, безусловно, было.
– Ну что ж, – начал он, – политика у них в крови, на этом поприще трудилось как минимум три поколения Хоторнов. Их капиталы уходят корнями в сталелитейную промышленность и кораблестроение. В настоящее время компаниями управляет его младший брат Прескотт. В американском списке «Форбс»[10] они стояли на шестом месте. Сейчас Джону Хоторну лет сорок пять – сорок семь…
– Сорок семь, – уточнил Дженкинс. – Через пару недель ему стукнет сорок восемь.
– Учился в Гротоне, затем в Йеле, окончил юридический факультет Йельского университета. – Паскаль замолчал и порылся в памяти. – Служил во Вьетнаме, что, учитывая положение и родословную этого человека, делает его необыкновенным, даже уникальным.
– Да, не то что все остальные из этой компании, которые уворачивались от призыва, как змеи на сковороде…
– Верно, – задумчиво нахмурился Паскаль. – Что же еще? Ах да, конечно, его отец, Стэнхоуп Саймонс Хоторн, известный среди своих врагов, как С.С. Эта кличка, впрочем, до некоторой степени подходит ему, поскольку отражает его политические взгляды. Стэнхоуп до сих пор жив, хотя сейчас ему, должно быть, не меньше восьмидесяти. Известный махинатор, человек, находящийся в самом сердце политической машины. Сейчас, после последнего инсульта, он наполовину парализован. Передвигается в инвалидном кресле-каталке, но до сих пор распоряжается в их огромном доме, что в пригороде Нью-Йорка.
– С. С. Хоторн, – поцокал языком Дженкинс. – Старый С.С., своего рода смесь короля Лира с Мартином Борманом. Не самый покладистый папочка. А что с матерью?
– Она давно умерла, – пожал плечами Паскаль, закуривая сигарету. – Погибла в автомобильной катастрофе много лет назад, когда Хоторн был еще ребенком лет восьми. Отец после этого так и не женился. С тех пор он единолично правит всей династией.
– А жена? Жена Хоторна? – мягко осведомился Дженкинс.
– Знаменитая Лиз? Она необыкновенно красива. Они с Хоторном в кровном родстве, но в далеком – то ли двоюродные, то ли троюродные брат и сестра. Поженились десять лет назад. Поговаривают, что С. С. Хоторн сам выбрал невесту своему сыну, но утверждать этого наверняка я не могу. Говорят также, что Джон Хоторн буквально потерял от нее голову. Их свадьба стала событием года. Еще бы, тысяча приглашенных! – Взгляд Паскаля оживился. – Насколько я помню, на невесте было платье от Ива Сен-Лорана за тридцать тысяч долларов.
– Ты снимал их свадьбу?
Джини вздрогнула, а Паскаль бросил на Дженкинса холодный взгляд.
– Нет, – ответил он, – я же тебе сказал, что это было десять лет назад. В то время я был в Мозамбике. Тогда я еще не фотографировал великосветские свадьбы.
– Да-да, конечно, – нетерпеливо согласился Дженкинс, не особо заботясь о такте. Прошлое других людей не особо интересовало его, если только не содержало в себе темы для очередной статьи. – Что-нибудь еще, Паскаль? До тебя должны были доходить какие-то слухи, ведь слухи – это твоя работа. Какие-нибудь скандалы, связанные с Хоторном? Какие-нибудь наводки, разговоры?
– Ничего, – спокойно ответил Паскаль. – Но в конце концов я уже довольно давно не был в Штатах. Весь последний год я работал в Европе. Может быть, за это время там что-то и всплыло. А я слышал только, что Хоторны необычайно счастливая пара: двое детей, оба мальчики, удивительная супружеская преданность… – В голосе его появилась жесткая нотка. Он пожал плечами. – Беззаветный труд и служение обществу. Муж и жена, которые у всех на виду и которыми все восхищаются. Короче говоря, идеальная семейная пара. Именно так, как ты и сказал.
Николас Дженкинс бросил на Паскаля быстрый взгляд. Джини показалось, что редактору хотелось что-то брякнуть, но потом он одернул себя. Вспыльчивость Паскаля Ламартина была хорошо всем известна, и Дженкинс, очевидно, счел за благо не дразнить гусей. Он откинулся в кресле и, напустив на себя вид заговорщика, самодовольно ухмыльнулся. «До чего же он любит сплетни!» – подумала Джини. Когда Дженкинс вынашивал планы очередной статьи, он напоминал скрягу, собирающего золотые монеты. Теперь Николас повернулся к ней.
– Твоя очередь, Джини. Еще много чего остается добавить.
– Да уж, конечно, – она колебалась. – Разумеется, мне приходилось сталкиваться с Джоном Хоторном.
Произнеся эти слова, она тут же пожалела об этом. «Конечно», сорвавшееся с ее языка, сделало девушку беззащитной. Паскаль на противоположном конце стола сразу насторожился.
– Конечно? – спросил он. – Значит, Хоторн – один из друзей твоего отца?
