– Я ищу клад Макларенов.

– Что? – На ее и без того сморщенном лбу появились новые морщины. – А что это такое?

Наверное, Ганна никогда не слышала о драгоценных камнях. Как заметила тогда Фейвор, это была всего лишь местная легенда. А Ганна не принадлежала к клану Макларенов. Она приехала с севера через несколько месяцев после смерти матери в поисках работы. Карр, видя, как она понравилась Фиа, тут же нанял ее. Женщина с внешностью Ганны обходилась недорого.

– У моей матери был гарнитур из драгоценных камней, Ганна, который она приняла на хранение от клана.

Ганна красноречиво пожала плечами.

– Значит, они теперь у Карра.

– Нет. Он ничего о них не знал. Я сам узнал о них только потому, что однажды видел, как она их доставала.

Ганна с сомнением смотрела на него.

Рейн продолжал:

– Там было ожерелье и еще несколько украшений. Брошь в виде льва, усыпанная грубо обработанными камнями. Работа не очень искусная, это увидели даже мои детские глаза. Но золото толщиной с мой большой палец, а камни крупные, как кошачьи глаза.

– Продолжай! – буркнула Ганна.

Он улыбнулся.

– Она хранила их в сундучке, похожем на восточную коробку. Ты никогда не видела такую вещь здесь или в другой комнате?

Ганна прищурилась, глядя в потолок и потирая расплющенный нос пальцем. Несколько минут она размышляла, потом виновато пожала плечами.

– Нет, Рейн. Извини. Я не припоминаю, чтобы видела такую вещь. Но это не значит, что ее не существует. В этих комнатах лежит множество всяких вещей.

Ее ответ приговаривал его к долгим дням поисков среди бесконечного нагромождения старья, тряпок и всяких ненужных вещей. К очень долгим поискам.

И все это в компании маленькой жертвы.

По непонятной причине осознание этого факта не обескуражило его.

Эта девушка испытывает к нему отвращение.

Карр вел Фейвор Донн вверх по лестнице к картинной галерее. Немного раньше она заявила, что не успокоится, пока не осмотрит ее, и только под его руководством.

Ее пальцы плясали над его рукавом, почти не прикасаясь к нему. Очень странное поведение, если в нее действительно вселился дух его жены, которая любила его преданно, страстно и даже демонстративно. По крайней мере в начале их брака.

Он все еще не знал, что ему делать, если она и вправду окажется Дженет. Не мог же он жениться на этой девчонке. Что, если он женится, а потом с ней действительно произойдет несчастье? Он мог бы предложить ей стать его любовницей, но Дженет была очень строга на этот счет. Она бы не позволила ему прикоснуться к себе до клятвы у алтаря. И к тому же, как он уже заметил, эта девушка едва терпела его прикосновения.

Он не ошибался. Слишком многих женщин ему довелось соблазнить. И все же она весь вечер попадалась на его пути. Объяснить это можно было, только признав правдой слова Палы о том, что этой девушкой руководит дух Дженет.

У него появились сомнения после случая с шарфом, но ее преследование было таким настойчивым, в нем ощущалась настоятельная необходимость, даже отчаяние, и он начал верить Пале. Возможно, эта девушка даже не подозревает, что в ее тело вселилась еще одна душа.

Поэтому он согласился, и вот они здесь, стоят перед одним из шедевров Тициана. Он вложил большую часть своего состояния в произведения искусства, драгоценности и манускрипты.

– Мне нравится синий цвет. Особенно переливчатый синий цвет, – сказала Фейвор, бросив на него косой взгляд.

Темные глаза, почти черные, отметил он, с чересчур расширенными зрачками. И волосы неестественно черные. Очаровательно, но странно.

– Прелестный оттенок, – согласился он.

По дороге сюда она сделала несколько замечаний мимоходом. Ей нравятся устрицы. Ее волнует скрипичная музыка. Она заявила, что читала Джонатана Свифта и Генри Филдинга, и явно старалась удивить его этим. Он сказал ей, что не читал ни того ни другого и что находит чтение утомительным. Явно обескураженная, она погрузилась в долгое молчание, которое прерывалось лишь случайными, не связанными друг с другом замечаниями.

Не может быть, чтобы эта девушка настолько плохо могла беседовать. Он слышал, как она перед этим весьма легко и остроумно вела беседу с Танбриджем. Возможно, то, что он сейчас наблюдал, было влиянием Дженет, и эти внезапно вырывающиеся у нее глупые высказывания были результатом воздействия другой души.

Они стояли и смотрели на шедевр Тициана несколько минут, потом ему стало скучно.

– Пойдем дальше?

Он повел ее мимо удручающе тусклой фламандской картины к той, которая ему действительно нравилась, пейзажу Пуссена, написанному с почти математической точностью, под названием «Дионис у городских ворот». Греческая тема нравилась ему не меньше, чем строгая чистота композиции. Он всегда восхищался древнегреческой архитектурой и в какой-то степени самими греками. Не так, как римлянами, конечно.

– Красиво, – пробормотала Фейвор.

– Не только красиво, но и точно, – поучающим тоном сказал он. – Видите эти строения на заднем плане. Это все постройки, изображенные на их истинном месте в Афинах.

– Правда? Я не читаю на древнегреческом. И по-латыни. Немного по-французски. Еще меньше по-немецки.

Карр ее почти не слышал. Из него вышел бы отличный древнегреческий аристократ. Или философ. Или политик. Он произносил бы речи… вон там.

– Видите, моя дорогая? Вон там – Акрополь, а вон там – Парфенон.

Она что-то тихо ответила. Он обернулся и пристально посмотрел на нее. Выражение ее лица стало одновременно далеким и нежным. Ее рот таил обещание улыбки, а взгляд был мягким.

– Что вы сказали? – спросил он, наклоняя голову, чтобы хорошенько расслышать. – Что вы сказали?

– «Акрполе», – прошептала она, словно припоминая какую-то приятную глупость.

У него перехватило дыхание; в груди больно забилось сердце. Он не мог в это поверить. Не может быть. Через столько лет!

Дженет вернулась.

– Спокойной ночи, мисс Донн.

– Лорд Карр. – Она улыбнулась, вошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Плотно зажмурила глаза, прислушиваясь, когда он уйдет. Целых пять минут прошло, пока она услышала его удаляющиеся по коридору шаги.

Фейвор с рыданием привалилась спиной к двери.

Она добилась своего. Она привлекла к себе внимание Карра. И даже более того. Он теперь от нее не отстанет. В каком-то месте этой длинной, мрачной картинной галереи он убедился, что в ней живет дух Дженет Макларен.

Он прикоснулся к ней. Погладил ее щеку тыльной стороной ладони. Господи! У нее задрожали ноги, колени подогнулись. Она опустилась на пол, ругая себя за непростительную слабость.

Конечно, он прикоснулся к ней! Если все пойдет так, как они планировали, он не только будет прикасаться к ней. Это была ее цель, ее намерение с самого начала. Карр должен на ней жениться.

Из ее глаз полились слезы. Они все лились и лились, потоки слез, которые невозможно удержать. Они стекали по щекам и губам, капали с подбородка, пропитывали тонкое кружево на ее корсаже. Предательские слезы, выдающие ее слезы, которым не было дела до планов, намерений и целей.

Если бы только, беспомощно подумала она, Рейф не прикоснулся к ней первым.