Мирон хмыкнул, Алёна же заверила:

— Тут сплошные джентльмены… И вообще, пора забыть старые предрассудки.

Она усмехнулась, мысленно мне подмигнув, и непринуждённо избавилась от остатков одежды.

— Вот так. Старого мира больше нет, к чему вся эта мишура. Главное не в этом, — она говорила без тени иронии, в голосе сквозила горечь. — Впрочем… Спорный вопрос. В последнее время люди и без того слишком уж раскрепостились. Стали естественны… как животные. Может быть, выход как раз в большем количестве ограничений? В более жестких нормах… Не знаю, не сейчас.

Я услышал её тоску, желание отгородиться от воспоминаний и, одновременно, яростное желание действовать и плотину неведения, о которую разбивались волны ярости. «Лучшая…» — вспомнилась фраза Упыря, извлеченную из памяти моего друга. Алёна услышала, что я услышал её, приглушила чувства и улеглась, вид имея отрешенный и задумчивый.

Анюта избавилась от застенчивости, поданный пример её убедил, легко сбросила комбез и тоже не без изящества устроилась на койке.

— Ну, что? Решили этические вопросы? — поинтересовался Чарли. — Иногда я просто прихожу в ужас от того количества предрассудков, которыми вы руководствуетесь в жизни… Ну да, ладно. Об этом в следующий раз. А сейчас извольте лечится. Аня, особо обращаю твоё внимание, будет довольно неприятно. К тому же тебе предстоит перенести и модификацию нервной системы, говорят, шум в голове при этом жуткий. Зато будешь на равных со всеми. Ты, главное, знай, что ничего опасного.

— Всё нормально, Чарли. Я готова.

Лечение, как обычно, вызвало приступ голода и жажды, и мы в полном составе направились в столовую. Анюта неуверенно пробовала новые возможности. Меня то захватывало потоком её мыслей, то она закрывалась настороженно. Так или иначе, но к концу второго на сегодня обеда она полностью освоилась. Я обратил внимание, что мрачные настроения экипажа постепенно сменяются нетерпением. Мы жаждали действий, но никто не знал ответа на пресловутый вопрос.

Прошедшие после лечения сутки я обдумывал, как распорядиться той идеей, которой успел поделиться со мной Петька, но так ничего толком и не придумал. Слишком уж непонятные существа, эти кристы. Сержант… «наш человек», но, поди, узнай, что на самом деле думают обитатели гигантских пирамид.

Флот шааян стартовал в тот же день, ближе к вечеру. Миллион триста тысяч человек смогли принять на борт диски, им предстояло двухлетнее путешествие в мир, где, может быть, найдётся место для людей без родины. На Земле по оценке Сержанта остались в живых более миллиарда человек. Половине из них предстояло умереть в течение ближайшего года. Голод, болезни, радиация — главные помощники смерти.

Иван сообщил, что со своим отрядом организовал колонну из пятидесяти грузовиков и решил двигаться на Кавказ в расчёте на тёплый климат и удалённость от основных источников заражения. Сам он предполагал двигаться впереди колонны на удачно подвернувшемся вертолёте, разведывая маршрут.

Снова рубка и снова молчание, они ждут, что скажет капитан. А я боюсь задать вопрос, в котором заключена последняя надежда. Тихий голос Алёны:

— Ты знаешь?

— Может быть.

Мирон, разглядывая звёзды:

— Так не томи душу, командир. Терять нам больше…

Не голос, а стон Чарли оборвал его фразу:

— Какая сууука!?…

— Что? Чарли!

Нервы у нас и без того натянулись до предела, а тут… от бывшего компа таких эмоций я не ожидал:

— Какой-то козёл пытался активировать привод прямо на Земле… Ненавижу!!!

Мирон, всё поняв побледнел, выдавил:

— Земли больше нет.

— Что вы оба несёте! — Алёна, догадываясь, о чём речь, пыталась прогнать жуткую мысль.

Чарли продолжил, отключив эмоции:

— Видимо, кто-то из Проекта имел доступ к оборудованию. Они вырастили корпус корабля, а при попытке инициализации накопителя и привода в дело вступила порча. Спонтанный разряд накопителя, плюс ударная деформация… неважно. Планета разваливается, ничего живого там нет.

Мама, отец, Иван … и ещё миллиард человек.

Анна неестественно твёрдым голосом попросила:

— Покажи, я хочу запомнить.

«Как Алёна» — мелькнуло в затуманенных мозгах. На консоли появилось изображение — два шара, один ещё голубой, другой бело-синий, медленно растущий, он постепенно поглощал нашу планету, сжигая её в топке вакуумного распада.

Прошёл час, а может, больше. Мы даже не пытались говорить или думать вслух. Каждый рвал себе душу сам, не вопрошая остальных и не утешая. Что происходило со мной, не помню, что произошло с другими, не знаю. Наконец, возникла и рефреном стала биться в голове мысль — «а что изменилось? а что изменилось…». Ничего.

— Сержант.

— Слушаю, капитан.

— Скажи мне, Сержант, что кристам известно об оружии, которое использовали олимпийцы и их противники? — именно этот вопрос я готовился задать перед катастрофой.

Время замерло, я слышал протяжные удары сердца и глухой гул в голове. Через бесконечное число секунд Сержант произнёс:

— Мы пытались получить доступ к оружию предтеч, которое вовсе и не оружие. Мы знаем, где оно находится. Точнее, отслеживаем его перемещения. Но воспользоваться им мы не смогли. Во-первых, анклав делает гигантские прыжки при смене дислокации. Во-вторых, дважды перехватив его, наши посланцы не смогли проникнуть внутрь.

— Мне… нам нужны координаты. И ещё. Чей это анклав? Олимпийцев?

Он подтвердил главное, то, что Петька Кальмановский рассказал мне, назвав маленькой бредовой идейкой. Самая древняя раса знала о месте нахождения принцип-модификатора.

— Олимпийцы спрятали свой МП анклав лучше, мы не смогли его обнаружить. Речь идёт об оружии их противников. Я, кстати, не знал, что вам вообще известно о древнем противостоянии. Сказав, что мы знаем координаты, я разгласил один из важнейших наших секретов. Я должен подумать.

Сержант замолчал, он даже оборвал канал связи. Мирон открыл глаза, спросил с тоской:

— Неужели ты надеешься воспользоваться этой штукой? И что ты собираешься сделать?

— Я не знаю, что. Но модификатор — это всемогущество, — сказал я, поражаясь собственной уверенности.

— Ты не боишься? — Алена смотрела на меня со смесью страха и надежды.

— Чего мне ещё бояться? Я боюсь одного — что Сержант откажет. Долго он думает, мыслитель.

Алена покачала головой:

— Нет, Саш, ты не понимаешь. Ты не боишься сделать что-нибудь не так? Такая сила требует… не знаю.

— Да, Алена, я знаю. Но не вижу другого выхода. Нет его.

Сержант появился неожиданно, когда я решил, что он не заговорит вовсе:

— Вот и всё. Прощайте, ребята. Чарли получил всю информацию по ПМ анклаву. А я должен вернуться домой.

Вот и всё…

— Спасибо, Сержант. Что-то голос у тебя грустный. И почему «прощайте»? Может, встретимся ещё, — сказал Мирон с искренней благодарностью в голосе.

— Я преступник, и возвращаюсь на Чудо за наказанием, — был ответ Сержанта.

Анна спросила:

— Что с тобой будет?

— Интеллектуальных особей подвергнут чистке памяти. Я стану другим. Вот так. Не вините себя, я поступил, как считал нужным… А потом, вдруг у вас получится? Всё, я ушел.

Наши нестройные «прощай» он не услышал.

— Чарли, ты как, готов? — задал я обычный вопрос.

— Я-то, может, и готов, а вот вы, нет. Вам придётся впасть в спячку. Координаты, что дал Сержант, ведут даже не в соседнюю галактику. Чертовски далеко. Боюсь, что, будучи в сознании, вы такую дорогу не перенесёте. Туда идти неделю, не меньше.

Герке усмехнулся:

— Значит, соврали кристы, что испытывают новый привод впервые. На своей обычной тяге им ни за что не угнаться бы за анклавом.

— Это ерунда, — Чарли сама деловитость. — Предлагаю график. Сутки вы спите, короткий отдых ото сна, потом снова спите.

— Вы, как хотите, а я сутки не просплю, — Аня смотрела на нас удивлёнными глазами.