– Я пойду в госпиталь.

– Кажется, ты говорила, что тебя тошнит от войны, что ты не хочешь снова видеть вокруг себя смерть и человеческие страдания. Госпиталь переполнен ранеными солдатами с обеих сторон.

– Я знаю, – отозвалась она тихо, откинув со лба прядь рыжеватых волос. – Но все же мне надо быть там. Я не единственная, кто устал от войны. Всем нам досталось. Доктору Холту не хватало людей, когда я покинула его, и сейчас у него наверняка много хлопот, когда раненых так много.

– Джонстон забрал своих с собой.

– Знаю. Я тоже собиралась, но Натан вынудил меня бежать вместе с ним. О Боже, если бы я отказалась!

Зазвучал горн, и Тревис выпрямился в седле. Все солдаты вокруг прислушались. Они были усталыми, оборванными, грязными, но каждый из них воспрянул духом при этом звуке.

Как только стих призыв горна, люди двинули своих лошадей вперед, выстроившись по четыре в ряд, и, словно повинуясь молчаливому приказу, подхватили слова песни: «Глаза мои видели славу явления Господа…»

Китти нахмурилась. Боевой гимн Республики. Они упоминали в песне имя Божие, словно это давало им право грабить и убивать. Ею овладела ярость. Слова гимна казались ей святотатством.

Солдаты закончили петь, и прежде чем они успели затянуть новую песню янки, Китти выпрямилась, подставила лицо ветру, и в наступившей тишине ясно прозвучал ее звонкий голос: «О, как хотела бы я вернуться на землю, где зреет хлопок, где еще жива память о старых временах… оглянись… оглянись… оглянись вокруг… благословенная земля Дикси[2]…»

Она продолжала петь куплет за куплетом, и голос ее становился все громче и разносился все дальше. Притихшие, хмурые солдаты обернулись и уставились на нее.

Тревису хотелось задушить ее на месте. Подумать только, он, всеми уважаемый офицер армии генерала Шермана, верхом на лошади с женщиной, распевающей гимн Конфедерации! Однако у него хватило здравого смысла не пытаться ее остановить. Лучше позволить ей закончить, несмотря на мрачные взгляды, которые солдаты бросали в его сторону.

Она повысила голос, чтобы пропеть последние несколько слов, когда до Тревиса донесся громовой стук копыт. Подняв глаза, он увидел самого прославленного генерала, направлявшегося к нему верхом на лошади в длиннополой шинели, развевавшейся на ветру. Однако Китти не замолчала – довела свою песню до конца и даже повторила лишний раз припев уже после того, как Тревис осадил лошадь и отдал честь генералу Шерману, грозно смотревшему на него.

– Что все это значит, капитан? – прогремел совсем рядом голос генерала. – Какое отношение вы имеете к женщине, которая, сидя на вашей лошади, смеет распевать гимн окаянных мятежников?

– В нашем гимне нет святотатства, – отрезала Китти, между тем как Тревис готов был провалиться сквозь землю. – Мы не идем в бой, упоминая имя Божие и одновременно насилуя и убивая. Все знают, что ваши люди пронеслись, словно ураган, по всему Югу, занимаясь убийствами, поджогами и разбоем. И вы поете о Боге?

На какое-то мгновение Тревису показалось, что Китти сплюнет с презрением на землю, однако она не сделала этого.

– Если я так ужасен, то почему не приказал сию же минуту вас убить? – спросил генерал Шерман.

Губы его изогнулись в язвительной улыбке, однако блеск в глазах не сулил ничего доброго.

– Зачем? У вас на совести и так достаточно злодеяний.

– Китти, ради всего святого! – Тревис обернулся в седле и бросил на нее сердитый взгляд, обдумывая, не ударить ли ее по щеке, чтобы она замолчала.

– Ну? – Ноздри Китти раздулись, в фиалковых глазах вспыхнули фиолетовые и пурпурные огоньки. – Не вы ли тот самый знаменитый генерал, который заявил, что даже ворона, летящая за вами следом, не найдет себе ничего на пропитание? Что война – это ад? Что вы намерены покарать Юг? Что ж, давайте обрушьте вашу кару на меня. Убейте меня, если это поможет вам почувствовать себя настоящим мужчиной! Только так вы заставите меня замолчать, потому что я сойду в могилу с пением «Дикси» на устах.

Генерал Шерман перевел взгляд на Тревиса и спросил свистящим шепотом, дрожа от ярости всем телом:

– Капитан Колтрейн, кто эта женщина? Мне кажется, я видел вас с ней раньше. Кто она такая и как она оказалась в вашем обществе?

– Сэр, – Тревис глубоко вздохнул и провел рукой по лбу, – это мисс Кэтрин Райт, дочь Джона Райта…

Выражение лица генерала Шермана тотчас изменилось.

– Понимаю. – Он откашлялся. – А что она делает с вами?

– Видите ли, сэр, Джон Райт был убит при Бентонвилле. Генерал, потрясенный, прикрыл глаза, не скрывая своего горя.

– О нет, – отозвался он чуть слышно. – Я не знал. Мне об этом не доложили.

Затем, оставив в стороне скорбь, генерал Шерман взглянул на Китти:

– Я сожалею, мисс Райт. Я чрезвычайно уважал вашего отца и восхищался им. Он был человеком глубоких нравственных и религиозных убеждений, мужественным и доблестным солдатом…

– Жаль, что вы на него не похожи, – огрызнулась Китти, и Тревис сжался в седле.

Генерал Шерман вздрогнул, словно она его ударила.

– Я мог бы сказать то же самое о вас, юная леди. Я знаю, что Джон Райт, родом с Юга, был убежденным сторонником северян. Прискорбно, что вы не разделяли его чувств. Но я нисколько не удивлен, что у Джона Райта такая пылкая и храбрая дочь. – Он снова бросил испытующий взгляд на Тревиса: – Вы до сих пор не объяснили мне, каким образом эта женщина оказалась с вами, капитан Колтрейн.

Тревис насколько возможно коротко поведал генералу Шерману о работе Китти в госпитале генерала Джонстона в Бентонвилле и о ее похищении офицером, дезертировавшим из армии конфедератов, рассказал ему о том, как этот офицер застрелил Джона Райта, а он сам расправился с Натаном Коллинзом.

– Коллинз родом из этих мест, так же как и мисс Райт, – продолжал Тревис. – Их соседи крайне неприязненно относились к Джону Райту и сожгли дотла его ферму. Китти прежде работала в госпитале в Голдсборо, и я решил, что мне лучше самому сопровождать ее туда. Я уверен в том, что прятавшиеся кругом дезертиры из армии мятежников видели, что произошло. Пойдут слухи, и, когда выяснится, что Китти Райт имеет прямое отношение к смерти Натана Коллинза, жители города захотят отомстить. Со мной ей будет безопаснее.

– Безопаснее? – Генерал Шерман приподнял брови. – И как же вы предлагаете с ней поступить, капитан? Неужели думаете, что эти люди смягчатся, увидев ее в обществе офицера армии северян? И как, по-вашему, они отреагируют, когда мы в самом скором времени войдем маршем в город?

– Я собираюсь взять ее с собой, – твердым голосом ответил Тревис, смело встречая пристальный взгляд генерала. – А затем мы обвенчаемся.

Вокруг послышался недовольный ропот, который тут же стих под гневным взглядом Тревиса. Он снова обернулся к генералу Шерману, ожидая его ответа.

Но тут Китти возмущенно воскликнула:

– Погодите, вы все! Разговариваете так, как будто меня вовсе нет рядом. Я уже сказала тебе, Тревис Колтрейн, что собираюсь остаться здесь и возделывать землю своего отца. И почему вас, генерал Шерман, должны заботить мои дела? Вы либо убейте меня, как вы обычно поступаете с женщинами и детьми, либо продолжайте свой путь и оставьте меня в покое. Я не намерена находиться в обществе вашего капитана дольше, чем того потребует необходимость. Ему пришла в голову мысль сопровождать меня в город, а не мне. Уверяю вас: я опасаюсь мести горожан не больше, чем ваших солдат.

Тревис ожидал самого худшего. Но генерал Шерман сделал то, что его люди наблюдали за ним крайне редко. Он рассмеялся. Запрокинул голову и смотрел на разъяренную молодую женщину, весь заходясь от смеха.

– Черт возьми, похоже, шутить вы не расположены, мисс Райт. Только Джон Райт мог произвести на свет такую дочь. Отправляйтесь в путь вместе с моим капитаном и, когда окажетесь в Голдсборо, поступайте как знаете. Жаль, если Колтрейн окажется настолько глуп, что женится на вас.