Внезапно он рассмеялся, его темные глаза удовлетворенно блеснули. Эти сверкающие фиалковые глаза, щеки нежно-персикового оттенка, покрывшиеся от гнева румянцем, – как же она прекрасна!

– Боже мой, Китти, ты самое восхитительное создание из всех, кого я когда-либо встречал, самая прелестная женщина, какую я видел. Мне будут завидовать все мужчины штата. Возможно, сейчас я тебе противен, но ты скоро смиришься со своим новым положением.

– Да, ты мне противен! – воскликнула она, не обращая внимания на его угрозу пустить в ход кнут. – До этого вечера я даже понятия не имела, какой ты жестокий и корыстный. Я всегда буду ненавидеть тебя!

Он насмешливо приподнял брови:

– И всегда будешь любить своего бравого кавалерийского офицера, даже несмотря на то что он бросил тебя, когда ты носила под сердцем его ребенка?

– Да. – Она решительно кивнула. – Я всегда буду любить Тревиса, и, что бы ты ни делал, ты не в силах этого изменить. И я отказываюсь обсуждать его в твоем присутствии.

– Что ж, ладно. – Он зевнул, поднеся кончики пальцев к открытому рту. – Это уже не имеет значения. Теперь ты моя и будешь жить, как решу я. Прошлое не имеет никакого отношения к нашему настоящему или будущему. Но если ты и дальше будешь мне противиться, то горько об этом пожалеешь, даю слово.

Кори наклонился и хотел поцеловать ее, но она отвернула лицо в сторону.

– Спокойной ночи, моя дорогая жена, – произнес он с усмешкой. – Приятных снов.

Он вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Слава Богу, на короткое время ее муки остались позади.

Когда Дульси утром раздвинула голубые портьеры на окнах, Китти, едва проснувшись, попросила принести к ней в комнату сына. Накормленный и выкупанный, он свернулся калачиком у нее на руках, и она любовалась его прелестным, словно у маленького ангела, личиком.

Скоро Джон заснул, и Дульси отнесла его в детскую, после чего помогла Китти переодеться.

Еще одна служанка принесла поднос с завтраком. Китти заставила себя отведать кукурузных лепешек с патокой и свежим маслом, но кусок копченой ветчины оказался слишком жирным для ее все еще слабого желудка. Выпив вторую чашку чая, она вернулась в постель, заново заправленную Дульси. Спустя некоторое время в комнату явился Хьюго со списком приглашенных на прием.

– Я не могу назвать тебе никаких имен, – резко сказала ему Китти. – Кого пригласил мистер Макрей, меня нисколько не заботит.

– Но ведь прием устраивается по случаю вашей свадьбы.

Хьюго выглядел раздосадованным. Китти явно его недолюбливала. Во всем его облике было что-то очень неприятное. Скорее всего, его безоговорочная преданность своему хозяину.

Она быстро отпустила его.

– Устраивайте прием так, как угодно вам с мистером Макреем, Хьюго. Я не хочу сейчас этим заниматься. Я устала и хотела бы отдохнуть.

Он отвесил ей легкий поклон:

– Как угодно, мадам, но должен вас предупредить, что после завтрака прибудет миссис Ривенбарк снять с вас мерки для платья.

– Какого платья? Я не заказывала никаких новых туалетов.

– Мерки для бального наряда, мадам.

В его тоне чувствовалось раздражение. Хьюго был обыкновенным полевым рабочим, пока Кори случайно не увидел его и позже не дал ему образование, и ей было неприятно наблюдать его высокомерие по отношению к остальным неграм, окружавшим его.

– Хорошо. Как только приедет миссис Ривенбарк, проводи ее наверх. – Китти бросила на него холодный взгляд. – Пожалуй, мне действительно понадобится модный наряд для такого случая. Хьюго, что бы я делала без твоей опеки? – добавила она язвительно.

Он нахмурился, отвесил ей еще один поклон и вышел из комнаты с мрачным, непроницаемым выражением на лице Дульси, не сдержавшись, хихикнула:

– Вы поставили его на место, мисс Китти. Вы не представляете, как он всех нас изводит своими придирками.

– Могу представить, Дульси. Похоже, что жизнь в этом доме ли для кого не сладка. Но я сумею со всем справиться, лишь бы моему сыну было хорошо.

– О, не беспокойтесь за ребенка. Я за ним ухаживаю, мэм. Он такой милый малыш. Для меня он все равно что родной.

– Я бы хотела, чтобы его колыбель принесли сюда, и я могла сама за ним присматривать.

На лице Дульси мгновенно появилось выражение испуга.

– Мисс Китти, мистер Макрей этого не позволит. Он приказал мне смотреть за ребенком, потому что у вас и без того будет много хлопот.

– Хлопот? – эхом отозвалась Китти. – Что он имеет в виду?

– О, наверное, хочет, чтобы вы почаще устраивали у себя приемы, ужины с чаем и…

– Ладно, там будет видно. Я не собираюсь порхать по дому, подавая чай старым сплетницам, которые в глубине души терпеть меня, не могут. Я хочу проводить как можно больше времени со своим сыном. Он единственное мое счастье в этом мире. Принеси сюда его колыбель, как я тебя просила, а также все его вещи. Я буду сама ухаживать за ним. И как только миссис Ривенбарк уедет, пошли кого-нибудь за Джекобом. Я уже давно его не видела и хочу с ним поговорить.

Дульси уставилась себе под ноги.

– Ну? – нетерпеливо спросила Китти. – В чем дело?

Дульси пробормотала в ответ, опуская голову все ниже и ниже:

– Мистер Макрей не разрешает пускать в дом ни одного негра с полей, мэм. Джекоб несколько раз приходил к черному ходу и спрашивал о вас, но Фанни, кухарка тут же посылала за мной, и мне приходилось давать ему от ворот поворот. Хьюго сказал, что, если он еще раз появится у той двери, его вышвырнут вон с плантации, и что Джекобу, мол, лучше хорошенько об этом подумать, потому что ему больше некуда идти.

– И ты позволяешь ему так обращаться со своим дядей? А его внуки?

– За ними приглядывает Фанни. Ох, мне бы хотелось сказать что-нибудь, но от этого всем стало бы только хуже. Хьюго может выгнать мальчиков вместе с Джекобом, и что ему тогда делать? Никто не даст работу старику, мисс Китти.

– Я сама отправлюсь на поля и разыщу его. И если не перенесешь в эту комнату Джона и его вещи, я и это сделаю сама. По правде говоря, Дульси, я надеялась, что мы с тобой станем ближе, что я смогу тебе доверять. Разве я не просила тебя отнести в город письмо к капитану Колтрейну? Я понимаю, ты опасаешься Хьюго и мистера Макрея, но теперь я хозяйка этого дома и, значит, должна иметь право голоса.

Она остановилась, заметив выражение лица Дульси. По щекам негритянки струились слезы, плечи дрожали. Страшная догадка охватила Китти, словно обдавая огнем.

– Ты не отправила мое письмо? – вскричала она. – Боже, Дульси, ведь я доверяла тебе!

Негритянка продолжала всхлипывать, и Китти сказала с презрением в голосе:

– Не важно. Джекоб относил мои письма в город, и я знаю, что несколько все же были отправлены. Но мне больно сознавать, что ты предала меня. Что ты сделала с письмом, которое я передала тебе? Лучше скажи мне правду.

– Я, я отдала его мистеру Макрею, – простонала она чуть слышно. – И если он узнает, что я рассказала об этом вам, он наверняка прикажет спустить с меня шкуру. Выгонит из дома, и мне больше некуда будет пойти.

– Ты можешь подыскать себе другую работу, Дульси, ты молода, сильна, ловка. Все это останется между нами, но я твердо намерена дать понять Кори, что раскрыла его обман. О, будь он проклят! – Она соскочила с кровати и принялась мерить шагами комнату. – Трижды проклят! Я все больше и больше убеждаюсь в том, на какие бесчестие уловки он способен.

Дульси продолжала стоять неподвижно, держа в руках ночной горшок. По лицу ее все еще текли слезы. Испытывая внезапный прилив жалости к девушке, которая лишь исполняла чужой приказ, Китти обняла Дульси за плечи.

– Если мистер Макрей прогонит тебя, Дульси, ты найдешь работу и заживешь лучше прежнего. Слава Богу, не все люди в этом мире такие же порочные, как Кори Макрей. Жаль, что я не могу уехать отсюда.

Она уже собиралась отойти от нее, но Дульси зарыдала еще сильнее, и Китти резко обернулась, охваченная тревогой.