Решившись идти через остров, Питер без шума вскарабкался на берег, приложил ухо к земле и оставался в таком положении несколько секунд. Затем он осторожно поднялся и направился через кусты, крадучись, как кошка, неслышными шагами. Таким образом он скоро достиг вершины холма, где стоял блокгауз, не слыша ни малейшего звука и не заметив ни единого человеческого существа на острове.

— Неужели проклятые трусы успели уже отчалить и увезти девушку? — подумал Питер. — Да, мне кажется, что это так. Скверно!

Отсутствие смертельных врагов весьма беспокоило бесстрашного охотника, потому что хотя он и его друзья в этом случае и были вне всякой опасности, но зато все его планы — освободить пленницу и причинить какой-нибудь вред индейцам — рушились.

Внутренне досадуя, старый охотник выпрямился во весь рост и уже не так осторожно пошел скорым шагом по острову: но едва прошел он шагов двадцать, как ему послышался какой-то шум.

— Ага! — проговорил он про себя. — Вот они, негодяи! Что такое они делают? — прибавил он через минуту, когда повторился прежний звук. — Я должен это исследовать.

И, как змея, пополз далее по тому направлению, откуда слышался шум. Он скоро достиг прогалины, образовавшейся вследствие вырубки деревьев, употребленных на постройку блокгауза и плота, и тут разрешилась загадка. Посреди прогалины, при свете звезд, заметил он шесть или семь Темных фигур, молча стоявших перед тремя или четырьмя другими, которые своими топорами выкапывали углубление в земле.

— Они хоронят своих мертвецов, — прошептал Питер. — Вот почему я ничего так долго не знал о них. Ну что ж, с Богом, могу сказать, умершие вполне заслужили свою участь. Если бы вы только знали, — продолжал он с яростной усмешкой, — кто смотрит на вас теперь, вы бы забыли о моем скальпе; не правда ли, господа краснокожие? Но успокойтесь и радуйтесь, со мной нет шести или восьми храбрых лазутчиков, а то вы бы запели другую песню! К несчастью, Теперь мне приходится скрываться, как трусу.

После этого лазутчик оставил прогалину и спустился к западному берегу острова, которого и достиг без малейших приключений.

Так как он не открыл тут ни врага, ни лодки, то решил еще раз поискать ее, плывя вдоль берега. Он поспешно скользнул в волны и направился к северной оконечности озера. Но едва он проплыл футов пятнадцать по этому направлению, как, к величайшей своей радости, при повороте около берегового выступа увидел ту самую лодку, которую индейцы украли у него или, вернее, у его друзей.

Питер хотел было выразить свою радость обычным торжественным криком; тотчас же вспомнил, что этим может разрушить весь свой план и погубить ту, которую ему так сильно хотелось спасти, а потому он сдержал шумные изъявления своего восторга и принялся внимательно и пытливо вглядываться в лодку, на которой, как ему показалось, была темная фигура индейца; но он мог и ошибиться, принимая тень дерева за человека. Хотя старому охотнику и очень хотелось завладеть снова лодкой, но долговременный опыт в борьбе с индейцами подсказал ему, что не следует торопиться, а потому, сохраняя полнейшее спокойствие, он начал приближаться к желанной цели с медлительностью улитки, останавливаясь каждую минуту, и, наконец, достиг кормы лодки.

Тут лазутчик без малейшего шума, затаив дыхание, поднялся над водой: сначала над бортом показалась темная масса его волос, потом лоб и, наконец, глаза, так что он мог вполне разглядеть лодку.

Не оставалось никакого сомнения: лодка, которую он увидел, было то самое судно, которым он сам управлял два дня назад.

Там посредине стояло маленькое укрепление, выстроенное на Мауме. Но теперь приходилось решить вопрос: совершенно ли покинули лодку индейцы или же она охраняется ими? Хотя Питер очень внимательно рассматривал ее через борт, но все предметы представлялись в неясных очертаниях, кроме одного укрепления, которое мешало ему видеть переднюю часть судна, где, может быть, стоял или лежал один из страшных врагов.

Лазутчик осторожно взобрался на корму, перелез через борт и соскользнул вниз; все это он сделал без малейшего шума и уже намеревался ползти далее, как вдруг ясно услышал какой-то особенный, странный звук, как будто чей-то подавленный стон; вслед за этим лодка покачнулась, — казалось, кто-то прыгнул в нее, и послышались легкие, поспешные человеческие шаги.

Как мы уже знаем, Питер был не трусливого десятка, но он обладал присущим каждому человеку свойством самосохранения и потому вовсе не желал быть замеченным врагами, которые, наверное, не пощадили бы его. Мысль потерпеть неудачу теперь, когда он находился уже у самой цели, когда задуманное им предприятие, которое должно было увеличить его славу, наполовину уже исполнено, — эта мысль страшила смелого охотника более, нежели его внезапная смерть. Но, может быть, еще не все потеряно. Питер судорожно сжал нож в руке и, не двигаясь, устремил свой взор на узкие доски, положенные для порядка около укрепления.

Вдруг он увидел темную фигуру индейца, появившуюся в узком проходе, обошедшую укрепление и снова исчезнувшую в узком проходе с другой стороны. Выждав несколько минут, чтобы дать время производившему осмотр индейцу возвратиться на свой пост, Питер осторожно пополз вперед и скоро достиг левого бокового прохода, между блокгаузом и бортом лодки. Отсюда он заметил дикого, который стоял на передней части лодки, опираясь на мушкет, и был здесь единственным сторожем. Замыслив кровавое дело, лазутчик вытащил из-за пояса томагавк, взял его в одну руку, а в другую нож, затем, постепенно выпрямившись во весь рост, он неслышными шагами, которые сделали бы честь пантере, двинулся дальше, пока наконец не очутился на расстоянии фута от врага. Тут он поднял томагавк, взмахнул им высоко над головой, прицелился и изо всей силы опустил его на голову индейца. Страшное оружие с глухим звуком пробило череп дикаря и вонзилось в мозг. Несчастный повалился без крика, без вздоха.

Вторым движением белого было одним взмахом ножа перерезать канат, которым была привязана лодка, затем схватить длинное весло, и несколько мгновений спустя лодка была уже на довольно большом расстоянии от берега.

Только теперь предался лазутчик радости по случаю счастливого исхода трудного предприятия и разразился сердечным, но тихим смехом, который, впрочем, скоро прервался, и Питер стал серьезен, так как до ушей его долетел тихий, подавленный стон, который не на шутку испугал охотника.

«Что это такое? — подумал Питер, быстро оглядывая ближайшие окрестности. — Надеюсь, это не нечистая сила, впрочем, я все-таки, не задумываясь, поеду дальше».

Подобно всем людям своего сословия, Питер был очень суеверен и вследствие этого боялся невинного человеческого духа больше, нежели живого. Первой его мыслью было, что это дух убитого им индейца, но он тут же вспомнил, что слышал этот же самый звук, еще когда враг его был жив. Тогда пришло ему на ум, что на борту был убит белый и что дух умершего вследствие внезапной смерти, а также настоящего печального положения не может теперь найти себе покоя.

— Если это отец молодого человека, то есть, вернее сказать, его дух, — заключил Питер, оправившись от мимолетного страха, — то я думаю, что, чем скорее я возвращу лодку ее владельцам, тем скорее он успокоится, а я и подавно: воевать с живыми я могу, с мертвецом же нет, благодарю!

Лишь только наш суеверный друг додумался до этого в высшей степени мудрого заключения, он поспешил привести в исполнение мнимое желание духа. Первым делом он нагнулся, желая выбросить за борт лежавшего возле него мертвеца, но едва он до него дотронулся, как в третий раз послышался ему стон, на этот раз гораздо протяжнее, громче и болезненнее.

Теперь старый охотник был серьезно поражен. Он быстро отскочил от трупа убитого и с неприятным чувством вглядываясь в темноту, ожидая, что вот-вот предстанет перед ним грозное привидение.

Его загорелое лицо побелело, дрожь пробежала по всему телу, волосы на голове поднялись дыбом.