Так что мне остается лишь сидеть и попивать свой кофе. Танкист, опроставший блюдце сметаны, мирно подремывает у меня под рукой. Я поужинал, в офицерский клуб мне идти неохота – если напьюсь, то обязательно брякну что-нибудь лишнее… А больше тут пойти некуда: города-то я не знаю. А и знал бы, что бы изменилось? Ну, куда один пойдешь?
Я наклоняюсь к Танкисту:
– Что дружок, посидим еще, или пойдем на квартиру?
Он приоткрывает один глаз, смотрит на меня несколько секунд, а потом укладывается поуютнее, как бы говоря: "Ты – человек, ты и решай!" Тогда остаемся здесь…
…Темнеет так, словно выключили свет. В кофейне почти никого – так пять-шесть посетителей. Странно, а я думал, что в восточных кофейнях народу как на восточном базаре. Но это к лучшему. Мне сейчас ни с кем общаться не охота. Ну не охота же, я сказал!
– Каспадын апицер желай девочка? Спелий, слядкий, как хельва…
Да уж, никогда бы не подумал, что восточный сутенер будет так похож на свой литературный образ. Толстый, маленький, с золотыми кольцами на волосатых пальцах. Одет в нечто невообразимое, надо думать – халат. Вот уж мне только проституток не хватало…
– Господин желай, чтобы его оставляй в покое. Понимай? Гуляй!
Толстяк отходит кланяясь, но через пару минут появляется снова. Теперь он тащит за собой нечто тоненькое, завернутое в покрывало.
– Каспадын апицер, смотри – гурия!
Он рывком сдергивает покрывало. Передо мной, опустив голову, стоит девочка лет 12-13, в шелковых шальварах и короткой рубашке. Толстяк поднимаете ее лицо, ухватив девчонку за подбородок. Она смотрит на меня испуганными глазами. Так. Это вот – дело церкви. Только патрулей что-то не видать. Жаль. Придется действовать своими силами…
Если я сейчас пойду искать патруль, то когда вернусь, толстяка уже здесь не будет. Может быть, отобрать силой? Да нет, что-то мне вон те два хлопчика не нравятся. Дитятки под два метра ростом, и можете отрубить мне руку, если у одного из них под халатом не маузер…
– Сколько?
– Для каспадын апицер – двадцать абазов. Дешевле нет.
Двадцать абазов – это примерно семь рублей. Ну ладно, такие деньги у меня есть. Я вынимаю портмоне и достаю десятирублевую ассигнацию. Держи, работорговец…
Беру девчонку за руку, подсаживаю на плечо Танкиста, кидаю еще одну бумажку на стол за ужин и кофе. Так, теперь бы разобраться, где это моя квартира находится. На улице темно, как в угольном мешке. Дорогу я вроде помню, но не твердо. Может спутницу спросить? Как не так! Девчонка по-русски не говорит. То есть абсолютно. Ладно, дойдем как-нибудь…
…Проплутав по узеньким улочкам около часа я, наконец, выхожу к дверям своей квартиры. Денщик открывает дверь и изумленно пялится на мое приобретение.
– Вот что, голубчик, постели-ка ей на диване. И спроворь, пожалуй, что ни то поесть. А завтра, сходишь за дивизионным иерархом. Мне эту красавицу за двадцать абазов продали, так что пусть сим делом церковь займется. Да, и отведи ее помыться, – добавляю я ему вслед, когда он уже собирается уходить.
Мой денщик, веснушчатый курский увалень по имени Трофим, забирает девицу и ведет ее в комнату, в которой стоит диван. Я заваливаюсь на кровать, Танкист принимается уютно урчать у меня под боком, и вскоре я проваливаюсь в мягкий сон…
…Анненков берет папиросу из протянутого портсигара, закуривает сам и подносит огонек Куманину. Я тоже хочу закурить, но он отводит мою руку и тихо говорит:
– Еще не время. Тебе еще с нами нельзя.
А Гриша Куманин добавляет:
– Ждать себя заставляешь, Севолод. Давай-ка, брат, поторапливайся…
При этих словах он поворачивается и идет от меня прочь. Я изумляюсь тому, что человек может идти без ног и просыпаюсь…
В комнате темно, но я чувствую, что кто-то тут есть. Осторожно тяну руку к кобуре. Пустая! От же ж! Около окна мелькает тень. Так, а ведь ночной гость вряд ли знает, про маленький "Вальтер", подаренный мне на прощание Зеппом Блашке. Изящная вещица совсем не шутейного калибра должна лежать у меня в кармане брюк. Ну-ка, аккуратненько… Есть! Пальцы смыкаются на холодной рукоятке. Теперь без лишнего шума осторожно вытащить пистолет… Так. Ну, пожалуй, надо узнать, кто это у нас в гостях…
Я резко сажусь на постели, и тут же раздается тихий голос:
– Спокойно, господин Соколов, спокойно. Не делайте шума и резких движений и все кончится для вас хорошо…
Очень интересно. Говорит чисто, без акцента, но фраза построена не совсем по-русски…
– Кто вы? Что вам нужно?
Эх, еще бы побольше дрожи в голос…
Щелчок и мне в лицо бьет луч карманного фонаря. Но я ждал чего-то подобного и потому опустил голову. Хоть и с трудом, но различаю два силуэта…
– Если вы, господин полковник ответите на несколько моих вопросов, мы расстанемся с вами мирно и, возможно, даже друзьями. Кстати, не пытайтесь хвататься за пистолет – у вас его нету…
Ну, батенька, вот тут вы здорово ошибаетесь…
– Уберите свет, глаза больно…
– Хорошо. – Луч уходит в сторону. – А сейчас вы расскажете мне: с какой целью вас направили в дивизию "Генерал Корнилов"?
Так-так. Хорошо бы, конечно, прихватить субчиков живьем, да вот жаль – я не киногерой. Это только у них получается стрелять в темноте на звук и попадать в ногу, чтобы допросить злодея в следующей части фильма…
Я выдергиваю руку из под одеяла и стреляю в человека с фонариком. Тот мешком валится наземь. Одновременно с ним с кровати сваливаюсь я сам. И, как выясняется, вовремя. Мой "Лахти" грохочет от окна и пуля с противным визгом рикошетит от стены. Сажаю в сторону окна три пули, легкий вскрик, и больше ни звука. Я жду секунд двадцать, но не слышу ничего. Не поворачиваясь спиной к окну зажигаю свечу. Прямо передо мной лежит совершенно незнакомый мне невысокий человек. На нем темный костюм, делающий его плохо заметным в темноте. Положительно, никогда не видал этой рожи…
Кстати, а где Трофим? Он что, спит так крепко, что не слышит выстрелов? Надев брюки, я спешу на поиски. Он действительно крепко спит. Его лицо безмятежно, как и у всякого спящего, вот только под подбородком ухмыляется чудовищный ярко-алый раззявленный рот… Ему перехватили горло – от уха, до уха. Меня передергивает. Нелепая смерть…
Снизу стук:
– Откройте! Комендатура! Немедленно откройте!
Я спускаюсь, открываю дверь. Действительно, это комендантский патруль. Они обнаружили на улице мертвое тело с офицерским пистолетом. В дом затаскивают ту самую девчонку, которую я собирался передать церковникам. Только теперь у нее нет на лице выражения напуганного зверька. Губы поджаты, в одной руке стиснут мой собственный "Лахти", а в другой… в другой девочка держит узкий тонкий нож, которым так удобно хватануть по горлу…
Несколько минут уходит на объяснения. В квартире появляются новые люди из комендатуры. Еще бы, нападение на полковника, дружинника, Героя России – не шутка… Но, через час, после того как из дивизии присланы двое вооруженных солдат для защиты моей особы, все утихает. Комендантские забирают с собой трупы, просят завтра (а, точнее, уже сегодня) зайти для уточнения всех обстоятельств дела и уже собираются уходить. Они волокут труп убитого мною мужчины на носилках, даже не прикрыв какой-нибудь тряпкой. Нелепо свешивается скрюченная рука, и я неожиданно узнаю второго нападавшего. Понятно, почему я не смог опознать его сразу. Он был не толст, говорил без акцента, и на его волосатых пальцах больше не было перстней…
