– Что сегодня говорят о положении на фронтах? – интересуется Родимцев, опустошая рюмку. – Сегодня я даже "В последний час" послушать не успел.

– Наши в пяти километрах от Багдада, – сообщает Савчук, прихлебывая пиво. – Говорят, местность препятствует использованию танков.

Он усмехается, и вытирает губы от пены:

– Их бы сюда, в дюны, – он мечтательно жмурится, как кот на солнце, и становится похожим на Танкиста, чинно сидящего возле блюдечка со сметаной.

– Вот бы мы посмеялись, – соглашается Александров, один из комбатов Родимцева. – Здесь потрясающие места и для танков и для кораблей, и для десанта.

Он вдруг неожиданно взрывается:

– Послушайте, соратники! Объясните мне: где, в каком месте Британии, находятся такие же гиблые места, такой же песок, дюны, болота и прибрежные мели как здесь? Я тщательно изучал атлас, и могу с уверенностью сказать: нет такого места в Англии, где все это было бы вместе! Так какого черта нас загнали в эту дыру?!

– Слушайте, Алексей, – спокойно, как и положено "истинному арийцу", спрашивает Бремер с дальнего конца стола, – а кто Вам сказал, что нас готовят только для Англии? Может быть потом мы будем высаживаться где-нибудь в Индокитае?

– Или во Флориде? – добавляю я.

Александров умолкает и обводит удивленным взглядом всех присутствующих: не разыгрывают ли? Он – самый молодой офицер в нашей компании, и часто становится объектом для армейских безобидных розыгрышей. Но в этот раз все предельно серьезны. Да, учения и должны быть сложнее настоящих боев, если конечно вы хотите добиться толку от своих солдат, а не заваливать противника "мясом"…

– Братцы, – взывает Родимцев, – хватит про эти дюны и болота, душевно прошу! Лучше расскажите, чего там еще про фронт говорили?

– Ну, еще сказали, Александр Иванович, что в Турции наши форсировали Джейхан и двигаются к Адану, почти не встречая сопротивления. Десант у Зонгулдака закрепился на плацдарме и при поддержке кораблей Черноморского флота успешно отражает контратаки противника. В Китае наши войска вели бои в районе Уханя с превосходящими силами британо-китайских войск. В Африке, – Сенявин неопределенно хмыкает, – в Африке – как обычно. Маршал Грациани осторожно продвигается к Египту.

– Пристрелит его однажды наш Рокоссовский, – делится своими соображениями Волобуев, еще один комбат Родимцева, – и прав будет. Послал же Бог союзничков!

Что тут возразишь? Единственных итальянцев, которые заслуживали названия солдат, я видел только в Манчжурии, где эти ребята, потеряв в боях добрую половину своих товарищей, научились драться не хуже наших или немцев. Родимцев утверждает, что итальянские парашютисты – тоже ничего себе ребята. Наверное, так и есть. Но все остальные итальянские военнослужащие, от последнего флейтиста до маршала явно не заслуживают высокого звания "солдат"! Да если бы не Рокоссовский – Грациани и посейчас бы еще топтался у Тобрука!

– Единственный способ быстро окончить кампанию в Африке, – вступает в разговор мой бригад-иерарх о. Спиридон, – это удалить оттуда всех итальянцев и поручить дело двум-трем нашим и двум-трем германским дивизиям.

– "Нашим" – это в смысле "охранным"? – невинно интересуется Савчук.

О. Спиридон еще не привык к таким подначкам и ввязывается в бесконечный спор на тему: "Какой род войск играет самую важную роль в современной войне?" Я неодобрительно качаю головой: о. Спиридон – заслуженный вояка. Наперсную гемму он носит на георгиевской ленте и памятных лентах за две прошлых маньчжурских кампании и за борьбу с басмачами. Как-то, недели две тому, "десантеры" подбили его на соревнование по стрельбе, так наш батюшка проиграл две бутылки шампанского. А выиграл – пять! Так что, к о. Спиридону я испытываю уважение. Просто он еще не служил в таких частях, как наша…

Я уже собираюсь сделать Савчуку внушение, когда в дверях начинается какая-то подозрительная возня.

– Не шуми, – слышу я голос хозяина алюс-бара. – Стесь коспота офицеры ситят. Солтат не пускаем.

– Да пойми ж ты, чухна белоглазая, – в голосе невидимого собеседника хозяина прорезаются истерические нотки, – я ж им должен приказ передать!

– Нелься – упорно нудит свое хозяин. – Стесь коспота офицеры ситят.

Я встаю и иду к дверям. Так и есть – посыльный из штаба корпуса. Кончай гулянку, соратники. Приказ готовиться к погрузке: будет первая высадка с больших кораблей, в условиях приближенных к боевым. Пойдем, Танкист. Не повезло тебе, дружок: сегодня у местных мышей амнистия. Займешься корабельными крысами…

Несется из динамиков приятный девичий голос. Меня отпустили в краткосрочный отпуск домой. Зимняя Москва – самый красивый город на свете. Как сладко похрустывает снег под сапогами, как весело сияют электрическим светом вывески магазинов и гирлянды на елках, выставленных на улице, как счастливо улыбаются встречные прохожие. Гремят колокола "сорока сороков" временами перекрывая музыку из уличных динамиков, а временами сплетаясь с ними в удивительную симфонию праздника.

Я шагаю по Волхонке. В руках – куча свертков с подарками. Рядом медленно ползет такси, в которое я периодически складываю свои приобретения. О, вот это я хочу! В этом Любаша будет прекрасно смотреться, да и Аришке это тоже подойдет!

– Будьте добры вон то. Размеры: один – примерно на вашу фигуру, второй – на девушку лет четырнадцати.

– Пожалуйста, господин полковник. С наступающим праздником Вас!

– Благодарю, Вас также!

Так-с, ну-ка притормози, любезный. Вот это мы положим сюда, а это вот здесь…

– Сеффа! СЕФФА!

Господи помилуй, кто ж это так надрывается? Оглядываюсь: никого вроде…

– Сеффа! Сеффа, ты что – ослеп?! Своих не узнаешь?!!

Макс? Откуда? Лихорадочно верчу головой. Да вот же он – мчится вприпрыжку от богатого авто, из которого машет его очаровательная супруга.

– Макс? Какими судьбами?! – я оказываюсь в объятиях, прижатый физиономией к шинельному сукну и в ответ стискиваю его сам.

– Отпуск дали, – орет он счастливо. – А Люба позвала нас в гости. Ну, мы и прилетели.

– Молодцы! – хлопаю я его по спине. – Я-то думал, что господа помещики, из своих латифундий ни ногой! А я, видишь вот, только сегодня в отпуск прибыл… Слушай, а крестницу вы тоже прихватили?

– А как же, – на его лице отражается отцовская гордость, – куда ж мы без нашей Катрин? Слушай, давай к нам. Отпустим твоего "извозчика" – у нас места хватит!

– Знаешь, мне еще кое-что купить надо. Вы, давайте, к нам, а я скоро…

Он на минутку задумывается. Потом, приняв решение, говорит:

– Тогда так: я своих отправляю, а мы с тобой – за покупками, годится?

– Отлично!

Он бежит к своей машине, а я начинаю быстро соображать: теперь нужны еще подарки. Да ладно: денег много, в Роослепе особенно не потратишь…

Возвращается Макс. Он все уладил, и теперь мы шагаем вместе. Особой беседы не выходит: нам просто приятно быть вместе. Хорошо, когда есть человек, с которым можно и поговорить и помолчать…

– Смотри! Вот это мне нравится! – он тычет пальцем в симпатичную детскую шубку.

– Да ты что? Твоей Катюхе еще лет шесть до этой шубы расти. Или еще кому?

– Да никому, – он обиженно сопит, – кто у меня еще-то есть? Только ты да твои…

– Ну, мои уже для этой шубки велики.

Так, а вот это… Любаше не годится, но для Светы…

– Любезный, мне вот эту шапочку покажите…

– Сеффа, это не мое дело, но, по-моему, Люпе это не подойдет…

– Любке – нет, а вот Светлане – в самый раз, а?

Макс смотрит на меня удивленно, но потом осознает сказанное и начинает отнекиваться. Мол, у него подарок для жены уже есть. Очень мило: у него есть, а у меня-то – нет!…

Мы бродим добрых два часа и, наконец, являемся домой, немного усталые, румяные от мороза и нагруженные целой кучей всяческого барахла, среди которого, впрочем, попадаются и полезные вещицы.