Тремя днями позже, прибыв после полета из Нью-Йорка, мы обнаружили записку на доске объявлений, приглашающую явиться нас к мисс Дюпре, управляющей стюардессами.

— По-моему, это то самое, — проговорила уголком рта Джурди.

— Вот здорово, я надеюсь, — поддержала я.

Мы, как смогли, привели себя в порядок, но без реального успеха, — как только мисс Дюпре взглянула на нас, она сказала слабеющим голосом:

— Мэри Рут! Кэрол! Ради всего святого! Вы обе так запачканы! Что случилось?

Мы объяснили, что мы только что прибыли с полным грузом шлепнутых отпускников, включая восемнадцать детей; но это не было оправдание.

Затем она сказала:

— Пока вы здесь, давайте посмотрим, как вы поддерживаете свой вес. — И мы явно сохраняли его просто превосходно — мой лишний вес составлял пять фунтов, как обычно, а у Джурди перевес был семь фунтов, как обычно. Клянусь, те весы врали. Мисс Дюпре закудахтала неодобрительно и занесла цифры в свою маленькую черную записную книжку. Это все было, конечно, игрой, и мы все знали, что это была игра, и все же это работало. Когда кто-нибудь вроде мисс Дюпре, которая летала фактически еще до того, как вы родились, говорит вам, что вы толстая, неопрятная неряха, вы не можете избежать чувства некоторого стыда за себя.

Она читала нам лекцию о важности веса и внешности в течение пяти минут и затем сразу перешла к делу.

— Теперь, девушки, у меня есть очень интересные новости для вас. Вы летите в Париж в мае, первого числа, с возвращением в мае, четвертого числа. Это заказной полет, с четырьмя стюардессами, и вы, естественно, будете двумя младшими, «Е» и «Д». Одобряете ли вы это? — Она сидела за своим рабочим столом, наблюдая за нами.

— Мисс Дюпре! — сказали мы. — Да ведь это замечательно!

Она мельком взглянула на меня. Она сурово и пристально посмотрела на Джурди. Ее голос стал на несколько градусов холоднее.

— Позвольте, девушки, мне сказать откровенно: я этого не одобряю. Как вы знаете, такие полеты открыты для заявок от всех стюардесс и присуждаются на основе трудового стажа. К тому же на рейсах в Европу, по очевидным причинам, мы используем только девушек, которые имели значительный опыт на международных авиалиниях. Но ваш жених очень настойчивый человек, Мэри Рут.

Джурди молчала. Осмелюсь сказать, что она, так же как и я, была поражена прямотой мисс Дюпре. Мы недооценивали эту маленькую женщину.

Она продолжала:

— Мистер Баркер, наш окружной торговый управляющий, был бы, вероятно, в высшей степени недоволен, если бы слышал, что я вам это говорю, в конце концов, это его работа — заключать сделки для авиалинии.

У меня совсем другая работа. Так уж случилось, что у меня много веры в вас обеих, иначе я никогда бы не разрешила осуществить такое соглашение, даже если это означало бы потерять этот особый заказной рейс. Тем не менее я хочу, чтобы вам стало ясно с самого начала: несмотря на какое-нибудь отношение, которое вы можете иметь к какому-либо из пассажиров, вы не должны отступать от наших обычных правил. Я ожидаю от вас самый высокий уровень обслуживания и поведения, в противном случае вы подвергнетесь дисциплинарному взысканию, когда вернетесь. Вы будете безоговорочно подчиняться старшим стюардессам, которые назначены на этот полет. Не будет никакого ослабления правил, имеющих отношение к безопасности, и так далее. Понятно?

— Да, мисс Дюпре, — сказала Джурди.

— Очень хорошо. Как только я получу дальнейшую информацию, я дам вам знать. Это все, девушки.

Я думала, Джурди взорвется от ярости, когда мы возвратились. Она не взорвалась. Она просто проворчала с некоторым восхищением:

— А она — твердый орешек.

— Это точно, — согласилась я.

Мы продолжали летать по нашему обычному графику чуть ли не до самого дня заказного рейса. Но в течение последней недели этого периода Джурди была в диком настроении, что снова поставило меня в тупик. Я просто не могла представить, что происходило в ее голове. Люк прибыл немного раньше дня открытия съезда, потому что ему предстояло много сделать; он остановился, как обычно, в «Шалеруа»; и Джурди проводила с ним там много времени. Это меня устраивало, потому что меня радовала возможность побыть одной; я могла читать, и заводить музыку, и по-настоящему отдыхать. Единственной неприятностью было ее странное поведение, когда она возвращалась со свидания с Люком. Она была просто невозможной. Какое-то время она была в приподнятом настроении, а потом сидела в гостиной в грустной задумчивости. Потом она становилась почти свирепо-враждебной. Она огрызалась на меня, как крокодил, если я осмеливалась заговорить с ней. В конце концов, я не смогла этого выдержать. Не было никакого смысла вступать с ней в борьбу по этому поводу; я просто решила, что, как только появится возможность, я найду себе квартиру.

За день до полета нас вызвали в аэропорт на совещание с участием мистера Баркера от коммерческого отдела и беспокойного маленького мужчины по имени Кейси, который был ответственным за обеспечение рейса питанием и напитками, а также двух старших стюардесс, с которыми мы должны были работать. Они обе были брюнетки, возрастом около двадцати шести лет, и смотрели на Джурди и на меня странным забавным образом, будто нас только что выпустили из детского сада. Их звали Кейт Тейлор и Джен Хиндс, и я узнала позже, что они уже летали примерно в течение пяти лет.

Джурди и я присутствовали там, только чтобы слушать. Совещание происходило, по сути дела, между мистером Баркером и мистером Кейси, с одной стороны, и Кейт и Джен, с другой; и, казалось, в основном оно вращалось вокруг кубиков льда.

Кейт говорила:

— Мистер Кейси, нам нужно, по крайней мере, в три раза больше обычного запаса ледяных кубиков. Я была прежде на заказных рейсах с парнями вроде этих скотоводов и они пили.

— Коллега, — говорила Джен, — да еще как.

Основной едой должно было быть филе-миньон с печеным картофелем, но, казалось, не это было важным.

— Слушайте, мистер Кейси, — говорила Кейт, — сделайте в четыре раза больше обычного запаса ледяных кубиков, хорошо? Мы не сможем сбегать за льдом в середине Атлантики. Эти парни могут стать ужасно раздраженными.

Мистер Кейси тяжело дышал. Джен говорила:

— И не забудьте обеспечить пару добавочных цистерн, наполненных бурбоном, мистер Кейси. Вы можете подвесить их под крыльями.

Мистер Кейси говорил:

— Вы хотите иметь на борту столько виски, сколько достаточно, чтобы потопить линкор.

И Кейт сразу сказала:

— Удвойте это, мистер Кейси. Нам необходимо, что бы было достаточно для потопления двух линкоров.

Джурди и я слушали с благоговейным трепетом. Они были поразительными личностями, эти девушки: красивые, добродушно-веселые и в то же время несгибаемые, как гвозди, и на сто процентов уверенные в себе. Как только совещание окончилось, Кейт сказала Джурди и мне:

— Ребята, приведите себя завтра в блестящий вид. Ладно? Мы хотим поразить этих скотоводов до смерти. Может быть, когда мы прилетим в Париж, они купят каждой из нас по алмазной диадеме или по стакану молока, или что-нибудь еще. А теперь посмотрим: рейс отправляется в девять часов. Не забудьте явиться точно к восьми часам, ни минутой позже. Мы хотим, чтобы этот полет был в полном порядке. О'кей?

— Хорошо, — сказали мы.

В тот вечер я была снова одна в квартире, что вполне меня устраивало, поскольку я могла сделать всю мою утюжку без какой-либо сумасшедшей суеты при подготовке к завтрашнему полету, и я могла слушать великолепную музыку в качестве музыкального сопровождения. Я не могла этого делать, когда поблизости была Джурди. Музыка совершенно сводила ее с ума. Моцарт вызывал у нее головную боль, Гершвин вызывал у неё головную боль, даже «Моя прекрасная леди» вызывала у нее головную боль. Так что я могла слушать хорошую музыку, только когда была одна, и это доставляло мне самое большое удовольствие. Джурди была в «Шалеруа», на этот раз на вечеринке, устраиваемой скотоводами в «Зале императрицы» по случаю завершения их трехдневного съезда. Я была приглашена, но не пошла, отчасти потому, что у меня было много дополнительной работы дома, отчасти потому, что мне предстояло провести в компании этих семидесяти человек целых четыре дня и мне не хотелось переутомляться. Джурди заверила меня довольно кисло, что она рано будет дома; и я не имела абсолютно никаких причин волноваться за нее и эту вечеринку. Она питала отвращение к алкогольным напиткам в любом виде. Она бы даже не дотронулась до стакана пива.