Похоже, у меня не пропало влечение к Бобу. Он поинтересовался, не может ли он снова увидеться со мной, и я ответила без энтузиазма:

— Как-нибудь.

Странные вещи происходят в мире, в котором я существовала: парни становились все моложе и моложе, а я становилась все старше и старше, и мне казалось невозможным встретить парня моих лет. Боб определенно был слишком молод, минуту спустя он начал болтать о литературе.

Но в целом я хорошо проводила время и не могла представить себе какое-то другое занятие. Единственное, что тревожило — это отсутствие мужчин, которых можно было определить в нескольких словах, отсутствие Дьюера; и я вычисляла время, когда затянутся мои раны. Может быть.

В начале апреля, когда мы уже отлетали около четырех месяцев на реактивных самолетах, я начала замечать, что Джурди ведет себя довольно странно. Ничего тревожного. Просто она впадала в транс в неожиданные моменты. К примеру, она сидела в гостиной за чашкой кофе в одиннадцать часов утра и вдруг, поднеся ее почти ко рту, застывала, ее глаза стекленели, и она оказывалась далеко отсюда, где-то на обратной стороне Луны. Я наблюдала это забавное состояние в течение нескольких дней, и затем ответ пришел ко мне. Апрель. Конечно! Наступила весна. Я подумала бы об этом раньше, но во Флориде вы не замечаете окончания зимы и наступления весны; никакие маленькие почки не набухали на голых ветвях деревьев — все в поле зрения набухает по-сумасшедшему изо дня в день круглый год, что может привести к истощению такую натуру, как я, родившуюся и выросшую на севере.

По моему мнению, именно это беспокоило Джурди. Флорида или не Флорида, женщина чувствует в своей крови наступление весны, она ощущает неумолимое стремление начать вить гнездо, она может слышать крики ее еще не рожденных малышей и т. д. И однажды вечером, когда она задумала пришить пуговицы к униформе, а вместо этого сидела как чучело страуса, с открытым ртом, остекленевшими глазами, держа высоко в воздухе иголку с ниткой, я сказала ей мягко:

— Послушай, Джурди. Почему ты не уволишься?

Она вышла из своего транса и сказала:

— Ну?

— Почему бы тебе не освободиться от полетов и не выйти замуж, и не поселиться вместе с Люком?

Она чуть не откусила мне голову.

— Какого черта я должна это сделать?

— Как раз пришло время, вот и все. Ты говорила Люку, что хочешь летать в течение шести месяцев. Ты отлетала уже пять с половиной.

— Люк и я говорили об этом, мы договорились, что я уволюсь в июне и мы поженимся в начале августа.

— Джурди, честно, у тебя на лице все эти дни такое мечтательное выражение…

— Мечтательное выражение?

— Да. У тебя довольно дурацкий вид.

— Правда?

— Пошли дальше. О чем ты мечтаешь?

Она сморщила губы.

— Ты действительно хочешь знать?

— Умираю от любопытства.

Она оглядела комнату, чтобы убедиться, нет ли здесь подслушивающих русских шпионов. Затем проговорила:

— Ежегодный съезд скотоводов северо — и юго-восточных штатов.

Меня слегка ошарашило.

— Не можешь ли ты повторить? — попросила я.

— Могу, — сказала она. — Но держи это при себе. Не хочу, чтобы это распространялось. Ежегодный съезд скотоводов северо — и юго-восточных штатов.

— Зачем же так громко, — сказала я, — коль скоро ты думаешь, что я растрезвоню повсюду?

Она поглядела на меня подозрительно. Очевидно, я проявила себя круглой идиоткой. Она поверяла мне свои чудесные мечты, и все, что я сделала, выглядело глупым.

— Ну? — спросила я.

Ее голос стал ледяным.

— В этом году он проводится в «Шалеруа». Он начнется двадцать восьмого апреля. И продлится три дня. Я сказала:

— Джурди, это самая ошеломляющая новость, какую я слышала со времени, когда сдохла собака Линкольна. Я практически в истерике.

— Съедутся семьдесят делегатов.

— Постой! Постой! Я не могу сразу все усвоить.

Она продолжала все тем же ледяным голосом:

— Так случилось, что Люк является секретарем комитета по развлечениям делегатов.

— Ну, подожди минутку, — сказала я. — Ты намечаешь развлечения для семидесяти скотоводов здесь, так?

— Нет.

— Но что означают все эти звезды в твоих глазах?

Она не ответила.

— Если у Люка возникли сложности в поиске талантов, я могла бы предложить выступить с танцем кисточек.

Она все еще молчала.

— Джурди! — окликнула я.

И затем, когда казалось, что она уже не в силах дольше сохранять таинственность, она начала смеяться. Она смеялась так сильно, что вынуждена была закрыть лицо руками. Когда она сумела восстановить дыхание, она села, хихикая, ее глаза светились, ее щеки зарделись и покрылись ямочками, как у маленького ребёнка в экстазе.

— О, Кэрол! Это так безумно. Это по-настоящему безумно, — воскликнула она.

— Что это?

— Подойди, — прошептала она.

Я подошла к ней.

— Послушай, Кэрол. Слава Богу, я говорю серьезно. Не говори об этом никому. Ты должна хранить тайну. Люк планирует большое празднество, когда съезд закроется.

— Что означает большое празднество?

— Уик-энд в Париже для всех делегатов. Долгий уик-энд, с пятницы по понедельник.

— Джурди! О, Джурди! Ты поедешь с ними?

Она глубоко вздохнула.

— Голубушка, мы едем с ними.

— Мы? Что означает — мы?

Звезды пустились в пляс у меня над головой.

— Люк, заказывает реактивный самолет у «Магны», понимаешь? — проговорила она, не переставая смеяться. — Это люковый полет. Потребуются четыре стюардессы. Ты и я будем в числе четырех.

Кометы вспыхнули на потолке.

— Мой Бог, Джурди, Джурди, это правда?

— Это правда, — сказала она. — Ее лицо целиком превратилось в одну большую довольную улыбку.

Я старалась не радоваться, я старалась хоть мгновение сохранять рассудок.

— Но как Люк может осуществить это? Мы ведь не летаем на международных линиях?

— Не беспокойся, Люк уладит это. Люк может уладить все. — Она лучезарно улыбнулась мне. — Ты хочешь полететь?

— Ты шутишь?

— Захватывающе, да?

— Конечно, это волнующе. Я едва могу дождаться. Когда Люк будет знать наверняка?

— Через пару дней. Он должен утрясти все детали с каким-то парнем из «Магны».

Я сказала:

— Я еще не вижу, как Люку удастся проделать этот трюк.

— Кэрол, Люк может выполнить любой трюк. Раз он задумал, то ничто в этом мире не может его остановить.

— Хорошо. Боже мой, — сказала я. — А я думала, что это была весна.

— Где была весна?

— В твоем взгляде в течение всей недели.

— Обалденно. — Затем она сказала: — Ты бывала в Париже?

— Пару раз.

— Скажи мне кое-что, — попросила она. — Это подходящее место, чтобы купить ткань для занавесок?

— Ну, я не знаю. Джурди. Думаю, да. Зачем тебе?

Неожиданно она стала очень возбужденной.

— Этот дом Люка в Канзасе. В нем больше шестидесяти окон. Ты слышишь? Более шестидесяти. И я прямо ему сказала, когда я выйду за него замуж и войду в этот дом, я не собираюсь жить с чьими-то занавесками. Я хочу свои собственные занавески. Это единственная вещь, на которой я настаивала: мои собственные занавески. Разве это слишком большая просьба? Вот я и подумала, может, мы сможем приобрести ткань в Париже и сбережем несколько долларов. И выберем образцы получше. Что ты скажешь, Кэрол?

Я не смогла сказать ничего. Я села и застонала. Она очень обиделась.

Люк все уладил. Он появился в квартире, ухмыляясь во все свое длинное костлявое лицо, чтобы рассказать нам, как он это сделал.

— Да, — произнес он. — Это был верняк. Мне нужно было обо всем договориться с этим парнем по имени Баркер, понимаешь? Неплохой парень, окружной управляющий по сбыту, как он, назвал себя. Вы знаете, как со всеми этими парнями, они добивались получить свою продажную квоту, ну и всякая прочая дрянь, и это была удача — попасть в руки Баркера. Ну, контракт у нас был подписан, и я вытащил мою чековую книжку, и я |открыл ее прямо на столе, и вписал в графу, там, где говорится «Оплата за заказ кому», — «Магна интернэшнл эйрлайнз». Затем я указал сумму. Потом я вписал мое имя: Люк. Затем я приостановился. Этот парень Баркер наблюдал за мной, и, когда увидел меня колеблющимся, он забеспокоился, потому что он не мог представить себе, что у меня на уме. Итак, я сказал ему: «Мистер Баркер, мне только что пришло в голову кое-что касающееся обслуживания во время этого маленького путешествия в Париж, и я бы хотел вашего содействия, сэр, если это вообще возможно». Ну, он подпрыгнул на фут в воздух и сказал: «Конечно, конечно, все, что я могу сделать для вас, мистер Лукас, я буду очень рад сделать, только вы укажите, что следует сделать». Ну, я и говорю: «Мистер Баркер, это не мое дело, кому вы прикажете пилотировать этот самолет, потому что я уверен, вы дадите нам надежного человека. Штурман — тоже не мое дело, потому что, я убежден, вы дадите нам кого-то, кто найдет дорогу туда, куда мы направляемся. Но просто так случилось, мистер Баркер, что есть две маленькие девочки, которые, по моему скромному мнению, помогут сделать это путешествие более радостным, и я был бы весьма признателен, если бы вы смогли устроить так, чтобы эти две молодые леди полетели с нами в качестве официальных стюардесс. Как вы думаете, это возможно, мистер Баркер?» Ну, он был несколько расстроен этим, он запинался и мямлил, он хотел знать, летали ли вы куда-нибудь из страны прежде и всякую чепуху вроде этого; а затем он высказался прямо. Надо отдать ему должное. Он не смягчал слова, нет, сэр. Он сказал: «Мистер Лукас, я намереваюсь спросить вас прямо. Это для аморальных целей?» Прямо так. И я сказал: «Мистер Баркер, я доволен, что вы задали мне этот вопрос, потому что я с радостью вас успокою. Одна из девушек моя невеста, моя собственная славная Мэри Рут Джурдженс, самая моя любимая девушка на всем белом свете. А другая девушка — ее самая дорогая подруга, мисс Кэрол Томпсон, самая целомудренная маленькая леди из всех когда-либо рожденных; и я бы убил мужчину, который бы хоть пальцем тронул одну из них. Вас это удовлетворяет, мистер Баркер?» Я полагаю, его удовлетворило, потому что он вздохнул несколько глубже, выдал болезненную улыбку и сказал: «Хорошо. Я посмотрю, что смогу устроить». Я сказал: «Вы не провалите это дело, не так ли?», и он сказал: «Я не провалю его, предоставьте это мне», и тогда я продолжил и написал остальную часть моего имени, Лукас. Он, конечно же, с радостью наблюдал за мной.