Около девяти тридцати я, закончив гладить, пребывала в приятном состоянии ничегонеделания, когда зазвонил телефон. Это не заставило мое сердце чаще биться — он звонил довольно часто. Парни, с которыми у меня были свидания, наши друзья по школе, друзья, которых мы приобрели с тех пор, как начали летать, — они звонили постоянно. Так что я уменьшила громкость Моцарта, пластинку которого я проигрывала, взяла трубку и сказала:

— Алло, — думая совершенно рассеянно, кто бы это звонил.

— Алло, Кэрол?

И я начала дрожать как лист от одного только звука голоса, произносящего мое имя. Я опустилась на подлокотник кресла и сказала:

— Да?

— Это Рой Дьюер. Я сумела сказать:

— О, привет, доктор Дьюер.

— Как вы поживаете?

— Прекрасно. Просто прекрасно. Как вы, сэр?

Мне не следовало называть его сэр. Я знала это уже в тот момент, когда это слово сорвалось с языка почти чувствовала, как он ожесточился. Это не было вежливостью, это была просто дерзость, пережиток тех ранних дней, когда мы постоянно ссорились. Но я ничего не могла с собой поделать.

Он ответил на мой вопрос отрывисто:

— Прекрасно, благодарю вас.

— Как ваша рука?

— Моя рука? Ах, да. Она зажила, спасибо.

— Это хорошо, — сказала я.

Я начала переводить дух.

Он сказал:

— Заняты ли вы чем-то особенным?

Я сказала:

— Я все еще работаю в «Магна интернэшнл эйрлайнз». Я не знаю, назовете ли вы это особенным. Это смешно.

— Я имею в виду сейчас. В этот вечер.

Я сказала:

— Я готовлюсь к раннему утреннему рейсу. Это в Европу. Мне нужно ужасно много сделать.

— Могу ли я вас увидеть на несколько минут?

— Я сожалею, — сказала я. — Я очень сожалею.

Я полагаю, это зафиксировалось в моем сознании как шаблон — Рою Дьюеру достаточно было сказать: «Могу ли я вас увидеть?!» — и ответ выскочил автоматически: «Я сожалею». Я хотела кричать: «Рой, конечно, конечно, где ты, я буду там через пять секунд, я прибегу», но этот шаблон в моем сознании отвечал за меня.

Он сказал:

— Кэрол, я хочу поговорить с тобой.

— Я сожалею.

— Ты все еще сердишься на меня из-за Донны Стюарт? — Он не ждал ответа. Он засмеялся и продолжил: — Хорошо, я могу рассказать это сейчас, это займет всего минутку. Кэрол, я буду завтра на твоем самолете.

— На моем самолете?

— Да.

Я сказала:

— Думаю, вы ошибаетесь. Я на заказном рейсе в Париж.

— Я знаю.

Я повторила:

— Но это заказной полёт…

— Я знаю! Знаю! Это то, о чем я хотел тебе сказать, вот почему я хотел тебя видеть. Я думаю, что мне следует дать тебе знать заранее, что я буду на этом рейсе.

— Я все же не понимаю. Почему вы чувствуете себя обязанным сообщить мне эту информацию?

— Потому что ты могла бы возмутиться этим. Потому что это могло бы принести больше вреда, чем пользы.

Я сказала:

— Мистер Дьюер, вы важное должностное лицо компании «Магна интернэшнл эйрлайнз», я же никто. Возмущаюсь я этим или нет, с фактами ничего не поделаешь. Если у вас есть власть лететь на этом самолете, вы летите, сэр.

— Я мог полететь другим рейсом.

— Сэр, это делает вам честь.

— Ей-Богу, — сказал он; и, очевидно, он был не в состоянии продолжать. Он повесил трубку.

Я долго не двигалась. Я сидела, похолодевшая, держа в руке телефонную трубку, из которой раздавались гудки, желая понять, как это все случилось, как я дошла до того, что снова отвергла его, как я могла продолжать оставаться такой тупой и такой упрямой, желая понять, как я могла примириться с собой после такого короткого и мучительного соприкосновения с ним, Я думала, если бы я увиделась с ним на несколько минут, как он просил, если бы у меня хватило смелости, возможно, все бы между нами наладилось, возможно… Я положила трубку на место и ходила взад и вперед по гостиной, обхватив руками живот, как если бы все внутри меня вдруг воспламенилось. Но, прежде всего, что делает Рой Дьюер в этом полете? Этот самолет нанят у «Магна интернэшнл эйрлайнз» Люком Лукасом, чтобы перевезти семьдесят скотоводов в Париж на четырехдневный пикник. Этот самолет был практически в полном их распоряжении. Он был снят с регулярных рейсов. Люк, выдал чек за исключительное использование этого «Боинга-707», и никто не может подняться на его борт без его разрешения. Кроме, конечно, экипажа. Четыре маленькие леди-стюардессы. А Рой Дьюер? Почему? Он не управляет самолетом, он не собирается подавать блюда пассажирам. Этим скотоводам нужен психиатр в полете, как рыбе зонтик.

Постепенно до меня дошло, почему Джурди была угрюмой со мной всю неделю, задумчивой, кусающей ногти. Так выражалось, когда у нее что-то было на уме, как в то субботнее утро, когда она привезла меня посмотреть в первый раз квартиру. Итак, меня осенило, и я полностью выключила Моцарта и сидела в тишине, в ярости, ожидая, когда она возвратится и объяснит, что, черт возьми, она думает по поводу своих действий.

Она вошла в квартиру в начале двенадцатого. Она не заговорила, когда увидела меня. Ее лицо было холодным и пустым. Она пошла в свою спальню, и я слышала, как она двигалась, когда снимала одежду. Затем она с шумом вошла в гостиную, одетая в тапочки и бледно-голубой дакроновый халат, неся свою униформу на вешалке. Я не убрала гладильную доску, хотя вынула из розетки вилку электрического утюга.

Она положила свою руку на гладильную доску и сказала:

— Тебе нужно это?

— Нет.

Она нагнулась, включила электрический утюг и повесила жакет своей униформы на гладильную доску так, чтобы могла гладить сначала спинку. Так, как нас учили: спинка, рукава, перед, воротник. Пока утюг разогревался, она шлепала по комнате и искала себе сигарету; и, когда она ее закурила, я сказала:

— Звонил Рой Дьюер.

Она прошлепала обратно к гладильной доске.

Я подождала, пока она устроится снова. Я сказала:

— Он сообщил мне, что собирается быть завтра на рейсе.

— Да.

— Ты знаешь об этом?

— Да.

— Джурди, откуда ты узнала все об этом?

— Он был сегодня на вечеринке.

— Что доктор Дьюер делал сегодня на вечеринке скотоводов?

— Люк пригласил его.

— Зачем Люку приглашать его?

— Люку он пришелся по душе.

— Действительно?

— Да.

— Что заставило Люка так внезапно проникнуться к нему симпатией?

Она холодно сказала:

— Это не было внезапно. Люк видел его в драке с каким-то парнем. Люк видел, как он поднялся с пола и едва не убил того парня. Такого рода вещи много значат для Люка — ему нравятся по-настоящему смелые парни. Дьюер находится в «Шалеруа» с еще одной группой студенток-стюардесс. Мы как-то вечером забежали к нему. И Люк пригласил его на вечеринку. Это ответ на твой вопрос?

— Как случилось, что у Роя Дьюера оказалось место завтра на самолете?

— Люк пригласил его.

— : Почему?

— Я уже говорила тебе, что он понравился Люку.

— Ты хочешь сказать, что ты ничего не могла с этим поделать?

Она не ответила.

— Скажи мне, Джурди.

— Да, Я кое-что сделала для этого.

— Ты намекнула об этом Люку?

— Да, возможно.

— Ты посоветовала Рою Дьюеру позвонить мне сегодня вечером?

— Да, возможно.

— Хорошо, Джурди. В чем состоит идея?

— Ты действительно хочешь знать?

— Джурди, я просто дрожу от желания узнать.

— У меня нет возражений против того, чтобы рассказать тебе, Кэрол. — Она нагнулась и выключила электрический утюг. — Будет совсем плохо, если я прожгу дыру в моей куртке именно сегодня вечером, не так ли? — Она тщательно погасила сигарету, без какой-либо спешки, и встала за гладильной доской, глядя на меня.

Она сказала:

— Если честно, я фактически сама проявила инициативу, чтобы Дьюер был завтра на этом самолете. Я и Люк — мы оба — должны были провести быстрые переговоры, чтобы убедить его поехать на этот пикник, именно на четыре дня.