Синьора Монтекки занималась рукоделием, сидя у изголовья кровати, на которой лежал ее муж. Несколько часов назад его отпустили из клиники, наказав соблюдать полный покой. Всего одна неделя, а вся их жизнь пошла верх тормашками. Нет с ними сыновей: один где-то в Свинцовых горах, другой — в бегах. Неизвестно, куда запропастился и Сторти, не у кого узнать, что с Ромом и Улой. Выходить на улицу небезопасно, можно нарваться на какого-нибудь кланового патриота, причем не знаешь, кого следует остерегаться больше — своих или чужих. То и дело звонят с угрозами — пришлось выключить телефон. Давеча их робот пошел, как обычно, закупить съестного — какие-то молодчики выбили ему глаз и смяли ребра, бедняга еле приполз домой. Она вздохнула.

— Анна, — прошептал больной, поглаживая ее руку. — Я очень виноват перед тобой и мальчиками.

— Лежи спокойно, дорогой, тебе нельзя волноваться.

— Во всем моя вина. Я уделял слишком мало внимания сыновьям, не смог привить Рому преданности своей профессии. Люби он ее по-настоящему, ничего такого не могло бы случиться.

Нет, болезнь не изменила образа его мыслей. Он по-прежнему стоит на своем: осуждает Рома и прощает Геля. Она промолчала.

— Скажи, Анна, кто-нибудь из управы справлялся обо мне?

— Да, — солгала она, — они желают тебе скорей выздороветь.

— Значит, меня все-таки не забыли. Признаюсь тебе, я боялся, что после всей этой истории никто не захочет со мной знаться. Я был несправедлив к товарищам, с которыми бок о бок проработал двадцать лет. Двадцать ведь?

— Да, дорогой, ровно двадцать, — сказала она, с горечью подумав, что даже сейчас у него в голове одна работа.

— А Сторти не появлялся?

— Нет.

— Если объявится, не пускай его на порог. Развратитель!

— Забудь о нем, побереги свое сердце.

— Ты права, мне нельзя нервничать.

— Вот и постарайся заснуть. Закрой глаза и считай до ста.

Убедившись, что муж опять впал в дремоту, она потихоньку высвободила руку и пошла на кухню справиться, что будет у них на обед. Скособоченный робот, кряхтя и стеная, стоически стоял у плиты, пытаясь соорудить нечто путное из остатков провизии.

Прозвучал звонок. Анна подошла к двери и спросила:

— Кто там?

В ответ раздался знакомый голос:

— Это мы, синьора Монтекки.

— Метью, Бен!

Анна искренне обрадовалась друзьям Рома.

— Мы знаем, что вашему Робби досталось, и решили пополнить ваши запасы.

Они втащили в дом огромную корзину, набитую снедью. Синьора Монтекки была до крайности растрогана.

— Ром не подавал о себе весточки? — спросил Бен.

Ее глаза наполнились слезами.

— Не тревожьтесь, синьора Анна. У него должно быть все в порядке.

— Хотел бы я быть на его месте, — бодро заметил Метью. — Катается себе со своей подружкой на наших лошадках.

— Я вам так благодарна, вы настоящие друзья!

— Пустяки. Я сам подумываю подыскать себе красотку мату.

— Упаси вас бог!

— О, вы, оказывается, тоже клановая патриотка!

— Нет, Мет, просто у меня предчувствие, что этот роман кончится для Рома плохо. Женитесь лучше на своей.

С улицы послышался шум. Синьора Монтекки послала робота посмотреть, в чем дело. Через минуту он вернулся, держась за грудь.

— Они закидали меня камнями и требуют, чтобы вы вышли сами, хозяйка.

— Кто они?

— Целая толпа. Шестьдесят четыре человека.

Только робот был способен мгновенно подсчитать число людей в беснующейся толпе. Анна вышла на крыльцо, Метью и Бен стали с ней рядом.

— Что вам нужно? — спросила она спокойно.

Вперед вышел Голем.

— Скажите нам, где ваш ублюдок, и мы оставим вас в покое.

— Вы что, решили воевать с женщинами?

— Говорите, синьора, не то мы разнесем ваш дом, — сказал верзила с угрозой.

— Мой муж тяжело болен. Вы не посмеете, я вызову полицию!

— Кончай с ней цацкаться, Голем! — раздался выкрик.

Кто — то кинул камень, и Бен схватился за голову.

— Погоди, Голем, — сказал Метью, — я тебе должен кое-что сообщить.

— Нечего! — заорали в толпе.

— Это очень важно для тебя, — настаивал Метью.

— Говори.

Метью прошептал что-то ему на ухо. Голем схватил его за грудь и прокричал:

— Не может быть! Если это выдумка, я убью тебя!

— Клянусь Колосом! — побожился Мет.

Голем поднял руку и обратился к своим соратникам:

— Пошли отсюда, у нас есть дело поважнее.

Вперед выскочил вертлявый, худой парень.

— Они тебя купили, Голем!

«Внук Вальдеса», — тихо сказал Бен.

— Что ты сказал, повтори!

— Тебя купили, Голем, тебя купили! — истерично визжал юный Вальдес.

Голем обхватил его своими ручищами, поднял над головой и швырнул на землю. В толпе послышался ропот, но никто не посмел сцепиться с могучим вожаком. Утвердив свой авторитет, тот сказал:

— Я вам все объясню. Тибор захватил Розалинду и прячет ее у себя.

Шквал возмущения.

— Неужели мы отдадим нашу агрянку на поругание паршивому мату?

Грозные выклики.

— За мной, к дому Капулетти!

Они повернулись и побежали.

— Ну вот, осада с вашего дома, синьора Анна, снята, — сказал Метью.

— Как тебе это удалось, Мет?

— Военная хитрость.

Они собирались уже идти в дом, чтобы обсудить положение, когда увидели, что Голем возвращается.

— Ты пойдешь с нами, Мет, — сказал он, отдышавшись.

— С какой стати?

— А с такой, что, если ее там нет, тебе не поздоровится.

— Это тебе Вальдес подсказал?

— Я и сам соображаю.

Без лишних слов он схватил Мета за шиворот и поволок за собой. Бен уцепил великана за ногу, но Голем стряхнул его с себя, словно слон муху.

— Будь за меня спокоен, Бен, — крикнул Метью, — помоги синьоре Монтекки!

— Я боюсь за Метью, — сказала Анна. — Надо срочно известить полицию.

— Вы не знаете Мета, синьора, он перехитрит всю эту братию.

— Но они совсем озверели. Господи, что же это делается! Мальчишки, такие же, как вы с Ромом, превращаются в погромщиков.

Метью не обманул Голема: неизвестно, как он об этом пронюхал, но красотка Розалинда была действительно в доме Капулетти.

После мантуанской экспедиции, где Тибор положил глаз на агрянку, он решил во что бы то ни стало покорить привлекательную и дерзкую девушку. Молодой Капулетти отдавал себе отчет, что им движет не столько страсть, сколько желание обуздать этот сильный характер, подчинить своей воле, возместить то унижение, которое он испытал у дома Ферфакса, потерпев на ее глазах постыдное поражение. И еще это был для него способ по-своему расплатиться с проклятыми аграми за сестру.

В свои двадцать лет Тибор был опытным обольстителем, но в данном случае он не представлял, как подступиться к делу. Зная о фанатической приверженности Розалинды своему клану, бесполезно было пытаться ухаживать за ней; да и в той взрывной атмосфере, какая царила теперь в Вероне, еще один межклановый флирт был просто небезопасен. Не мог он соблазнить ее и обещанием жениться: во-первых, сомнительно, чтобы сама Розалинда клюнула на такую приманку, а во-вторых, у Тибора был своеобразный кодекс чести — он никогда не давал обещаний, которые не собирался выполнить. Оставалось одно: обманом заманить агру к себе домой, а там видно будет. У Тибора мелькнула мысль, что Розалинда из бедной семьи и блеск дворца Капулетти замутит ей зрение. Она хитра и расчетлива, если не удастся взять ее силой, можно попытаться купить ее.

Рассудив таким образом, он стал размышлять дальше. Единственный способ заманить агрянку в свой дом — это сыграть на все том же клановом патриотизме. Она приняла деятельное участие в охоте на Рома и Улу, раздосадована тем, что их обвели вокруг пальца, и, следовательно, будет рада шансу взять реванш. Тибор поспешил к телекому, но передумал: нельзя приглашать ее заранее, если Розалинда вдруг вздумает посоветоваться с родителями, вся затея может лопнуть. Он прикинул, что до окончания лекций остается час, и решил, не теряя времени, подготовиться к приему гостьи. Обстоятельства ему благоприятствовали: мать, вконец рассорившись с отцом, переехала на время к своим родителям. Она, безусловно, вернется, не такая дура, чтобы кидать богатство коту под хвост, но несколько дней будет выдерживать характер, ждать, пока ее станут умолять. Старший Капулетти, удрученный свалившимися на семью невзгодами, совсем пал духом и нашел привычный для себя выход: заперся в кабинете и колдует над цифрами. Тибор дал отгул болтливой экономке и велел роботу накрыть у себя в комнате ужин на четверых, притом сервировать стол фамильным серебром. Он похвалил себя за дьявольскую предусмотрительность, тщательно оделся, с удовольствием огляделся в зеркале и отправился в Университет.