– Как ты узнала?

– Об этом весь город говорит. – Они вышли на парковку. – А что было в Сентс-Ресте?

Он на ходу обрисовал ей события.

– …И уже совсем под конец Уорделл припомнил важное сообщение от Хэйза. Хэйз сказал, если с ним там, то есть в Сентс-Ресте, что-то случится, то Ник должен связаться с одним человеком… с Рэйчел Паттон. Но ее номер на автоответчике не записался. Как по-твоему, сойдет за доказательство, что наша призрачная леди существует? Теперь у нас есть подтверждение самого Тарлоу. Что означает, что тайный канал – неопровержимая реальность. Нас она могла бы одурачить, но только не Хэйза.

– Слава богу! Тогда все складывается. А что случилось с Уоррингером?

– Убит ножом. Его нашли в реке ниже по течению.

– О господи! – Она вздрогнула. – Ужас. Куда ни повернись, кто-то убит.

– Больше того, Уорделл говорил, Уоррингер беспокоился из-за «Хартленд» и Хэзлитта… вернее сказать, боялся «Хартленд». Боялся их власти, влияния на правительство.

– Похоже, у него были все основания бояться.

– Но мы так и не знаем, связано ли его убийство с «Хартленд».

– Знать-то знаем, только доказать не можем.

Она свернула со скоростной автострады к маленькому отелю, который они временно называли домом.

– Ну и заваруха, Бен. Я хочу, чтобы ты из нее выбрался.

– Не так просто, когда уже вмешался. Я замешан, фирма замешана. И один из моих самых старых друзей. Не могу я всех бросить, Элизабет.

– Бен, взгляни на дело так: это прямо как с иезуитами. Ты выходишь из общества. Конечно, ты можешь уйти и постараться выкарабкаться из каши, в которой увяз Чарли, – мы ведь даже не знаем, может, он ее сам и заварил. Ты под ударом, и он на тебя сердит из-за Ласалла – но верный старина Бен шагает в пасть смерти, вслед за всеми прочими жертвами! – Она въехала на маленькую стоянку позади отеля. Лицо ее разгорелось от гнева. – Я за тебя боюсь. Это все не стоит твоей жизни. Ты можешь уйти. Найми адвоката, который будет тебя представлять… и укройся в безопасности на Уолл-Стрит, за стенами конторы Баскомба.

– Ты хочешь направить меня против Чарли?

– Пусть этим занимается ФБР! Расскажи Терезе все, что тебе известно, и скажи ей, что выходишь из игры, ты ведь не член администрации…

– Как я могу? Откуда мне знать, что ФБР не замешано?

– Бен!.. ФБР?

– Слушай, Элизабет, ты сама всегда старалась меня втянуть, так не набрасывайся теперь, когда я увяз по горло. Это не из тех дел, которые можно просто бросить. Прежде всего, никто, кроме нас, не знает про Рэйчел Паттон…

– Чарли уже знает. А тот, кто за ней следил? Он тоже знает!

– Зато никто в Вашингтоне не знает об Уоррингере и Тарлоу столько, сколько знаю я. На нас лежит ответственность, Элизабет. Мы должны помочь правде выйти на свет.

– Ты уверен? – Она внимательно разглядывала его, прислонившись к двери номера. – А ты подумал, какой может оказаться правда? Подумай и скажи, хочешь ли ты, чтобы она вышла наружу. Я, например, не уверена. И не уверена, что нам стоит в этом участвовать. Уже не уверена. Просто сумасшествие, все так запуталось…

– Не верю своим ушам! – Он поднялся с дивана и встал перед кондиционером, вытираясь полотенцем. – Именно ты, неустрашимая журналистка, искательница истины…

– Ты становишься похож на фанатика, Бен. Мне страшно.

– Ты упускаешь из виду главное. Происходит что-то по-настоящему мерзкое, кто-то пытается контролировать выборы и бог весть что еще. И они пытаются уничтожить Чарли – или он сам в этом участвует. Не могу я сказать: «черт с ним!» – и умыть руки…

– Нет, это ты кое-что упускаешь, Бен. Чарли превращает тебя в своего последнего солдата, такого же солдата, какими были Дрю и Хэйз, а они оба погибли. Но он не сможет сделать из тебя несчастного Хэйза Тарлоу, если ты сам ему не позволишь. – Она глубоко вздохнула. – Пусть страну спасает кто-нибудь другой, Бен. Я хочу, чтобы ты это бросил. Ты мне нужен живым! – Она помолчала, не отрывая взгляда от его лица. – И больше мне, в общем, нечего сказать по этому поводу.

– Элизабет… Это больше ради Дрю, чем ради Чарли. Я все спрашиваю себя, а чем Дрю-то занимался в этой заварухе? И пока не могу решить. Но Дрю и Хэйз будто стоят у меня за плечом, иногда указывая путь…

– Вот именно этого и не надо. Ты заслужил передышку, возможность посидеть спокойно в своей башне на Уолл-стрит, работать на джентльменов, перенять эту роль Дрю… и в конце концов самому стать великим старцем. Тем и займись, Бен. Ради меня. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Не стоит это твоей жизни.

– Я всю жизнь – всю жизнь, Элизабет, – отказывался жить по чужой указке. Будь жив мой отец, он бы тебе подтвердил. Теперь уж слишком поздно меняться. Извини, Элизабет. Я не могу стать другим.

Она села.

– Ты всю жизнь выкарабкивался из всякого рода неприятностей. И поверил, что вылезешь откуда угодно. Вообразил себя Багсом Банни! Но ты уже не ребенок, а Багс – ради бога, он ведь из мультика, он никогда не повзрослеет. Пора умнеть, Бен. Я не говорю, что ты не справишься, – говорю только, что это еще неизвестно. С каждым днем счет растет не в твою пользу.

Дрискилл не нашел, что ответить. Элизабет свернулась на кушетке, уставившись в пространство, и вскоре закрыла глаза.

Он проспал меньше часа, беспокойно, плавая на границе сознания, подстегнутый адреналином, – и проснулся. Она спала рядом. Он улыбнулся, обнял ее и снова уснул.

Когда он проснулся второй раз, Элизабет рядом не оказалось. Встав, он пялился в телевизор, который она, уходя, оставила включенным без звука. Уставившись на ведущего новостей Си-эн-эн, он помотал головой, стряхивая паутину.

Присев на край кровати, позвонил Маку в Вашингтон.

Глава администрации, судя по голосу, был на грани срыва.

– Черт, Бен, ты где? Тут все чуть не свихнулись, гадая, куда тебя дальше занесет. Ты скачешь туда-сюда и никуда, как хреново пушечное ядро.

– Соберись, Мак. Вспомни, это мне велели валить на фиг…

– Только вот ты не свалил, вылез на ринг и принялся размахивать кулаками, и тебе, кажется, дела нет, в кого попадешь. Ну так вот, Сам сидит в Овальном, раздирая твою физиономию на клочки для кошачьего туалета. Где, черт побери, та дама, которую ты собирался предъявить Чарли? Нашел свою потерю?

– Либо ты заткнешься, Мак, либо я вешаю трубку, а тебе от этого легче не станет. Я на тебя не работаю, и на Белый дом тоже.

– Ладно, ладно, хорошо. Зачем звонишь?

– Хочу поговорить с президентом. Я должен услышать его версию истории с LVCO и хочу обсудить с ним события в Айове. Он должен услышать от меня… кое-что, ему неизвестное.

– Зато тебе известное! Так?

– Так.

– Сколько можно, Бен?

– Ты лучше передай. Ему нужно об этом знать.

– Ты еще не заметил, что каждый раз, передавая твои новости, я подставляю собственную задницу? Мне бы потребовать надбавку за работу в зоне боевых действий…

– Обязательно скажи, что он должен повидаться со мной срочно.

– Бен, может, тебя это страшно удивит, но у него сейчас хватает собственных проблем. Вот прямо сейчас он готовится к пресс-конференции насчет этих акций LVCO… Так что передать-то я передам, но когда, сказать не могу. Дошло? Он так увяз в болоте с аллигаторами, что я ничего не могу обещать, Бен. Я с тобой свяжусь. Где тебя искать? Разумнее будет мне с тобой связаться…

– Для тебя, может, и разумнее. Но у меня в последнее время нет, скажем так, постоянного адреса. Я тебя разыщу.

Дрискилл повесил трубку.

Он шел в кухню и злился на Мака. Элизабет оставила ему записку. В ней значилось имя. «Бен, – писала она, – позвони ему. Он сумеет тебя вытащить». Имя и номер принадлежали Кристиану Брэйкену, известному в узких кругах Вашингтона адвокату, с которым приходилось считаться. По крайней мере, подумалось ему, она понимает, что для Бена Дрискилла подходит только высший сорт.

Он проголодался, но есть здесь, наедине с ее запиской и мыслями о том, как у них все пошло в разнос, не хотелось. Бен принял душ и вышел.