Они сидели в углу бара, вдыхая прохладный запах пива, прихлебывая «Уайлд боар». Бен смотрел на башню, под которой умер Хэйз Тарлоу. Уорделл, помолчав немного, извинился:

– Мне надо позвонить, Бен. Сейчас вернусь.

Двое посетителей попросили бармена включить телевизор: подошло время новостей. Дрискилл почти безучастно смотрел на экран – сказывался недосып, – но вдруг его внимание привлекла реклама.

Неделю назад президент привлек к работе Алека Фэйрвезера. «Анфан террибль» миннеаполисского рекламного бизнеса полагал, что можно продать все что угодно, если не брезговать нечестной игрой. Фэйрвезер уверял, что сумеет продвинуть маньяка-детоубийцу в школьный совет, дай ему только пол-шанса. И вот в паузе новостей появились первые плоды его трудов.

Одна единственная черно-белая фотография, сперва в полный рост, потом медленно сдвинувшаяся на лицо…

Девочка лет десяти стояла одна на разбитой бомбами улице, на заднем плане разгорался пожар. На ней был рваный свитер и джинсы, а лицо светилось почти неземной красотой: тонкая лепка лица, огромные глаза, челка, прилипшая к окровавленному лбу. Свитер в крови, а руки раскинуты и протянуты чуть вперед в красноречивом жесте, прекрасные тонкие пальчики перемазаны грязью и кровью.

Когда ее лицо целиком заполнило экран, и на зрителя умоляюще взглянули сияющие глаза, возникли печатные строки – ярко-красные, единственное цветовое пятно на картине.

Пока проплывали эти строки, фотография незаметно сменилась, представив Хэзлитта на трибуне. Тот был снят снизу, отчего выглядел точным подобием самодовольного фашистского головореза образца 1938 года. Перестрелка между лагерями Боннера и Хэзлитта действовала завораживающе. Предложение президента об отправке Тейлора в Мексику, Хэзлиттовское обвинение в измене, теперь удар через LVCO и ответный эмоциональный залп через рекламу.

Поневоле засмотришься.

Дрискилл, потрясенный силой слов и образов, собранных воедино Фэйрвезером, еще смотрел в экран, когда возвратившийся Уорделл постучал пальцами по столу.

– Идемте, Бен. Нас ждут.

Десять минут спустя он свернул с окаймленной деревьями авеню на большую круглую стоянку, угнездившуюся между тополями, платанами, дубами и теннисными кортами. Белый указатель с черной надписью, укрепленный на белом столбике, сообщал посетителям, что они находятся на территории загородного гольф-клуба Сентс-Реста. Низкое белое здание, окруженное деревьями и цветами, выходило длинной закрытой верандой на террасу над большим бассейном. Бассейн был полон визжащей, смеющейся ребятни, за детьми присматривали матери, няни и спасатели. Над черепичной крышей поднимались закрытые темно-зелеными ставнями надстройки. Загородный клуб Среднего Запада – воплотившаяся голливудская мечта, и запах влажной травы поднимался над бархатистыми полями, испещренными холмами, перелесками и фигурками игроков в гольф.

Уорделл прошел по мощенной булыжником дорожке, которая огибала веранду и сворачивала к гриль-залу. Рядом располагался магазин, а гравийная дорожка тянулась к чайной, где уже собрались несколько игроков. Уорделл поднялся наверх. Здесь было потише.

«Новый» бар щеголял темным полированным деревом и затейливым кирпичным камином. Большая часть помещения лежала в глубокой тени, несмотря на то, что зеленые ставни были открыты для солнечного света. В углу за холодным камином, подальше от взглядов, сидел высокий человек, похожий на хищную птицу. Короткие седые волосы, синий льняной блейзер, полосатая рубашка «поло» с открытым воротом и бокал пива на столике перед ним.

Ник Уорделл представил его как Лэда Бенбоу.

Бенбоу склонился вперед, разглядывая Дрискилла так, словно собирался спросить, что это за чертовщина. Он протянул Дрискиллу руку.

– Дрискилл, – повторил он. – Я недавно о вас кое-что читал. – Он произнес фразу так, что Бен понял: этот человек знает обо всех его неприятностях с президентом и прессой. – Вижу, вас еще не растерзали в клочья, – добавил он, когда Дрискилл с Уорделлом уселись напротив.

– Я слишком туп, чтобы осознать серьезность положения, – хмыкнул Дрискилл.

– Бен, Лэд был адвокатом Герба Уоррингера. Когда городской полиции понадобилось установить личность погибшего, они обратились к Лэду, и он опознал кольцо, карманные часы… Ну вот, Лэдди намекнул мне, что имеются какие-то проблемы с наследницей, но это уж не по моей части.

Бен удивился:

– Разве наследница – не жена?

– Бен никогда не был женат, – сообщил Бенбоу, – но у него был близкий человек.

– Позвольте задать вам несколько вопросов?

– Спрашивать можете сколько душе угодно, мистер Дрискилл. Вот получить ответы обычно оказывается потруднее. – Отхлебнув пива, Бенбоу снова покосился на Уорделла. – Ник меня не предупредил. Я понятия не имел, что он втянет вас в дело, которое, в общем-то, вас совершенно не касается.

– Да ведь никогда не знаешь, кого что заинтересует, не правда ли? Так насчет наследницы Уоррингера…

Бенбоу молча ждал продолжения.

– Мне необходимо как можно больше узнать о том, что было у него на сердце, о чем он думал в последние несколько недель, что привело его к встрече с Хэйзом Тарлоу. – Бенбоу тонко улыбался и не пытался помочь. – Может быть, эта женщина, этот «близкий человек» знает, что подтолкнуло Уоррингера обратиться за помощью к Дрю Саммерхэйзу.

Бенбоу сделал еще глоток и откинулся на стенку кабинки. Лицо под седыми короткими волосами было покрыто густым загаром, а светлые серые глаза удерживали взгляд, их свет словно доходил из дальней дали, от звезды, погасшей миллионы лет назад.

– Что бы вы, мистер Дрискилл, сказали, окажись вы сейчас на моем месте? Если большой человек из вашингтонско-нью-йоркской высшей лиги явился бы в ваш уютный городок, чтобы совать нос в убийство одного из ваших самых выдающихся клиентов? И вы знали бы, что этот Большой человек наточил топор, но понятия не имеете, на кого… и к хорошим ребятам он принадлежит или к скверным парням. А кругом убивают, и Белый дом так или иначе замешан, и президент увяз в трясине… а этот пришелец желает покопаться в личной жизни ваших клиентов. Что бы вы ему, такому, сказали?

– Зависит от обстоятельств. Будь я тупицей, я бы заупрямился как осел. А будь я добрым и проницательным мужчиной двадцатого столетия, я взглянул бы в его открытое честное лицо и рассказал бы ему все. Вы кто, мистер Бенбоу? – Дрискилл заглянул в ледяные серые глаза.

– На этот вопрос ответить проще простого. Я, безусловно, самый упрямый осел из всех знакомых вам адвокатов.

– Среди моих знакомых есть настоящие милашки – а кто вы такой, мне известно, мистер Бенбоу. Мне известна ваша репутация. Знаю, что вы умеете играть жестко. Но я просто прошу о помощи.

– Позвольте, я попробую объяснить… Эта обезумевшая, жестокая страна катится прямиком в ад. За всякий день, когда с тобой не случилось чего-то ужасного, возносишь благодарственные молитвы. Я защищаю своих клиентов, понимаете? Точно так же, как вы сейчас, вероятно, защищаете президента и администрацию. Вы его новый личный юрисконсульт, так? Вы сделали свой выбор… Но три человека уже мертвы, и будь я проклят, если выдам на бойню невинного. – Бенбоу по-прежнему улыбался, и Дрискилл не мог разгадать этой улыбки. Должна ли она смягчить сказанное? Или, скорее, наоборот? – Мы с вами не сговоримся, мистер Дрискилл. Герб умер, и моя клиентка оплакивает его. Она желает остаться неизвестной. Так и будет.

– Окажите любезность, взгляните, – попросил Дрискилл.

Бенбоу вызывал его на драку, подначивал разыграть скверного парня. Не так уж трудно оказалось не поддаться на провокацию. Бен достал из кармана конверт и подтолкнул его через стол.

Бенбоу медленно открыл конверт и достал бумагу.

– Стоит ли мне это показывать, мистер Дрискилл?