— Ну, в таком случае задача упрощается. Ступайте прямо, а, потом поверните налево, но перед тем, как повернуть налево, не забудьте, прополоскав рот в источнике свежей воды, трижды прочитать вслух это прелестное стихотворение.

Вася поблагодарил птицу и тронулся в путь.

И снова темный лес со всех сторон обступил мальчика. Ветки могучих деревьев так переплелись вверху, что сквозь них не проникал ни один луч. От болот веяло сыростью, там стлался туман и что-то булькало.

В лощинах недвижимо стояли хвощи и цвел папоротник.

Вдруг где-то поверх деревьев, в каком-то ином измерении, послышалось гудение самолета, заходящего на посадку. Тяжелый нарастающий звук сверлил воздух, словно силился проделать отверстие, в которое хлынул бы свет. И возникало ощущение, как в коммунальной квартире, когда сосед с той, со своей, стороны начинает сверлить электрической дрелью смежную с вами стену, что вот-вот поблизости от вас выйдет горячий кончик сверла. И пришедшее сознание, что уютный, родной мир где-то рядом, может быть, за какой-то тонкой переборкой, ободрило Васю.

А самолет, сбросив газ и выпустив закрылки, быстро пошел на снижение. Вася услышал над собой свист реактивных турбин и частые удары отдельных молекул и атомов воздуха о дюралевые плоскости, словно чирканье камушков по днищу автомобиля, несущегося по дороге, покрытой гравием.

Из записной книжки Васи Морковкина

Всю дорогу Вася вспоминал стихотворение «Мужичок с ноготок» и не мог вспомнить ничего, кроме начала первой строки. Гуманитарным наукам Вася уделял мало времени. Он во всем полагался на физику, математику, химию.

«А попробую-ка я вывести это стихотворение с помощью математического аппарата, — решил Вася. — Ведь электронные вычислительные машины с помощью математики не то что воссоздают известные стихи, а сочиняют даже новые».

И Вася приступил к делу.

Круглые, квадратные и фигурные скобки, знаки сложения, вычитания, умножения и деления, рациональные и иррациональные числа то, наслаиваясь друг на друга, громоздились в Васином мозгу, то рассыпались, как осколки разбившегося стекла. А проклятое стихотворение не хотело вспомниться.

За этим занятием Вася не заметил, как вышел из лесу. Переход от лесного сумрака к свету был таким резким, как если бы в темной комнате кто-то щелкнул выключателем и зажег электрическую лампочку. Вася, щурясь от слишком яркого света, ступил на широкую столбовую дорогу.

На обочине стояла маленькая старушка в черной плюшевой жакетке. В одной руке она держала корзинку, затейливо оплетенную разноцветной хлорвиниловой лентой, в другой — трость, какие продаются в сувенирных отделах магазинов.

— Сыночек, — обратилась старушка к подошедшему Васе Морковкину, — помоги мне, родименький, перейти через дорогу. Сегодня праздничек — Луговая суббота. Я в лес за целебными травами, за зельями-кореньями да за разными снадобьями отправилась — шибко уж они хороши урождаются в этот день, — а через дорогу одна переходить боюсь.

— Но ведь на дороге ни одной машины нет, — сказал Вася. — Чего тут бояться?

— Ах ты, мой родненький, — сказала старушка, — да ведь я так тихо хожу, что не успею и до середины дороги дойти, как это самое авто-мото откуда-нибудь вывернет да как загудит-засвистит, окаянное. У меня так и уйдет в пятки душа, так и затрясутся все поджилочки, так и подкосятся ноженьки.

Жаль стало Васе бабушку. Он бережно взял ее под руку и повел через дорогу. Старушка действительно шла очень медленно. Когда они добрались до середины» из-за поворота на полной скорости выскочил транспорт — не то автомобиль, не то мотоцикл, не то велосипед, не то трактор. И если бы не проворство Васи Морковкина, в завтрашнем сообщении ГАИ несколько слов было бы наверняка уделено происшествию на этой дороге.

«По невнимательности пешехода пострадал автомобиль», или что-нибудь в этом роде.

— Вот спасибо, вот спасибо, сыночек, что пожалел меня, старую, и перевел через дорогу, — сказала старушка. — Дай тебе бог здоровьичка да невесту пригожую.

Вася смутился при последних словах и начал ковырять землю носком ботинка…

Была в его классе одна девочка, которая страшно нравилась Васе Морковкину. Она даже по ночам снилась ему со своими большими черными глазами, в алом пионерском галстуке.

Бедный Вася Морковкин, сколько страданий доставила ему Леночка! Она обзывала его технарем и думающей машиной. И разными другими словами. И все из-за Васиного однобокого развития. Он признавал только технические дисциплины и не признавал гуманитарные…

— Бабушка, — сказал Вася, возвращаясь к действительности, — подскажите, как пройти к источнику свежей воды. Мне говорили, что надо идти прямо, а потом повернуть налево. Но я что-то совсем перестал ориентироваться…

— Так и быть, помогу тебе. Ступай туда, куда плывут облака.

Вася попрощался со старой женщиной и пошел туда, куда, медленно покачиваясь, плыли облака.

…Косили мы сено с отцом. За обрывом, что возле черданцевой мельницы. Жаркий был день!.. Когда сели обедать, то выяснилось, что, кроме хлеба и соли, у нас никакой еды.

— Сходи за водой, что ли, — сказал отец.

Я взял бидончик и пошел, приминая ногами стерню, чтобы не кололась. А к реке далековато идти.

Иду логом. Трава высоченная. Медвежья дудка над головой возносит свои зонты, цветет заячья капуста: длинный стебель, а по нему вверх темно-бордовые цветы; цветет, подобно всем низовым травам, мощно, внушительно.

В Черданке — так по мельнице речку звать — вода теплая, чистая.

Я опустил в воду бидон, наклонил, и он стал тонуть наполняясь. Солнышко освещало песчаное дно, в воде плавали маленькие рыбки. Мне очень хотелось поймать хотя бы одну, но рыбки были верткими и мигом уносились прочь, как я ни ловчил.

Когда я собрался идти обратно, то увидел, что небо покрылось ярко-белыми, блестящими, как снег, облаками. Облака вздувались, клубились, пучились. Вдруг одно из них приняло очертание старика с длинною бородой и в белых одеждах. Я видел такого на иконе у бабки Авдеевой. Старик посмотрел на меня и строго погрозил перстом. Я испугался и со всех ног, расплескивая воду, кинулся от реки.

Вдруг вижу: отец навстречу идет. Искать меня отправился. Я рассказал ему все, а он смеется: — Никакого старика нет, обыкновенное облако.

Я посмотрел, и в самом деле — облако. Отец взял у меня бидон, и мы вышли на наш покос. Сели на склоне.

Отец говорит: — Сейчас суп сделаем.

Я думаю: из чего? Но верю отцу. А есть хочется!..

Отец в крышку от бидона налил воды, соли насыпал, размешал.

— Вот и суп, — говорит.

Едим мы хлеб да поочередно отпиваем из крышки теплую солоноватую воду. И так вкусно это! А вода речная, рыбками и камышом отдает…

Потом мы засыпаем на ворохе зеленой травы. Отец засыпает раньше. Я прогоняю травинкой муравья, который заполз ему на руку.

Я слышу отцово дыханье, вижу его белое тело с рубцеватым шрамом на животе — после операции. Отец не загорает. Он всегда ходит в рубахе. Только лицо и шея у него красно-коричневые от солнца.