Сочетание белых и темных полей, то резко контрастных, то плавно переходящих друг в друга посредством серых полутоновых полей, дает внушительную картину инфракрасного (теплового) излучения облачного покрова и земной поверхности.

Темные поля — открытые участки суши и водоемов.

Хорошо просматриваются береговая линия Карского моря, Уральская гряда и великая река Обь с бесчисленными притоками.

Белые поля и полосы — плотные высокие облака.

Южнее Н-ска, в районе Барабинской и Кулундинской степей белые поля и полосы скручиваются в тугой вихревой клубок, похожий на спираль галактической туманности, — здесь сшиблись два встречных воздушных потока: южный, теплый, и северный, холодный. Они закрутили эту гигантскую круговерть, эту спираль, которая, как пружина часов, медленно начиная раскручиваться, движет сейчас весь погодный механизм в этом районе Земли. Колоссальная энергия этой пружины питает ветра и грозы, высвобождается в виде молний, звонких кратковременных дождей с тугими и толстыми, как стальные провода, нитями и веселых сенокосных ливней, завершающихся долгим стоянием радуги.

Полутоновые серые поля — небольшая низкая облачность — преобладали над О-ской и Т-ской областями и мало интересовали автора, который все свои усилия сосредоточил на белых полях и полосах, на вихревом сгустке их в районе Н-ска. Автор обшарил этот участок пядь за пядью, пытаясь найти облачное образование, подобное описанному, однако ничто на снимке не указывало на его присутствие. Ни в белых, ни в серых, ни в темных полях не удалось выявить и такие летающие объекты, как упоминавшиеся десять рублей.

Вероятно, разрешающая способность аппаратуры спутника недостаточна для фиксации этих объектов. Это обстоятельство, а также ряд деталей на снимке, не поддающихся дешифровке, оставляют открытым вопрос о загадочном облаке и десятирублевой бумажке.

«Вжик! Вжик!» — донеслось откуда-то не то слева, не то справа. «Это, наверное, дворник выкашивает траву», — подумал Вася.

Во дворе между тем сделалось светлей, и Вася увидел, что дома окрест странно как-то колыхнулись и начили деформироваться, то вытягиваясь в длину, то столь же неимоверно в высоту. Иногда верхний и нижний этажи оставались на месте, а промежуточные сдвигались влево или вправо. Это было похоже на телевизионное изображение, искажаемое бегущей по экрану помехой. Очертания домов становились все более размытыми и неустойчивыми, и наконец дома вообще исчезли. Они растворились в воздухе, как кусочки сахара в стакане чая.

Не успел Вася осмыслить происшедшее, как расчистившийся окоем стал покрываться лиственнмми и хвойными деревьями. Они вырастали, как в зимний день морозные узоры на оконном стекле, проступали, как изображение на фотобумаге, погруженной в ванночку с проявителем. Вскоре Вася оказался в глухом дремучем бору. Дорожка прекратила свои фокусы и, нырнув в заросли папоротника, пропала.

Проще всего было объяснить это действием какой-то волшебной силы. Но Вася в чудеса не верил. Он считал, что любое явление, если только оно имело место в действительности, можно объяснить научным путем, каким бы невероятным оно ни казалось на первый взгляд.

Однако, несмотря на то, что Вася и занимал призовые места на всевозможных физико-математических олимпиадах, научного багажа для понимания данного конкретного случая ему явно не хватало. А там, где пасует наука, в душу закрадываются беспокойство и неуверенность.

Вася не на шутку встревожился.

«Вжик! Вжик!» — донеслось опять.

Вася, недолго раздумывая, двинулся на звук косы.

Теперь лишь один этот звук сулил какую-то определенность. Так идет на свет дальнего огонька человек, заблудившийся ночью в лесу, хотя огонек этот может оказаться всего-навсего светящимся пнем-гнилушкой.

Когда лес поредел, Вася увидел на лугу громадного, с огненно-красным гребнем на голове Петуха.

Петух косил траву, размахивая литовкой, древко которой на манер хоккейной клюшки было исписано крупными черными буквами. «Сенокос-73» и «Коси, коса, пока роса», — удалось прочитать Васе. На самой же литовке, выкрашенной у основания голубой нитроэмалью, четко выделялся товарный знак завода-изготовителя — на красном фоне белый молот ударяет по наковальне, высекая надпись: «Сталь У7А».

Высокие сочные злаки клонились и рушились, образуя вихрастый валок. Шелковая бородка в такт движениям Петуха побалтывалась из стороны в сторону, а хромовые, начищенные до зеркального блеска сапоги со шпорами приятно поскрипывали, когда он переставлял ноги.

Вася Морковкин разинул рот от удивления. Он прожил на белом свете ровно двенадцать лет и девять месяцев, но ни разу ни с чем подобным не сталкивался.

Петухов он, конечно, видел, видел он и как косят траву, но вот чтобы траву косил Петух, — этого ему еще не приходилось видеть.

Перешагивая через валки свеженакошенной травы, Вася стал пробираться к Петуху.

Петух косил широко, валки были высоченными, и Вася порядком устал, пока одолел последний из них.

— Добрый вечер, — сказал Вася, подождав, пока Петух завершит прокос.

Тот недоуменно посмотрел на мальчика.

Прежде Васе никогда не доводилось разговаривать ни с одним из представителей животного мира. Более того, еще минуту назад он четко знал, что звери и птицы лишены дара речи, но, видимо, за эту минуту что-то произошло в нем, что либо совсем стерло это знание, либо временно заслонило его. И Васе теперь ничуть не было удивительно подойти к Петуху и заговорить с ним.

События текли, и это течение, как течение воды в реке, увлекло Васю, включая его в новый ход вещей, который буквально на глазах обретал ту степень естественности, когда начинаешь удивляться не больше, чем в обычной жизни. Ведь не спрашиваем же мы, например, во сне, почему происходит то или иное. Рыба летит по небу, верблюд пролезает в игольное ушко, вы держите в руках сборничек ваших стихов, изданный при царе Алексее Михайловиче, — это воспринимается как должное и не вызывает вопросов.

Впрочем, недавно во сне я поймал себя вот на чем.

Мне снилось, что я подошел к краю обрыва, шагнул и… через мгновение стоял уже внизу как ни в чем не бывало. «Как это я умудрился спуститься целым и невредимым?!» — подумал я, с трудом приходя в себя, и обернулся — с обрыва спускалась широкая деревянная лестница. Но я же точно помнил, что лестницы не было!

Проснувшись, я сообразил, что в моем сознании действовал какой-то аппарат, который генерировал сновидение. Он обнаружил свою оплошность и мгновенно внес поправку, задним числом услужливо подставив лестницу. Он наивно полагал, что я ничего не замечу и буду считать, что спустился с обрыва по этой лестнице.

Я торжествовал, что мнe так запросто удалось разоблачить принцип, по которому строится сновидение. Тогда этот самый аппарат взял и пробудил меня. И я не досмотрел, что же со мной случилось дальше.

— Добрый вечер, — повторил Вася громче.

— Какой вечер? — Петух воткнул затесанную на конце рукоять косы в землю и повернулся к мальчику. — Сейчас раннее утро. Разве ты не видишь: солнышко только поднялось и на траве роса?

«Неужели пролетела ночь? — подумал Вася. — Хотя… В июне ночи такие короткие, вечерняя заря переходит в утреннюю».

— Извините, пожалуйста, — сказал он и заглянул в немигающие хитроватые глаза Петуха. — Я заблудился. Вон там, за тремя соснами, мой дом, но не могу найти дорогу к нему.

— Во-первых, — сказал Петух, — там лубяная избушка, в которой мы живем с Зайцем…

Вася и сам видел, что на полянке за тремя соснами стояло сооружение, нисколько не похожее на многоэтажный дом. Голубые створки ставенок были распахнуты, и в окне мелькала Заячья голова. Наверное, он занимался домашней работой.

— Странно, — пожал плечами Вася. — Ничего не понимаю.

— Мне приходилось испытывать нечто подобное, — сказал Петух. — Не далее как сегодня. Просыпаюсь, начинаю кукарекать и вдруг вижу: леса и рощи куда-то исчезли, не стало ни земляничных полян, ни грибных опушек. Повсюду стоят громадные дома. В одном я насчитал двенадцать этажей!..