— Какой чай без сахара? Без сахара чай — не чай, а водица, — загомонили бойцы.
— Вот тебе, бабушка, и Луговая суббота, — вздохнул пожарник с усами.
Васе Морковкину стало жаль их. «Чем бы помочь?» — лихорадочно думал он и вспомнил, что в кармане брюк лежит у него кусок сахара. Убегая из дому, он высыпал в карман половину сахарницы, чтобы время от времени подпитывать себя углеводами. У Васи остался всего один кусочек, он берег его на крайний случай. Это был его НЗ. Вася не знал, долго ли ему еще блуждать между трех сосен и выберется ли он вообще отсюда. И теперь, видя трудное положение, в котором оказались пожарники, Вася решил поделиться с ними последним, что у него есть.
«Только бы этот кусок никуда не делся, — думал Вася. — Только бы он не выпал в ту дырку, в которую выпала дорога… Ах, если бы я знал, я бы прихватил с собой всю сахарницу…» Вася долго шарил в кармане, и, когда надежда найти что-либо почти покинула его, рука нащупала сахарный кубик.
— Товарищ командир! — крикнул Вася и выбежал на лужайку.
Все повернули к нему головы.
— Товарищ командир! — взволнованно повторил Вася. — У меня есть кусочек сахара, правда, очень маленький, но возьмите его. Пожалуйста. — И Вася протянул командиру ладонь, на которой лежал сахарный кубик.
Командир взял сахар и от лица всей пожарной команды, от лица управления пожарной охраны и от себя лично поблагодарил Васю.
— Ура! Ура! Ура! — прокатилось по шеренгам.
И вдруг Вася заметил, что кусок сахара начал расти. Вскоре он достиг такой величины, что его хватило бы на две или три такие команды, какая была перед Васей.
— Вот это чудеса! — произнес Вася.
— Чудес нет, — сказал командир. — Ты, наверное, знаешь, что те предметы, которые далеко, кажутся маленькими. Взгляни вон на тот ПОЕЗД, — командир показал вправо, и Вася увидел крохотный паровозик с крохотными вагонами. — Он крохотный потому, — продолжал командир, — что очень далеко от нас. А когда он будет близко, то станет очень большим. Так и твой сахар. Пока он был далеко от нас, он был маленьким, а когда он приблизился к нам, то сделался сразу большим. Понятно?
— Не все, — честно признался Вася, ибо физическая суть явления осталась для него загадочной, несмотря на аналогию с поездом.
— Ничего, — улыбнулся командир, — физическая суть в данном случае не играет большой роли, важна моральная сторона. И ее-то, я думаю, ты поймешь.
Пожарники между тем начали распиливать громадный сахарный куб. Работа у них спорилась, на лицах играли улыбки, сахарная пыль вылетала из-под острых зубьев пилы и оседала белоснежным слоем.
Вася бегал от одной группы пожарников к другой, стараясь принять участие, но дела не находилось, и он решил погулять по берегу.
Едва он отошел, как послышался шум поезда.
На полной скорости экспресс летел к реке. «Ведь он же рухнет. Моста-то нет!» Вися хотел было кинуться наперерез поезду, но поезд, не сбавляя скорости, въехал в воду. Вагоны при этом наклонились, наклонились и пассажиры, вышедшие покурить в тамбур.
Когда на том берегу исчез последний вагон, на этом — вынырнул паровоз. С подножек и с крыш вагонов стекала вода, а пассажиры в дверях тамбура как ни в чем не бывало продолжали курить.
Поезд был какой-то странный. У всех вагонов, как заметил Вася, колеса были разные: у одного — автомобильные, у другого — мотоциклетные, у третьего — велосипедные, у четвертого — от трактора «Беларусь», пятый вагон был на гусеничном ходу. А шестой, последний, заканчивался не тамбуром, где обычно стоит проводник с оранжевым, свернутым в трубку флажком, а раздвижной гармошкой фотоаппарата с выпуклой линзой. Фотоаппарат помещался на высоком штативе, который шагал тремя длинными деревянными ногами, то и дело спотыкаясь.
Переждав поезд, Вася побежал назад, к пожарникам, но там никого не было.
«Куда же они подевались? — недоумевал Вася. — Ведь только что были… Может, они снялись по пожарной тревоге?»
Глава VI
Из записной книжки Васи Морковкина
Все вещества состоят из молекул, молекулы — из атомов. Атом — значит неделимый. Так считалось в древности. На самом деле атом состоит из множества разных частиц. Их называют элементарными. Я знаю.
Я знаю, почему образуются искры, когда снимаешь с себя свитер — при трении возникает электрический заряд. Правда, я не совсем еще представляю, как громадная синусоида, изображенная в учебнике физики, укладывается в электрическом проводе, по-моему, горбы ее обязательно должны высовываться наружу, — но и это в скором времени дойдет до меня. Я знаю, как устроены автомобиль и мотоцикл. Люблю копаться в разных механических и электрических игрушках. Мама мечтает устроить меня в физико-математическую школу. Она говорит, что у меня склонности к физике и к технике.
Я действительно разбираюсь кое в чем. Знаю, например, на каком принципе работают пылесос и холодильник. Но у меня никак не укладывается в голове, что маленький кусочек сахара может превратиться в огромный куб величиной с дом. Командир сказал, что физическая суть здесь не столь важна, сколько нравственная, моральная сторона дела. Эти слова я слышал и раньше. Но я смутно представляю их смысл. Надо будет поглядеть в папином семнадцатитомном словаре русского языка. Он всегда, если какое слово непонятно ему, заглядывает в этот словарь.
В общем, этот вопрос я должен выяснить…
Делая эту запись, Вася все время посматривал на зеленую лужайку. Он не терял надежды, что пожарники вернутся. Но они не возвращались.
Вася тяжело вздохнул и побрел вдоль берега.
Он шел до тех пор, пока не наткнулся на мостки, уходящие в воду. (На таких мостках, как объяснил ему потом автор, деревенские женщины полощут белье.) На краю мостков, свесив в воду конец хвоста, сидел Волк.
«Я сначала очень испугался, — рассказывал Вася. — Волка я представлял себе злым, свирепым зверем. Я думал, он бросится на меня, и съест, и косточек не оставит. Но оказалось, что он совсем не такой».
Вася набрался храбрости и подошел к Волку.
— Здравствуйте! — громко, для того чтобы подбодрить себя, сказал он.
— Разговаривай тише! — прошептал Волк. — Всю рыбу перепугаешь!
— Вы не скажете, куда делись пожарники, которые были на берегу? — как можно тише спросил Вася.
— Пожарников я тут не видал, — ответил Волк. — Я ловлю рыбу, а ты отвлекаешь меня.
Волк с грустью поглядел на него. «Такой у него взгляд был, — рассказывал Вася Морковкин, — мне даже как-то не по себе стало».
За городом, во дворе телестудии, мы ждали автобус.
Была поздняя осень. Падал мелкий снежок, мороз пощипывал уши.
Вдруг из-за угла появилась большая собака с белым, грязноватым воротничком на груди. Это был очень старый пес. Он медленно ковылял на трех лапах. Передняя была у него перебита, и он держал ее на весу.
Обогнув заглохшую цветочную клумбу в центре двора, пес сел на подернувшийся ледком асфальт, продолжая держать на весу перебитую лапу.
Чувствовалось, что бежит он издалека, устал. Дыхание морозным паром вырывалось из его открытого рта.
По всей вероятности, это был бродячий, бездомный пес, и мы понимали, что бежать ему некуда, кроме как с глаз людских. Пес, похоже, и сам об этом догадывался. Было во всем его виде нечто такое, что бывает у людей: когда тяжело на душе и некуда идти, придумываешь себе любое занятие.
Не тоска, а какая-то отрешенность, напряженное сосредоточие на некой цели были в его взгляде. Словно ему хотелось убедить нас, людей, в том, что он вовсе не бездомный пес, кто-то его ждет и что только ради этого бежит он, превозмогая боль.
Передохнув (он сидел даже меньше, чем нужно было для того, чтобы отдохнуть), пес снялся с места и поковылял мимо свинченной и сваренной из железных труб телевизионной вышки к бетонной ограде, возле которой торчали сухие кустики полыни и где, наверное, была дыра…
