– А уж мне бы как хотелось! – хрипло прошептал Олдос. – Я бы не прочь узнать тебя получше… в том смысле, что…

– Я знаю, в каком смысле, – промурлыкала Филиппа. – Вот только…

– Дорогая, нам пора, – вмешался Хью, поворачиваясь. Девушка с виноватым видом отдернула руки. – До темноты надо подыскать ночлег. Пока доставят вещи, пока подкрепимся… Завтра предстоит долгая дорога.

– А это необходимо – уезжать так скоро? – спросил Олдос.

– Больше одной ночи на постоялом дворе я просто не вынесу! – пожаловалась Филиппа.

– Вы ночуете на постоялом дворе?

– Ничего другого подыскать не удалось. Везде все переполнено. Будь у нас друзья в городе…

– А я разве вам не друг? Правда, я живу не в центре, а в Саутуорке, зато у меня просторный дом, и я всегда рад гостям.

– Ну что ты, Олдос! – Девушка потупилась. – Нам неловко тебя стеснять.

– Вы меня ничуть не стесните. Можете оставаться хоть месяц или два!

– Вы, я вижу, человек радушный, – заметил Хью. – Что скажешь, дорогая?

– Разумеется, она согласна! – поспешно вскричал Олдос, не давая Филиппе возможности ответить отказом. – Я буду, счастлив, видеть ее под своей крышей.

– Вот видишь, он будет счастлив, видеть тебя под своей крышей, – повторил Хью со значением.

– Я хотел сказать, буду, счастлив, разместить у себя вас обоих! Вам будет предоставлена лучшая комната, с камином, двуспальной кроватью и пуховой периной.

– Звучит заманчиво, – вымолвил Хью, делая вид, что колеблется.

«Даже слишком заманчиво», – подумала Филиппа, не решаясь заглядывать в ближайшее будущее даже краем глаза.

Саутуорк

Стоило Хью отворить наружную дверь, как он услышал смех – приглушенный, интимный. Смеялись мужчина и женщина.

Олдос и Филиппа.

В углу вестибюля стояла миниатюрная купель со святой водой – одно из пристрастий лицемерного святоши, давшего им приют. На этот раз вместо того, чтобы прошагать мимо, Хью обмакнул пальцы и перекрестился.

«Помоги мне вынести это, Господи! Дай мне силы не вмешиваться!»

Смех доносился с верхнего этажа, из комнаты, что служила Олдосу то гостиной, то столовой – по настроению. Места в доме действительно хватало, и денег на комфорт явно не пожалели.

Хью поднялся по лестнице медленно и бесшумно, не отрывая взгляда от драпировки в дверном проеме. Он только что побывал в Вестминстере, чтобы отчитаться за неделю, проведенную в доме Олдоса Юинга.

– Ну что? – с порога спросил его юстициарий.

– О заговоре речи пока не шло, но я нутром чую, что этот тип в нем замешан.

– Одной интуиции мало, королю нужны факты.

– В отсутствие хозяина дома мы немного порылись в его вещах и наткнулись на письмо, подписанное леди Клер. Там говорится: «Известная тебе персона вскоре прибудет». Кто бы это ни был, Олдосу предстоит сопровождать его в замок Холторп. Вот копия письма.

Письмо скопировала Филиппа, даже не спросив мнения Хью. Очевидно, она считала его неграмотным.

– Неплохо, – похвалил лорд Ричард. – А как продвигается затея с обольщением Олдоса? Его шапочка уже вошла в коллекцию тех, что побывали на ночном столике леди Филиппы?

– К тому идет, – процедил Хью.

Все так же медленно и бесшумно он отодвинул драпировку и заглянул внутрь. Эти двое стояли на балкончике с видом на вечернюю Темзу, очень близко друг к другу. На Филиппе было вечернее платье из плотного шелка цвета слоновой кости, оставлявшее открытыми плечи и округлости грудей. Черные, как ночь, волосы были закручены в низкий узел и перевиты жемчужными нитями. Она была дивно хороша. Что касается Олдоса, впервые на памяти Хью он сменил сутану на мирской наряд (уж не потому ли, что рассчитывал остаться с гостьей наедине?). Он был в облегающих черных кюлотах и белоснежной рубашке, тонзура подчеркивала густоту его темных волос. При своем росте он, как и Хью, возвышался над Филиппой на целую голову. Невзирая на избранный удел, это был прирожденный покоритель сердец. Прихожанки краснели и заикались в его присутствии, самым очевидным образом теряя голову.

Но не Филиппа. Даже откровенно флиртуя с Олдосом, она сохраняла чувство собственного достоинства. Олдоса это лишь подзадоривало, а Хью ничуть не удивляло: он не мог вообразить себе Филиппу потерявшей голову из-за мужчины. Он знал, что его влечение к ней взаимно: по жестам, взглядам, голосу, – но все это было слишком тонко, едва уловимо и говорило о ее решимости подавить ненужные порывы. И ей это как будто удавалось. Хью все еще сердился за испытанное унижение, но и невольно восхищался тем, что Филиппа не поддалась ему так легко, как другие до нее.

– Еще? – спросил Олдос.

– С удовольствием.

В руках у красавца дьякона была серебряная чаша со спелой клубникой. Взяв ягоду за черешок, он поднес ее к губам девушки. Ни на миг, не отводя взгляда от его сверкающих глаз, она сняла клубничку с черешка.

Хью перевел дыхание. Почему его так задевает эта комедия обольщения? Потому, что он сам жаждет знаков внимания, которые рано или поздно будут оказаны Олдосу Юингу? Подумаешь! Разве ему не приходилось делить женщину с другом, а то и со всеми собратьями по оружию? К примеру, та пышнотелая маркитантка, что стирала им белье во время финской кампании. Если его не волновало, что Ингеборд спит по очереди с каждым, то какая разница, с кем переспит Филиппа? Он ведь не заполучил ее до сих пор и вряд ли заполучит, учитывая ее разборчивость. И нечего беситься из-за того, что Олдосу больше повезет.

– А когда твой муж вернется с ярмарки?

– Откуда мне знать? – Филиппа изящно повела белыми плечами и потянулась за клубникой. – Хью приходит и уходит, когда ему вздумается. За ним не уследишь… да я и не собираюсь!

Она поднесла ягоду к губам Олдоса.

– Выходит, сила поразившей тебя любви оказалась не такой уж непреодолимой?

– В браке любовь быстро теряет силу, особенно если связать жизнь с человеком вроде Хью. По натуре он одиночка, и ему ненавистно держать ответ перед кем бы то ни было.

Хью вынужден был признать, что эти слова очень точно характеризуют его. У них с Филиппой вошло в привычку говорить Олдосу чистую правду, где только возможно, – отчасти чтобы не запутаться во лжи, отчасти из опасения, что он возьмется наводить справки.

– Он потому и пошел в наемники, – продолжала девушка. – Одно дело наниматься к разным командирам на определенный срок и за оговоренную плату, другое – всю жизнь служить одному человеку, хочешь ты этого или не хочешь. Возьмем короля Генриха. Он ведь требует слепого повиновения, не так ли? Хью больше по душе следовать велениям души. Потому он и принял сторону королевы и ее сыновей.

Это был тонкий ход, попытка перевести разговор в русло политики, однако Олдосу было не до монарших ссор.

– А что ты скажешь о чувствах твоего мужа? Они тоже завяли?

– Если вообще когда-нибудь цвели, – вздохнула Филиппа, ничем не выдав своего разочарования.

– Как? Он тебя никогда не любил? Ты это хочешь сказать? Да у него сердце из камня!

– Нет, что ты… – Девушка покачала головой, как показалось Хью, с искренней грустью. – Просто он не позволяет себе любить. Он думает, что, впустив женщину в свое сердце, он окажется в ее власти и утратит свою драгоценную свободу.

Хью вновь был поражен точностью ее слов, хотя меньше всего хотел, чтобы его натуру препарировали в угоду этому ханже Юингу.

– Зачем же он на тебе женился?

– Чтобы завладеть мной. – Филиппа съела ягоду, взяла с перил бокал голубого венецианского стекла и сделала глоток красного вина. – Как только это случилось, он потерял ко мне интерес.

И снова Хью покачал головой, невольно усмехаясь. Именно так и бывало с ним с пятнадцати лет, когда он впервые овладел женщиной. Он увлекался безумно, страстно, он должен был заполучить предмет своей страсти любой ценой, но как только девчонка оказывалась в его объятиях, чары оказывались разрушены. Не то чтобы он больше и близко к ней не подходил – нет, они встречались и потом, но уже не было и следа того сладкого безумия, когда казалось, что эта женщина – единственная и неповторимая.