— Вы не должны так говорить — он ваш муж! — Гвенасет, казалось, была потрясена. — Вы ведь не имеете в виду что не хотели выходить замуж за Мэлгвина?
Аврора печально улыбнулась.
— Да, я не хотела выходить за него замуж. Мне кажется, я его ненавижу.
Гвенасет прекратила расчесывать Аврору и рассеянно посмотрела на свои руки.
— Вам не следовало говорить мне этого, Аврора, — укоризненно сказала она. — Это предательство.
— А мне все равно! Я и вправду его ненавижу. Он и в грош не ставит мои переживания. Он позволил своей сестре издеваться надо мной. И даже не пытался остановить ее. Он обращается со мной, как с рабыней, ему нужно только мое тело… — На глазах Авроры появились слезы, дыхание участилось. Она была возмущена и старалась не смотреть в выражавшее ужас лицо фрейлины.
— Тише, тише, — прошептала Гвенасет. Она неловко обняла Аврору, пытаясь успокоить ее. — Я уверена, вы ошибаетесь относительно Мэлгвина. Он так гордился вами, когда разговаривал со мной. Не забывайте, что король еще не был женат и у него никогда не было близкой женщины. Я убеждена, что он просто не знает, как показать вам свои чувства.
Аврора покачала головой. Но ответить не отважилась, боясь разрыдаться.
— Ну да ладно, — живо сказала Гвенасет, поднимаясь и направляясь к двери. — Мне надо идти, чтобы самой приготовиться к празднеству. Я скоро вернусь и тогда помогу вам одеться.
У двери она остановилась и задумчиво посмотрела на Аврору.
— Помните, Аврора, вы должны прийти на празднество с гордо поднятой головой. И никогда не показывайте Эсилт, что ей удалось заставить вас страдать.
Гвенасет ушла. Да, она права, согласилась Аврора. Нельзя доставлять врагу удовольствие видеть, как глубоко могут ранить произносимые им слова. Аврора подошла к разбросанным в беспорядке сундукам и корзинам и стала разбирать их, пока не нашла бронзовое зеркало. Она высоко подняла его и принялась изучать свое отражение. Раньше ее мало волновало, как она выглядит. Кроме того, она всегда думала, что вряд ли может соперничать в красоте со своими старшими сестрами. Но сейчас совсем другое дело. Сегодня вечером она в первый раз встретится с жителями своей новой страны, и она хотела произвести на них впечатление. Она нахмурилась, разглядывая свое отражение: красивые брови, длинные темные ресницы, гладкая блестящая кожа. Только вот губы были слишком полные, а ноздри широкие. Вымытые волосы казались взъерошенными, и она не знала, как их пригладить. Пусть остаются такими, как есть — длинными, распущенными. «И все же, — думала она, надев роскошное платье и лучшие украшения, — я добьюсь своего. Сегодня вечером все увидят настоящую принцессу — изящную принцессу из королевской династии Корновии».
11
Если бы не эта необходимость поговорить с сестрой, думал Мэлгвин, он чувствовал бы себя великолепно. Войско вернулось домой после успешного похода невредимым, люди были довольны, а сам он нашел даже фрейлину для своей жены. И все же оставалась эта последняя неприятная проблема, с которой нужно покончить.
Мэлгвин готовился к серьезному разговору Он устал от вмешательства Эсилт в его дела, но помнил, что она всего лишь женщина. И у нее не оставалось другого способа придать себе значимости, чем создавать эти раздражающие проблемы, которые ему же и предстояло разрешить… Нет, он не мог позволить ей быть грубой по отношению к Авроре. Эсилт придется считаться с его мнением и оставить жену в покое.
Эсилт распоряжалась подготовкой к празднеству на большой кухне за Парадной залой. Взмахом руки он позвал ее за собой, и они уединились для разговора в укромном уголке Эсилт была привлекательной женщиной, и он знал, что она легко находит любовников среди неженатых воинов. Много раз он пытался заставить ее вступить в выгодный брак, но она отказывалась. Она говорила, что муж-старик, у которого скверно пахнет изо рта и который все время будет ворчать, ей не нужен. Сейчас она стояла перед ним с высоко поднятой головой и решительным выражением на лице.
— Эсилт, — сурово начал Мэлгвин, — я не потерплю, если ты будешь измываться над Авророй и запугивать ее.
Она презрительно шмыгнула носом:
— С чего это ты вдруг? В конце концов, она всего лишь заложница. Благодаря ей Константин находится в твоей власти.
— Нет, она не просто заложница. Она — моя королева. И все в Каэр Эрири должны относиться к ней — моей жене — должным образом. Все, включая тебя!
— Ты в своем уме? Ты привез ее сюда как заложницу, но в то же время собираешься спать с этой сучкой-хлюпиком?
— Действительно, я должен ей врать, если хочу появления на свет законного наследника, — сухо сказал Мэлгвин.
— Так ты еще и детей от нее хочешь иметь? Хочешь, чтобы благородная кровь древней королевской династии Кунедага смешалась с ее беспородной кровью? С кровью проститутки — наполовину римлянки, наполовину саксонки?!
— Она такая же уроженка Британии, как и все мы, — холодно отвечал Мэлгвин. — Вряд ли я женился бы на кимврской девушке — будучи королем, я должен вступать в брак с женщиной, чье приданое увеличит богатство и могущество Гвинедда. Благодаря моему браку с Авророй я с наименьшими затратами приобрел власть над богатыми равнинными землями на востоке.
— Ты мог сжечь Вирокониум дотла, а твоя драгоценная жена стала бы рабыней — так думают многие воины, с которыми я говорила. Константин настолько слаб, что не смог бы со своим войском противостоять даже ватаге пацанов! — издевательски проговорила Эсилт. Лицо ее выражало презрение. — И этот дурацкий брак совсем был не нужен! Теперь, когда Константин в твоей власти, ты действительно можешь пользоваться богатствами его королевства, но ты ведь должен и защищать этого слабого, ни на что не годного правителя, если на его богатства позарятся другие.
В глазах Мэлгвина появился опасный блеск.
— Так ты думаешь, что я должен был сжечь Вирокониум, захватив их золото и драгоценности? — спросил он, глядя на Эсилт сверху вниз. — А какой мне от этого толк? У нас нет лишних людей, которые могут поселиться на тех землях и восстановить город. Да и кто станет обрабатывать плодородные поля? На них тогда ничего не вырастет. В упадок придут и мастерские, в которых некому будет работать. Кимвры не могут есть золото. Богатство Константина — это прежде всего огромный урожаи, который выращивают на полях его подданные, а его ремесленники — их я привез с собой — знают многие старинные секреты римлян. Власть над Константином мне не для того нужна, чтобы просто пережить один этот год.
Эсилт скривила губы. Она так и источала презрение:
— Ты никогда не хотел драться, Мэлгвин, даже когда был ребенком. И у тебя всегда находится предлог, чтобы заключить мир, договориться, вступить в союз. Тебя называют Драконом острова — какая нелепица! Если бы люди только знали, что у Мэлгвина Великого храбрости ровно столько, сколько у лающей из подворотни собаки!
С Мэлгвина было довольно. Он выскочил из кухни, пугая своим видом слуг и рабов, попадавшихся ему на пути. Быстрым шагом он пересек двор, и хотя это несколько успокоило его, поднимаясь по ступеням в свои палаты, он все еще клокотал от ярости. Эсилт мастерски умела представлять любой его успех как поражение. И она всегда так делала — во всяком случае, со времен Дайнас Бренина. Таким способом она, очевидно, хотела вернуть свою былую власть над ним. И все же ее мерзкие насмешки, по-видимому, достигли цели. Не слишком ли великодушно поступил он с Константином? Он рассчитывал, что после ухода войска из Вирокониума Константин — благодаря браку Мэлгвина с Авророй — все равно останется его союзником. Поэтому он и не оставил в городе ни одного своего воина. Но, может быть, это было ошибкой? Ведь только стоит показать свою слабость, как враги тут же решат, что настало время вернуть отобранное у них…
Мэлгвин был настолько занят этими невеселыми мыслями, что чуть не сшиб с ног вышедшую из палат Аврору. Королева выглядела великолепно. От нее пахло духами, и это напомнило Мэлгвину, что на свете — помимо его бед — существует много приятных вещей. Гвенасет разбирала одежду Авроры и аккуратно развешивала ее в комнате. Она вовремя посмотрела в сторону Мэлгвина.