Вот раньше жизнь — И вверх и вниз Идешь без конвоира, Покуришь план, Пойдешь на бан И щиплешь пассажира. А на разбой Берешь с собой Надежную шалаву, Потом берешь кого-нибудь И делаешь „варшаву“. Пока следят, Пока грозят, Мы это дело переносим. Наелся всласть, Но вот взялась Петровка 38. Прошел детдом, тюрьму, приют И срока не боялся, Когда ж везли в народный суд, Немного волновался. Зачем нам врут: Народный суд, — Народа я не видел. Судье простор, И прокурор Тотчас меня обидел. Ответил на вопросы я, Но приговор с издевкой, И не согласен вовсе я С такой формулировкой. Не отрицаю я вины, Не в первый раз садился, Но написали, что с людьми Я грубо обходился. Неправда, тихо подойдешь, Попросишь сторублевку, Причем тут нож, Причем грабеж, Меняй формулировку… Эх, был бы зал, Я б речь сказал: „Товарищи родные, Зачем пенять, Ведь вы меня Кормили и поили, Мне каждый деньги отдавал, Без слез, угроз и крови. Огромное спасибо вам За все на добром слове“. Этот зал Мне б хлопать стал, И я, прервав рыданья, И тихим голосом сказал: "Спасибо за вниманье“. Ну, правда ведь, Ну правда ведь, Что я грабитель ловкий, Как людям мне в глаза смотреть С такой формулировкой? И это был воскресный день, и я не лазил по карманам, В воскресенье отдыхать — вот мой девиз. Вдруг свисток, меня хватают и обзывают хулиганом, А один узнал, кричит: „Рецидивист“. Брось, товарищ, не ершись, Моя фамилия Сергеев, Ну, а кто рецидивист, Ведь я понятья не имею. И это был воскресный день, но мусора не отдыхают, У них тоже план давай, хоть удавись, Ну, а если перевыполнят — так их там награждают, На вес золота там вор-рецидивист. С уваженьем мне: „Садись“ Угощают „Беломором“ „Значит ты рецидивист, Распишись под протоколом“. И это был воскресный дань, светило солнце, как бездельник, И все люди — кто с друзьями, кто с семьей, Ну, а я сидел, скучал, как в самый грустный понедельник, Мне майор попался очень деловой. „Сколько раз судились вы?“ „Плохо я считать умею“. „Но все же вы рецидивист?“ „Да нет, товарищ, я — Сергеев“. И это был воскрсный день, а я потел, я лез из кожи, Но майор был в математике горазд, Он чего то там сложил, потом умножил, подитожил, И сказал, что я судился 10 раз. Подал мне начальник лист, Расписался, как умею, Написал: „Рецидивист По фамилии Сергеев“. И это был воскресный день, я был усталым и побитым, Но одно я знаю, одному я рад: В семилетний план поимки хулиганов и бандитов Я ведь тоже внес свой очень скромный вклад. ЗА ТОБОЙ ТАЩИЛСЯ ДЛИННЫЙ ХВОСТ О нашей встрече — что там говорить, Я ждал ее, как ждут стихийных бедствий, Но мы с тобою сразу стали жить, Не опасаясь пагубных последствий. Я сразу сузил круг твоих знакомств, Одел, обул и вытащил из грязи, Но за тобой тащился длинный хвост, Длиннющий хвост твоих коротких связей. Потом я помню бил друзей твоих, Мне с ними было как-то неприятно, Хотя, быть может, были среди них Наверняка отличные ребята. О чем просила — делал мигом я Я каждий день старался сделать ночью брачной. Из-за тебя под поезд прыгнул я, Но слава богу, не совсем удачно. Если б ты меня ждала в тот год, Когда меня отправили на дачу, Я б для тебя украл весь небосвод, И две звезды кремлевские впридачу. И я клянусь, последний буду гад; „Не ври, не пей, и я прощу измену, И подарю тебе Большой театр, И Малую Спортивную арену“. И вот теперь я к встрече не готов, Боюсь тебя, боюсь речей интимных, Как жители японских городов Боятся повторенья Хиросимы. Я БЫЛ ДУШОЙ ДУРНОГО ОБЩЕСТВА Я был душой дурного общества, И я могу сказать тебе, Мою фамилью, имя, отчество Прекрасно знали в КГБ. В меня влюблялася вся улица, И весь Савеловский вокзал, Я знал, что мной интересуются, Но все равно пренебрегал. Свой человек я был у скокарей, скокарей, Свой человек у щипачей, И гражданин начальник Токарев, падла Токарев Из-за меня не спал ночей. Ни разу в жизни я не мучился И не скучал без крупных дел, Но кто-то там однажды скурвился, ссучился Шепнул, навел и я сгорел. Начальник вел себя не въедливо, Но на допросы вызывал, А я всегда ему приветливо И очень скромно отвечал. Не брал я на душу покойников И не испытывал судьбу, И я, начальник, спал спокойненько, И весь ваш МУР видал в гробу. И дело не было отложено И огласили приговор, И дали все, что мне положено, Плюс пять мне сделал прокурор. Мой адвокат хотел по совести За мой такой веселый нрав, А прокурор просил всей строгости И был, по-моему, неправ. С тех пор заглохло мое творчество, Я стал скучающий субъект, Зачем же быть душою общества, Когда души в нем вовсе нет. |
