Хоть бы облачко, хоть бы тученька В этот год на моем горизонте. Но однажды я встретил попутчика, Расскажу вам о нем, знакомьтесь! Он спросил: — Вам куда? — до Вологды Ах, до Вологды, — это полбеды. Чемодан мой от водки ломится. Предложил я, как полагается: „Может выпить нам, познакомиться? Поглядим, кто скорее сломается!“ Он сказал: „Вылезать нам в Вологде, Ну, а Вологда — это вона где!“ Я не помню, кто первый сломался. Помню, он подливал, поддакивал. Мой язык, как шнурок, развязался, Я кого-то ругал и оплакивал. А проснулся я в городе Вологде, Но — убей меня — не припомню, где! А потом мне пришили дельце По статье Уголовного кодекса. Успокоили: „Все перемелется“. Дали срок и не дали опомниться. И вдобавок плохую дают статью, Ничего, говорят, вы так молоды! Если б знал я с кем еду, с кем водку пью, Он бы хрен доехал до Вологды! Все обиды мои годы стерли, Но живу я теперь, как в наручниках. Мне до боли, до кома в горле Надо встретить того попутчика! Я рос, как вся дворовая шпана, Мы пили водку, пели песни ночью, И не любили мы Сережку Фомина За то, что он всегда сосредоточен. Сидим раз у Сережки Фомина, Мы у него справляли наши встречи. И вот о том, что началась война, Сказал нам Молотов в своей известной речи. В военкомате мне сказали: „Старина, Тебе броню дает родной завод „Компрессор“ Я отказался, а Сережку Фомина Спасал от армии отец его профессор. Кровь лью я за тебя, моя страна, И все же мое сердце негодует: Кровь лью я за Сережку Фомина, А он сидит и в ус себе не дует. Ну, наконец, закончилась война, С плеч сбросили мы словно тонны груза. Встречаю я Сережку Фомина, А он — Герой Советского Союза. Сегодня я с большой охотою Распоряжусь своей субботою, И, если Нинка не капризная, Распоряжусь своею жизнью я. Постой, чудак, она ж наводчица, Зачем же так? — уж очень хочется! Постой, чудак, у нас компания, Пойдем в кабак, зальем желание. Сегодня вы меня не пачкайте, Сегодня пьянка мне до лампочки, Сегодня Нинка соглашается, Сегодня жизнь моя решается! Ну, и беда же с этой Нинкою, Она спала со всей Ордынкою! С такою спать кому ж захочется? А мне плевать, мне очень хочется! Сказала, любит, все заметано. Поставлю рубль за сто, что врет она. Она ж того, ко всем ведь просится. А мне-то что, мне очень хочется! Она ж хрипит, она же грязная, И глаз подбит, и ноги разные, Всегда одета, как уборщица, Плевать на это — очень хочется! Все говорят, что не красавица, А мне такие больше нравятся. ну, Что ж такого, что наводчица? А мне еще сильнее хочется. Не делили мы тебя и не ласкали, А что любили, так это позади. Я в душе ношу твой светлый образ, Валя, А Леша выколол твой образ на груди. Я в тот день, когда прощались на вокзале, Я тебя до гроба помнить обещал. Я сказал, — Я не забуду в жизни Вали! — А я тем более! — мне Леша отвечал. А теперь реши, кому из нас с ним хуже, И кому трудней, попробуй разберись. У него твой профиль выколот снаружи, А у меня душа исколота снутри. И когда мне так уж тошно, хоть на плаху (Пусть слова мои тебя не оскорбят), Я прошу, чтоб Леша расстегнул рубаху, И гляжу, гляжу часами на тебя. Но недавно мой товарищ, друг хороший, Он беду мою искусством поборол, Он скопировал тебя с груди у Леши И на грудь мою твой профиль наколол. Знаю я, своих друзей чернить неловко, Но ты мне ближе и роднее оттого, Что моя, верней, твоя татуировка Много лучше и красивше, чем его. Вот главный вход, но только, вот, Упрашивать — я лучше сдохну. Хожу я через черный ход, А выходить стараюсь в окна. Не вгоняю я в гроб никого, Но вчера меня тепленького, Хоть бываю и хуже я сам, Оскорбили до ужаса. И плюнув в пьяное мурло, И обвязав лицо портьерой Я вышел прямо сквозь стекло В объятья к милиционеру. И меня окровавленного, Всенародно прославленного Прям как был я в амбиции Довели до милиции. И кулаками покарав, И попинав меня ногами Мне присудили крупный штраф За то, что я нахулиганил. А потом перевязанному, Несправедливо наказанному Эти добрые мальчики Дали спать на диванчике. Проснулся я — еще темно, Успел поспать и отдохнуть я. Я встал и, как всегда, — в окно, А на окне стальные прутья. И меня патентованного, Ко всему подготовленного Эти прутья печальные Ввергли в бездну отчаянья. А рано утром, верь не верь, Я встал, от слабости шатаясь, И вышел в дверь, я вышел в дверь… С тех пор в себе я сомневаюсь. В мире тишь и безветрие, Тишина и симметрия, На душе моей гадостно, И живу я безрадостно. |