На двух других листках были точно такие же расписки, адресованные международному агентству «Подиум». Одну написала тетка некой Анны Голубицыной, другую — мать какой-то Алены Кондратьевой. И та и другая не возражали, что их племянница и дочь будут работать за рубежом. И та и другая обещали не предъявлять никаких претензий к Международному агентству «Подиум».

— Завтра к полудню найдите мне это агентство, — приказал Батурин Игошину. — А сейчас поищите свидетелей.

Через полчаса свидетельница была найдена. Ею оказалась весьма разговорчивая пенсионерка со второго этажа. По ее уверению, эта парочка с самого начала показалась ей странной. А дело было так: в четвертом часу пенсионерка Майя Сорокина возвращалась из булочной. Подойдя к дому, она увидела, что у подъезда стоят двое: парень и девушка. Они не знали кода и ждали, когда кто-нибудь войдет или выйдет. Пенсионерка открыла чипом дверь и впустила их в подъезд, несмотря на то, что они ей показались подозрительными.

— Оба в черных очках, козырьки надвинуты чуть ли не на нос, физиономии воротят. Хотя ребята культурные, вежливые. Сердечно поблагодарили, когда я им позволила войти в подъезд.

— Вы вместе с ними ехали в лифте? — спросил следователь.

— Я никогда не езжу в лифте! — поморщилась пенсионерка. — Я живу на втором этаже. Если бы я даже жила на четвертом, то все равно ходила бы пешком. Потому что это полезно для здоровья.

— То есть после того, как вы вместе зашли в подъезд, вы отправились пешком, а они остались ждать лифт?

— Совершенно верно.

— Значит, вы их не особенно хорошо разглядели?

— Почему же? — обиделась Сорокина. — Как смогла, так и разглядела. Парень высокий, блондин, нос прямой, губы чайкой, на подбородке ямочка. Пользуется лосьоном «Менен», как мой зять. Одет в вельветовые джинсы и бежевую футболку. На плече черная сумка. Девушка на полторы головы ниже. Миловидная брюнетка, нос вздернутый, губы пухлые, над губой родинка. Одета в джинсовый костюм и белые кроссовки. Духи определить не удалось. Не успела. Извините!

Пенсионерка Сорокина развела руками и шумно вздохнула. Следователь с полковником переглянулись — более полной информации не услышишь даже от специалистов из группы «НН». Батурин вынул из кармана фотороботы и показал свидетельнице.

— Похожи? — спросил он, заранее не веря в то, что эти одинаковые физиономии могут быть на кого-то похожи.

— Да это они и есть! — всплеснула руками пенсионерка. — Один к одному…

Теперь никаких сомнений не было. Убийцы — те самые парень с девушкой, которые были на похоронах. Батурин хорошо разглядел их, когда они подошли к гробу. У девушки над губой была родинка, а у парня на подбородке ямочка.

Полковник посмотрел на часы и позвонил в редакцию журнала.

— Вахтер Васильев появился?

— А почему он должен появиться? — удивились на вахте. — Он отдежурил свою дневную смену. На ночь заступает Антонцев.

Пришлось снова звонить вахтеру домой. На этот раз трубку взяли, но Батурин не произнес ни слова. Главное, убедиться, что Васильев дома. Буквально через двадцать минут полковник со следователем уже звонили в квартиру. Когда хозяин открыл и окинул их взглядом, то даже не удивился. Он как-то затравленно улыбнулся и обреченно покачал головой.

— Войти-то можно? — спросил Батурин, не сводя глаз с хозяина.

— Да, конечно, — кивнул Васильев и безнадежно вздохнул.

Когда они сели за стол в маленькой кухоньке и посмотрели друг другу в глаза, вахтер скорчил обреченную физиономию и заговорил первым.

— Я догадываюсь, зачем вы пришли. Но я, ей-богу, не знаю, где она. Так что извините! Помочь не могу.

— Вы о ком? — поинтересовался следователь.

— Об Анне Голубицыной, — поднял брови хозяин. — Или вы по другому поводу?

— Нет, не по другому, — нахмурился Батурин. — Вы еще не в курсе, что два часа назад вздернули второго сотрудника вашего журнала, Арнольда Евсеевича Чекушкина.

Васильев даже не испугался. Он перевел взгляд с полковника на следователя прокуратуры и произнес:

— Этого и следовало ожидать. Когда сегодня днем она явилась в журнал, то я так и понял, что Аннушка пришла не ко мне, а по его душу.

— Потому что попросила его адрес?

Хозяин утвердительно кивнул.

— Ну, что ж, мы вас слушаем, — произнес Батурин, устраиваясь поудобней. — Рассказывайте все, что знаете об этой истории. Начните с Анны. Кто она. И что это за парень, который был с ней на похоронах.

— Парня я не знаю, — поморщился Васильев. — Я его видел только один раз на кладбище.

— Разве он не приходил с Анной в журнал?

— Приходил. Но ко мне в дежурку не зашел, остался ждать в коридоре. — Хозяин немного помолчал, затем, собравшись с мыслями, начал: — В общем, с Анютой история банальная: отца нет, мать — пьяница. Жили они в доме напротив. Как ни иду, бывало, с работы, всегда ее вижу во дворе. Сидит на лавочке или в песочнице ковыряется. Все понятно: мамаша привела собутыльников. Когда у меня супруга была жива, мы часто ее брали к себе. Покормим, а то и спать уложим. Потом ее мамашу лишили родительских прав и выселили из квартиры. Анюта стала жить с теткой. Ничего так девочка стала, ухоженная, сытая, блеск в глазах появился. Подросла, стала стихи писать. Ну, я по дурости и привел ее к Вороновичу. Он тогда занимался с молодыми поэтами. Точнее, поэтессами.

Васильев замолчал и угрюмо уткнулся в стол.

— Я виноват, — вздохнул он. — Мне и в голову не пришло, что он ее совратит. Я ведь не знал, что он портил молодых девушек. Мне об этом рассказали потом. Но уже было поздно. Анна так в него влюбилась, что было больно смотреть.

Сторож поднял глаза на следователя и прослезился.

— А ведь вы знаете, что пишут стихи только те, у кого надлом или у кого жизнь наперекосяк, или от одиночества, как Анна. У всех поэтесс, которые ходили к нему, было в семьях неблагополучно. Вот он их неблагополучием и пользовался, потому что заступиться за них было некому. Словом, Анюту они потом на пару с Чекушкиным продали туркам.

— Откуда вам это известно? — спросил следователь.

— А вы думаете, они скрывали? Когда я спросил у Сигизмундовича, куда делась Анюта, он так мне прямо и ответил, со смехом: «Я продал ее Чекушкину». А Чекушкин мне сказал, что перепродал ее какому-то турку. Словом, видят, что у девушки никого нет, и пустили ее по рукам. Вот так! Ну, я думал все! Сгинула девка ни за что, как сгинули ее предшественницы Люда Авдеева и Алена Кондратьева, которых Чекушкин тоже сплавил за рубеж. Как вдруг Анна неожиданно объявилась. Жива и невредима. Да еще с женихом. Я очень за нее порадовался.

— Где живет ее тетка? — спросил следователь.

— Тетку вы тоже не найдете! — вздохнул сторож. — Она умерла полтора года назад. В ее квартиру въехали какие-то беженцы из Ташкента. А где остановилась Анюта, я не знаю.

Она была в черном и настолько отрешена от всего земного, что на нее смотрели со страхом. К вдове подходили выражать соболезнования, но ближе чем на два метра приближаться не решались даже родственники. За все время похорон Юлька не обронила ни единой слезинки и не произнесла ни звука. Только после того, как могилу засыпали землей, женщина в черном неестественно дернулась, и ее понесло куда-то в сторону. Но упасть вдове не дали. Трое мужчин участливо подхватили женщину и вернули в вертикальное положение. Она высвободилась из их рук и пошла сама, хоть и не очень твердым шагом. Инга следовала в шаге от нее, чтобы в случае необходимости броситься подруге на помощь. Вот тут-то навстречу и попалась другая похоронная процессия.

Первый, кого сразу узнала Инга, был Чекушкин. Вслед за ним девушка заметила редактора, вахтера, одноклассника Го-гина и только после этого решилась заглянуть в гроб. Инга вздрогнула. В гробу лежал Воронович. «Бывает же такое совпадение», — подумала она, и в эту минуту Юлька произнесла:

— Останься проститься с ним.