Инга, разумеется, не помнила. Ей было не до этого. Она то сокрушенно вздыхала, то впадала в прострацию. После того, как дамы чокнулись, выпили по полной рюмке и закурили, Юля деловито произнесла:

— Тебе нужно влюбиться! Поняла? Влюбиться в нормального молодого парня! Клин вышибают клином. Что это за любовь к обрюзглому, старому и больному? По-моему, ты сама больна. А может, тебя к нему приворожили?

— Мне никто не нужен, кроме него, — грустно улыбнулась Инга.

Дамы выпили по второй, и слезное настроение развеялось окончательно. Юля даже стала подтрунивать:

— Любопытно, отойдет тебе его «Москвич», если ты выйдешь за него замуж?

— Типун тебя за язык.

— Почему нет? Имеешь полное право. Хотя уж если выходить замуж, то лучше за «Тойоту». Правда, в придачу получишь блайзерованного ублюдка, но что делать? Везде свои недостатки. Зато какой эффект произведешь на Вороновича! Зауважает! Кстати, дай левую руку! Давно я тебе на гадала. Что у нас там? Боже, какой бардак! В общем, слушай: любить ты будешь одного, ребенка родишь от другого, а замуж выйдешь за третьего. Хотя с замужеством как-то нечетко. Но самое интересное, что все это произойдет очень скоро…

Инга отдернула руку и рассмеялась.

— Ты каждый раз гадаешь по-разному.

— Я не виновата, что у тебя каждый день линии меняются.

Все это немыслимые глупости. Замуж она не собирается ни сейчас, ни в обозримом будущем, а рожать ребенка — тем более. И Вороновича она не любит. Разве это любовь? Это черт знает что такое, только не любовь…

В эту минуту, когда Инга пыталась обосновать свои чувства к Вороновичу, и зазвонил телефон.

— Муж! — подпрыгнула Юлька. — Муж объелся груш! — завизжала хозяйка вне себя от радости и помчалась в прихожую, хотя параллельный телефон стоял здесь же, на тумбочке.

Инга с завистью посмотрела вслед. Вот оно, настоящее счастье. И муж в ней души не чает, и она от него без ума. Почему так по-разному судьба одаривает людей? Юлька плотно захлопнула за собой дверь и навела Ингу на грустную мысль, что в самые сокровенные сферы египетская жрица не пускает даже ее.

— Алло! Я слушаю! — донеслось из прихожей, и в Юлькиной интонации слышалась бесконечная нежность. — Алло! Плохо слышно. Можешь погромче? Кого позвать?

Юлькин голос изменился и стал приобретать оттенки изумления. До Инги донеслось, как подруга разочарованно вздохнула и положила трубку на зеркало. После чего пнула дверь прихожей и насмешливо произнесла:

— Это тебя. Приятный баритон.

Инга рассеянно пожала плечами и с унынием подумала, что из молодых людей, обладающих приятным баритоном, она знает только Юлькиного мужа.

— Я слушаю. Кто это?

Узнав голос того самого чудака с Чистопрудного, девушка вздрогнула.

— Откуда вы знаете этот номер?

— Ваша мама дала, — рассмеялся он.

— Так сразу и дала?

— Не совсем сразу, потому что перед этим она рассказывала о том, какая вы умная и талантливая и что вы готовитесь в театральный институт, а живете у подруги, чтобы предки не мешали заниматься, и еще она говорила, что вы для лучшего вхождения в образ перед сном читаете Сенеку…

— Но откуда вы узнали мамин телефон?

— Высчитал по таблице Пифагора! Пифагор говорил, что миром правят числа, и поскольку каждая вещь имеет свою цифру, я суммировал ваш рост, глаза, цвет волос, интонацию голоса и получил номер вашего телефона.

Чудак опять засмеялся и добавил, что при встрече объяснит подробней, как это делается, что он потому и звонит, чтобы уточнить, где и когда они встретятся завтра.

— Не знаю. Но завтра я не могу, — растерялась Инга, соображая, что разговорить маму по телефону может только Сатана. — И вообще я не понимаю, для чего нам надо встречаться?

— Я тоже завтра занят, — произнес он как ни в чем не бывало, опуская ее раздражение по поводу занятости.. — Может, встретимся в субботу?

Сердце Инги радостно отбило «да». До субботы еще Пять дней. За это время можно поправить свихнувшиеся мозги и спихнуть большую часть проблем.

— Не знаю, может быть…

— Прекрасно! Тогда давайте встретимся там же, под памятником Грибоедову. А в какое время? Я предлагаю в семь, но если хотите, давайте в другое.

Нет-нет! В семь было самым подходящим временем. Можно прекрасно выспаться, даже если лечь на рассвете. Можно не торопясь принять ванну, наложить косметику и перемерить восемь юбок. Можно не спеша выпить кофе и светски побеседовать с Юлей.

— Хорошо, — произнесла Инга после некоторых раздумий и положила трубку.

Словно во сне вплыла она в зал и шлепнулась в кресло. Ее губы вновь ощутили соленое море Ирландии, а мысли начали расползаться. Девушка вытащила из пачки сигарету и рассеянно прикурила фильтром.

— Кто это? — спросила Юля.

— Один чувак, — неопределенно ответила она, не замечая, как невыносимо несет жженой ватой.

Конечно, определение «чувак» никак не подходило к этому парню. Его можно было назвать «мэном», «интересным мужчиной», можно, скрепя сердце, назвать «клевым парнем», но никак не «чуваком». И хотя Юлю распирало от любопытства, о таинственном чуваке они больше не обмолвились ни словом.

Подруги пили чай, смотрели телевизор, болтали о каких-то пустяках, но истинное Ингино «я» блуждало где-то в смутных туманах Ирландии. И только перед самым сном в ванной под холодным душем ее мысли наконец начали выстраиваться в логическую последовательность. Инга снова увидела хмурое ирландское небо и маленькую неприветливую бухту. Она подошла к зеркалу и вдруг на животе слева от пупка заметила едва заметную точку. Девушка поскребла ее коготком и убедилась, что зрение не обманывает. Это действительно была родинка, которую юная леди никогда не замечала прежде. Она разглядывала эту крохотную прелесть, гладила, скребла ногтем и как помешанная бормотала себе под нос: «Невероятно! Просто фантастика! Боже!»

Со стучащими зубами бедняжка выскользнула из ванной и тут же нырнула под одеяло. Юля о чем-то спросила, она что-то ответила, но едва коснулась головой подушки, снова увидела ирландское небо, всклокоченное море и суровую обветренную скалу.

Батурин внимательно всматривался в пришедших на похороны, в то же время ни на минуту не выпуская из поля зрения Ингу. Поговорить с ней толком не представлялось возможным, да и выглядела она не вполне здоровой. По этой же причине нельзя было серьезно относиться к тому, что она рассказала об убийце.

Полковник пристроился к главному редактору, и тот хоть и неохотно, но довольно подробно информировал о пришедших. Большая часть — творческие работники, боевые товарищи по литературному цеху, одноклассники и однокурсники поэта. Меньшая часть — родственники со стороны жены. Они резко отличались от литераторов тем, что были более активными в практической части похорон. Кроме того, присутствовали еще какие-то люди невзрачного вида, робко жавшиеся к чужим могилам, которых главный редактор видел впервые. Они не примыкали ни к писателям, ни к родственникам. Должно быть, как определил сыщик, это местные обитатели кладбища, существовавшие за счет поминальных трапез, которые проходили здесь же, в только что выстроенном для этих целей кафе.

Среди этих чужаков выделялась одна молодая пара. Красивая девушка с распущенными волосами, лет двадцати и высокий парень с голубыми глазами. Их лица были серьезными и угрюмыми, но не сказать, чтобы скорбными. Когда настал час прощания с покойным, они единственные из залетной группы подошли к гробу, но не склонились к покойнику, а только, сощурившись, посмотрели в его лицо, после чего резко развернулись и пошли прочь.

— Кто это? — спросил следователь у главного редактора.

— Понятия не имею, — ответил он.

Инга тоже не знала, что это за пара. А спросить у вдовы в такой момент следователь не решился. Ничего не оставалось, как приказать Игошину проследить за ними. Но это далеко не все, что в ту минуту отметил зоркий глаз сыщика. Как только эта пара удалилась, тут же откуда-то из-за спин выполз полудохлый критик Чекушкин. Прежде чем наклониться к гробу, он послал удаляющейся паре весьма настороженный взор. Но критик недолго занимал внимание следователя. Сразу же после него к покойному подошла Инга. Присутствующие замерли. После прощания с покойником она должна была выразить соболезнование вдове. Сцена весьма любопытная. Но многих она разочаровала.