Метафизика же вообще не может опираться на науку. Дело в том, что она напрямую "работает" с теми парадигмами, постулатами и аксиомами, которые рассматриваются в науке, как априорная данность. Наука принципиально не способна ответить на вопрос о своих иррациональных основаниях – хотя бы потому, что ответ будет субъективен и иррационален "по построению".

Кроме того, метафизика явно включает субъективные элементы. Например, в процедуре квантово-механической "зашнуровки" прямо учитывается влияние личности исследователя на предмет исследования.

Метафизика очень скептически относится к понятию доказательства. В самом деле, математический вывод есть приемлемое доказательство для личности, у которой импринтирован третий контур. Но приказ (или прямое проявление силы) служит доказательством на уровне второго контура. Общественная мораль, выраженная в законах, есть "доказательство истинности" на четвертом контуре. Индивидуальное прозрение (видение) – на пятом. Первый контур не содержит в себе противоречий, преодолением которых являются доказательства, а "старшие контура", начиная с шестого, по-видимому, преобразуют противоречия автоматически.

Таким образом, очень трудно найти убедительную причину, по которой обязательно следует приводить доказательства суждений, отвечающие определенному научному стандарту: наличие математической модели, ссылки на предшественников, опытные обоснования и пр. Замечу в этой связи, что уравнение Шредингера, например, не доказано. Оно было написано, и с тех пор им пользуются. Равным образом, не доказан принцип неопределенности Гейзенберга. Менее известен тот факт, что все так называемые "доказательства" справедливости общей теории относительности (смещение перигелия Меркурия, отклонение луча света в поле солнца и т.д.) могут быть интерпретированы в рамках ньютоновской механики, причем для этого строится один-единственный эпицикл, являющийся для любого астронома истиной в последней инстанции: признается, что Солнце имеет нетривиальную внутреннюю структуру.

Конечно, такое положение дел порождает проблему "критерия истинности", в общем виде неразрешимую.

(2) Информационное пространство и информационные объекты

Когда создавалась "Сумма Технологии", предполагалось, что возможности Человечества оперировать энергиями будут развиваться экспоненциально. Это подразумевало ионные и атомно-импульсные ракетные двигатели к концу шестидесятых, термоядерные электростанции – в восьмидесятых, первые опыты с фотонным приводом в начале девяностых. Во всяком случае считалось очевидным, что к рубежу веков будет полностью освоена "Малая Система", а в зоопарках появятся марсианские животные. Сегодня мы знаем, что никаких "прорывов" в двигателестроении и топливной энергетике не произошло: по прежнему "кровью" экономики является нефть, самолеты не стали ни на йоту быстрее, безопаснее или вместительнее, а вывод грузов на орбиту все еще осуществляется с помощью химического топлива.

Не оправдались и предположения, что после окончания "Холодной войны" жизнь станет более безопасной, а политика – предсказуемой. В точности наоборот: крушение биполярного миропорядка привело к структурному хаосу в международных отношениях и резкому возрастанию напряженности. Прогрессирующий распад некогда единого мира на домены, поглощение этих доменов религиозными идентичностями разных толков, нарастающие этно-культурное перемешивание, – все это дало У.Эко основание говорить о приходе "нового феодализма"[8].

В рамках тех временны х масштабов, которыми оперирует "Сумма Технологии", подобное развитие событий может рассматриваться как малосущественная флуктуация. Речь идет не в том, что Ст. Лем что-то предсказал "неправильно" – "Сумма…" – это не пророчество Нострадамуса, а, скорее абрис тех далеких берегов, "о которых в лоции нету". Автор создал блок-схему цивилизационных паттернов, развернутую на тысячелетия. Но "все, что мы читаем, мы читаем про себя", и в наши дни контекст восприятия сильно переменился.

Нас гораздо больше интересуют информационные и духовные аспекты развития цивилизации, нежели материальные и энергетические.

"Гипотеза о выращивании информации" задает самый многообещающий (на сегодняшний день) вектор развития из числа предлагаемых "Суммой Технологии". Понятно, что трудолюбиво выстроенные Ст.Лемом эволюционные схемы годятся только в качестве "доказательства существования". Действительность оказалась и проще, и интереснее.

Способность информации порождать новую информацию (то есть, в терминах неравновесной термодинамики – образовывать автокаталитические кольца) была известна задолго до первых публикаций по синергетике. Строго говоря, таким производством новой информации "из ничего"[9] является вся история жизни на Земле, и не удивительно, что "эволюционный подход" столь широко использовался в "Сумме Технологии".

С совершенно других позиций к проблеме выращивания информации подошли математики. Надо сказать, что в отличие от естественных наук (и даже от философии) математика не опирается на опытное знание. Следовательно, в ее построениях нет ничего, что не содержалось бы в исходной аксиоматике. "Математическая костюмерная", о которой писал Ст.Лем, не нуждается в "ткани". Ей требуется только работа "портного".

Долгое время считалось, что эта особенность математики связана с ее "умозрительностью" и не может быть использована в реальной жизни. Такая точка зрения господствовала и после того, как нашли практическое применение неэвклидовы геометрии, тензорное исчисление, некоммутативные группы. Ключевым термином было именно "нашли применение": предполагалось, что те или иные "наряды из костюмерной" оказались востребованными по причинам, в значительной мере случайным.

Ситуация изменилась в связи с разработкой в семидесятые годы "аналитической теории S-матрицы", когда сугубо математические преобразования были непосредственно "переведены" на язык физики. Следует подчеркнуть, речь идет не о формальном использовании математического аппарата для решения физической задачи. Суть теории в том, что из очевидных математических требований к матрице рассеяния (она должна быть аналитической комплексной функцией своих переменных) выводятся нетривиальные физические следствия.

"Аналитическая теория S-матрицы" позволила довести некоторые простейшие задачи рассеяния до стадии численных ответов. В более сложных случаях вычислительные трудности оказались непреодолимыми, однако, принципиальная возможность самоструктурирования информации не только в идеальном мире математических абстракций, но и в физическом пространстве была доказана.

Следующий принципиальный шаг был сделан в области лингвистики, где русским ученым и философом В.Налимовым был предложен принципиально новый подход к "проблеме значения"[10].

В.Налимов ввел фундаментальное понятие "семантического спектра". В узком смысле этот термин обозначает совокупность всех значений того или иного понятия. В широком – меру неоднозначности при любых преобразованиях семантического пространства.

Понятно, что можно говорить о спектре не отдельных слов, но согласованных мыслеконструкций. На этом пути удалось сформулировать три важнейших закона:

– семантический спектр системы включает в себя спектры всех понятий, образующих систему, но не обязательно сводится к ним;

– чем более связаны семантические спектры систем, тем ближе друг к другу законы, описывающие онтологию этих систем;

– поведение системы может быть описано через последовательный анализ ее семантического спектра.

Последнее утверждение представляет собой базис технологии "распаковки смыслов"[11]. На практике оно означает, что языковая среда может играть в науке ту же роль, которую играет математический аппарат: кроме "аналитической" возможна "лингвистическая теория S-матрицы" (или синтеза макромолекул).