Как только с поверхности планеты были убраны мёртвые города, королева Бина предложила коралловым деревьям, растущим в Ложбине Туманов, заселить Каньон Дьявола молодым лесом. Поначалу те отказались, поскольку миллионы лет лес Поркера сбрасывал в него морскую соль и все те минералы и химические вещества, которые были ему вредны. Однако, королева Бина не зря считалась повелительницей леса. Пусть и не сразу, но она всё-таки смогла убедить коралловые деревья в том, что людям под силу убрать с Поркера эту свалку химических отходов, засыпать каньон камнями и даже насыпать поверху плодородный слой почвы. Коралловые деревья, пошелестев своими алыми листьями и почесав ветвями-руками свои тыковки, дали ей добро и люди тотчас принялись за работу.
Каньон Дьявола вычистили от морской соли, солей тяжелых металлов, ртути и прочего несъедобного добра, а затем засыпали пустотелыми керамитовыми блоками, чтобы не продавить кору планеты. Вулканическая активность на Поркере была довольно слабой, но король Сиссар, известный перестраховщик, предпочёл не рисковать понапрасну. После того, как Каньона Дьявола не стало, его подданные настелили стометровый слой глины, а затем уже насыпали на него почти трёхсотметровый слой щебня вперемешку с гумусом, который собирали почти со всех обитаемых планет галанской империи. Только после этого лес выслал в Долину Королевы Бины своих разведчиков, похожих на перекати-поле. И вот, после многих лет раздумий, коралловые деревья отдали приказ алмазным дубам двигаться вперёд. Естественно, что ни одно дерево, растущее на краю Каньона Дьявола с места не стронулось, ведь лес Поркера, который был по сути дела единым живым организмом, имел иные средства передвижения.
Для этой цели ему служили поддерживающие побеги алмазных дубов, их опорные горизонтальные ветви, а также защитные кроны зеркальных буков. Два этих самых высоких дерева леса Поркера, алмазный дуб и зеркальный бук, являлись его жизненной основой, тем каркасом, на котором строилась вся остальная флора планеты, насчитывающая уже свыше ста пятнадцати тысяч видов растений, которая вполне мирно сосуществовала с фауной этого удивительного мира. Буквально каждое из этих растений вызывало восхищение галанских ботаников как своим внешним видом, так и фантастическими свойствами и способностями. А ещё флора Поркера поражала их своими стремительными переменами. Шутка ли сказать, человек осваивал этот мир менее пятидесяти лет, а на нём уже появились по велению коралловых деревьев не просто съедобные, а очень вкусные и полезные плоды, – ягоды, фрукты, овощи.
Но, при всём этом самыми поразительными растениями были всё-таки алмазные дубы и зеркальные буки. Алмазный дуб поражал воображение не только своей высотой, но ещё и тем, что это дерево было очень сложно устроено. В своей нижней части, а это было ни много, ни мало, а целых восемьсот метров, а то и все два с половиной километра в высоту, алмазный дуб походил на своеобразную пирамиду. Вокруг центрального ствола, имевшего в диаметре в среднем сто пятьдесят, двести метров, росли под углом в тридцать градусов мощные боковые поддерживающие стволы-контрфорсы, образующие фундамент этого гиганта, достигающий в поперечнике от шестисот метров до полутора километров.
От основания пирамиды змеились во все стороны толстенные, до пяти метров в диаметре, водосборные корневища, которые, разветвляясь, покрывали собой всю поверхность планеты. Они образовывали вокруг основания опорных стволов громадные водонакопительные корни-клубни, эдакие наросты-насосы, от которых вверх по поддерживающим стволам, оплетая их собой, поднимались до самой вершины нижней части дуба, питающие корневища-трубопроводы. Там водонапорные корневища срастались воедино и образовывали так называемое главное водное кольцо или центральную водосборную чашу алмазного дуба, имеющую форму широкого конуса и питающего водой все растения второго уровня. При этом водоносные корневища трансформировались в глубокие водоёмы-соты, которые охватывали ствол алмазного дуба кольцом почти стопятидесятиметровой ширины.
Возле самого ствола эти водоемы достигали глубины в шестьдесят метров при ширине в пятнадцать, двадцать метров. У краёв чаши они были поменьше глубиной и пошире. Как и во всяких нормальных озёрах и реках в этих водоёмах, вознесённых на высоту в километр и выше, во множестве водилась всяческая озерная и речная живность, а по узким берегам селилась водоплавающая птица. Снизу эти водоёмы поддерживались на каждом алмазном дубе ровно двенадцатью горизонтальными ветвями, имеющими весьма странную для обычного дерева форму. У основания они были узкими, не более семи метров в ширину, но очень вытянутыми по высоте, до ста пятидесяти метров и, постепенно расширяясь, превращались в довольно широкие прямые дороги, соединенные между собой, словно паутина. Поркериане называли эти огромные ветви нижними мечами.
В тех местах, где эти ветви-дороги перекрещивались, они опирались на поддерживающие побеги-колонны, которые также были оплетены водоносными корневищами. На верхушках этих витых колон алмазные дубы также выращивали выносные чаши, – ячеистые озёра с чистейшей, всегда свежей водой, которые пополнялись как за счёт дождей, так и водоносными корневищами. Вдоль поддерживающих побегов-колонн вверх поднимались также стволы зеркальных буков, но они были куда изящнее алмазных дубов. Водоносные корневища оплетали их и крепко прижимали к побегам-колоннам и давали им возможность подниматься ещё выше, так как сверху, от горизонтальных ветвей, называемых средними мечами, вниз также спускались поддерживающие ветви-колонны, которые образовывали над выносными чашами шатры причудливой формы, центральным шестом которых был идеально круглый, гладкий и лаково-блестящий, голубоватый ствол зеркального бука.
От чаши ствол алмазного дуба был цилиндрическим и поднимался на высоту не менее одного километра. В причудливом беспорядке из него вырастали боковые ветви, украшенный пышными шапками вечнозелёной листвы, с которых вниз к центральной чаще спускались длинные лианы. На нижних мечах также росло множество зеленых ветвей алмазного дуба, всевозможных лиан, спускающихся до самой земли, а также малых водоносных побегов, которые по неопытности можно было принять за лианы. Они носили второстепенный характер и, спускаясь вниз с километровой и более высоты, соединившись с водоносными корневищами, поили водой лианы.
Весь нижний ярус, плотно заросший лианами и водоносными побегами, поркериане называли то Трюмом, то Парилкой, а то и того похуже, Зелёным Адом. Зато средний ярус с его большими открытыми пространствами, перемежаемыми стволами алмазных дубов и зеркальных буков, они ласково называли Прохладой и не случайно. Если внизу, у самой земли температура воздуха достигала порой семидесяти трёх градусов, то в Прохладе она редко поднималась выше сорока пяти. Но это в прежние годы. Хотя лесу на Поркере был не один десяток миллионов лет, он так полностью и не привык к тому потоку солнечной энергии, который изливал на него Обелайр и королю Сиссару это было прекрасно известно.
Поэтому, как только Пак сделал все расчеты, на что ушла всего одна неделя, он вцепился в Сорквика, как поркерианский лесной прыгающий клещ, а они на этой планете достигали в размерах пятнадцати сантиметров, и буквально заставил его снова собрать всех своих подданных в кучу и совершить ещё один планетарный телепорт, что и было сделано ровно через две недели после того, как Календиз был переброшен поближе к Обелайру. Результат не замедлил сказаться. Прошло всего каких-то четыре дня и температура воздуха в Трюме опустилась почти на двадцать градусов, а Прохлада и вовсе превратилась в самый настоящий рай, поскольку днём в ней было не выше тридцати одно градуса, а ночью и вовсе всего двадцать три градуса по стандартной шкале. Лес Поркера, можно сказать, облегчённо вздохнул, да, оно и понятно, ведь теперь ему не требовалось тратить столько сил на защиту от мощного светового потока.
Даже в третьем ярусе, который поркериане называли Сияющим Пеклом, стало заметно прохладнее и если раньше температура воздуха доходила там до семидесяти восьми градусов, то теперь она опустилась до вполне приемлемых сорока шести градусов днём и до двадцати одного градуса ночью. Поркериане ликовали, ведь теперь они могли жить практически во всех трёх слоях своего любимого леса, но более всего их радовало то, что Сияние малость угасло.
