– Я желаю вам доброй ночи, сэр Эйбел.

Дверь начала закрываться.

– Подождите, – сказал я. – Вы еще не услышали мою добрую весть.

– Я думала, это она и есть. И что за весть такая?

– Ваша хозяйка, леди Линнет, скоро вернется.

Старуха уставилась на меня немигающим взглядом и молчала так долго, что я уже решил, что она не произнесет более ни слова, и потому отступил на шаг назад, собираясь уходить. Тогда она спросила:

– Вы эльф?

– Нет. И порой я сожалею об этом.

– Пришли помучить меня!

– Я бы никогда не сделал такого. Леди Линнет возвращается, чтобы вновь вступить во владение своим имуществом, вместе с госпожой Этелой. Вы должны подмести полы и привести дом в пристойный вид, насколько возможно.

– Это мой дом, – сказала старуха, – и я – леди Лис.

С этими словами она затворила дверь. Я слышал доносящиеся из-за нее рыдания все время, пока стоял на месте.

Ангриды не разоряли Редхолл или же все здесь восстановили после набега. Каменные столбы, увенчанные фигурами львов, отмечали начало подъездной дороги протяженностью в поллиги, узкой, но в хорошем состоянии. Она вела к широким воротам, по обеим сторонам от которых возвышались башни и тянулась крепостная стена весьма внушительного вида. Ворота были заложены засовом, но на звук висевшего на них рога ко мне вышли четыре сонных воина. Старший из них сказал:

– Вы слишком поздно, сэр рыцарь. Вернее, слишком рано. Эти ворота закрываются с появлением вечерней звезды и не открываются до часа, когда тьма рассеивается настолько, что человек в состоянии пользоваться луком. А потому ступайте прочь.

– Они открываются, когда я пожелаю.

Я растолкал мужчин в стороны и прошел в ворота. Над широким незамощенным двором вздымался замок, слишком высокий, чтобы краснеть перед другими замками.

Сторожевые мастифы, с крупной головой и могучей грудью, едва ли уступали размерами Гильфу. Каким образом они признали во мне хозяина, я не знаю; но они признали и все по очереди поставили передние лапы мне на плечи и заглянули мне в глаза, а потом стали тереться о мои ноги.

– Кто вы такой? – осведомился старший из воинов. – Что за герб изображен на вашем щите? Я должен узнать ваше имя.

Я повернулся к нему:

– Ты назовешь мне свое сию же минуту. Или обнажишь свой меч – и умрешь.

К моему удивлению, он выхватил меч из ножен. Он стоял слишком близко: я схватил мужчину за кисть, вырвал у него меч и, повалив наземь, приставил к его горлу острие его собственного меча. Он выдохнул:

– Кат. Меня зовут Кат.

– Ты с юга?

– Моя мать… была взята в плен. Вышла замуж и осталась здесь.

Остальные трое так и стояли разинув рот. Я сказал им, что они должны научиться сражаться, коли намерены стать моими воинами, и изъявил готовность здесь и сейчас вступить в поединок с лучшим из них, вооружившись мечом Ката. Но они повалились на колени, три мужлана, лишенные предводителя.

Убрав ногу с груди Ката, я сказал:

– Я новый владелец замка, сэр Эйбел Редхолл.

Все трое кивнули. Кат с трудом поднялся одно колено.

– Ты. – Я ткнул пальцем в одного из мужчин. – Отведи Облако в конюшню. Разбуди моих конюхов. Моя лошадь устала после долгой скачки. Ее нужно расседлать и отвести на выгон. Скажи конюхам, что если они хоть пальцем ее тронут, я непременно узнаю об этом и жестоко отомщу.

Он взял Облако под уздцы и торопливо удалился.

– Здесь есть управляющий?

Кат ответил утвердительно и назвал имя управляющего: Хальверд.

– Хорошо. Разбуди его. И поваров тоже.

– Все двери заперты, сэр. Мне придется разбудить кого-нибудь…

Повинуясь моему повелительному взгляду и жесту, он отправился выполнять мой приказ. Наше с ним столкновение, пусть и короткое, прогнало у меня последние остатки сна. Я решил основательно поесть – во все время нашего путешествия мы питались скудно, и сейчас я просто умирал с голоду – и не ложиться спать, чтобы лечь пораньше завтра вечером.

Я так и поступил. Утолив голод, я внимательно обследовал Редхолл и пришел к заключению, что все амбары, поля и кладовые здесь содержатся в полном порядке, но воины и лучники не вымуштрованы должным образом и малость неопрятны.

На следующий день мы начали состязания по стрельбе из лука. Победителю я вручил свиной окорок. (Я обещал золотую монету Мардера любому, кто превзойдет меня в меткости, но таковых не оказалось.) Занявший предпоследнее место получил приказ крепко ударить луком по заднице товарища, занявшего последнее. Он ударил несильно, и я велел слабейшему лучнику ударить его за ослушание таким же манером. Он треснул со всей мочи, выбив клуб пыли.

Мои тяжелые воины наблюдали за происходящим и веселились от всей души. Вспомнив про ангридов, я решил проверить и их мастерство тоже. В арсенале у нас имелись луки и стрелы. Я вручил каждому из них лук и заставил каждого стрелять по цели, находящейся на весьма незначительном расстоянии.

Затем мы провели состязание в стрельбе из лука среди тяжелых воинов (в то время как лучники смеялись и улюлюкали), с такими же призами и наказаниями.

Вечером Кат сообщил мне, что солдаты, выступившие неудачно, выражают недовольство. Их оружие – меч, говорили они; меч, протазан и алебарда. Поэтому на следующий день мы вырезали тренировочные мечи из молодых деревьев (как некогда сделали мы с Гарваоном), и я все утро занимался с людьми, а ближе к вечеру сразился с ними, задав всем жару.

На четвертый день мы изготовили дубинки, и я объяснил, что из человека, умеющего обращаться с дубинкой, да еще вооруженного протазаном или алебардой, получается боец, с которым приходится считаться. Когда я одолел целую дюжину противников, один воин сбил меня с ног таким мощным ударом, который причинил бы мне серьезный вред, не будь я в шлеме. Я вручил победителю обещанную золотую монету и снова вызвал на поединок. В той схватке сила моря вернулась ко мне, и мне почти казалось, будто Гарсег плывет рядом со мной. Я сломал пополам дубинку противника и сильным ударом поверг его на колени, когда он попытался отбиваться половинками. Я велел парню научить драться дубинкой остальных, а потом устроил между ними ряд поединков, которые мы с ним судили. Звали его Бали.

Вечером я ужинал в обществе Гильфа. Хальверд принес мне хлеб, суп и пиво и остался стоять в ожидании, когда я отпущу его.

– Сегодня ночь студеная и ветреная, сэр Эйбел, – промолвил он. – На севере было холодно, я уверен.

Я сказал, что временами жутко холодно.

– У нас здесь холодов не было, только легкие заморозки, полезные для яблонь. А сегодня ударит крепкий мороз. Слышите, как завывает ветер в трубе?

Я тотчас же вскочил на ноги и в два счета натянул сапоги. Я покинул замок через ворота для вылазок, которые мы держали заложенными на засов, но не охраняли, и стремительно пересек три луга. Я нашел ее в лесу, и объятия наши были слаще любого вина, а наши поцелуи пьянили сильнее. Она показала мне убежище, устроенное для нас ее стражами, и там мы лежали на мху и целовались, целовались и согревали друг друга: я закутал ее в свой меховой плащ, а ее широкий плащ из листьев накрывал нас обоих. Мы говорили о любви, и все, сказанное нами, заняло бы книгу толще этой. Однако все наши речи сводились к одному: я любил ее, а она любила меня, и мы долго, очень долго ждали встречи и больше никогда не расстанемся.

Наконец она сказала:

– Я избрала тебя своим орудием и исполнила тебя словами, с которыми тебе надлежало обратиться к Арнтору и ко всем на свете королям рода человеческого, я сделала из тебя человека, достойного говорить с королями, и считала такой свой поступок правильным. Но все это глупости, и значение имеет только любовь. Я стану твой женой, здесь и сейчас.

Она изменилась, пока говорила; зеленая кожа стала белой.

– Нет, – сказал я, порываясь подняться.

– Я стану твоей законной женой – во всяком случае, мы всем так скажем, – и буду жить в темных комнатах, и расчесывать волосы при бледном лунном свете твоей ночи, и умащать свое тело благовониями для тебя.