Мани пренебрежительно фыркнул, но я не обратил на него внимания.

– Но нет оруженосца, – продолжал Мардер, – теперь, когда Свон стал сэром Своном. И нет земли.

– Да, ваша милость.

– Когда лорд Бил пожелал увидеть вас, мы обсудили, имеет ли смысл будить вас и самим жертвовать сном. Вы выслушали все вопросы ее величества и лорда Била. У меня нет к вам вопросов настолько срочных, чтобы я полагал себя вправе задерживать вас.

– Я всегда к вашим услугам, ваша милость.

– Да, я заметил. Кхм! Я не могу предложить вам нового оруженосца. Во всяком случае, здесь и сейчас. Я не взял с собой ни одного мальчика, за исключением своего собственного оруженосца. Что же касается земельных владений, то документ, подтверждающий право собственности, находится у меня дома, в запертом ящике письменного стола. Но поместье принадлежит вам, и я отдам вам документ при первой же возможности. Редхолл – одно из лучших поместий в моем герцогстве. Плодородные земли, удобно расположенные по дороге в Кингсдум. Вижу, вы слышали о нем.

– Оно… – Я едва мог говорить.

– Оно принадлежало сэру Равду. И разумеется, перешло ко мне после его смерти. Назначенный мной управляющий ведет там дела. Возможно, вы пожелаете оставить его. Или нет. Дело ваше.

Сомневаюсь, что мне удалось кивнуть.

– Я предупрежу управляющего о вашем скором прибытии, разумеется, и дам вам письмо для него.

Идн (вероятно, по подсказке Мани) сказала за меня:

– Ваша милость чрезвычайно щедры.

– Вовсе нет. – Казалось, Мардер на мгновение смутился. – Я бы хотел сделать больше. Нет, я сделаю больше. Только не сейчас, не в этой глуши. Но позже. Вот увидите.

Вскоре я покинул палатку, причем достаточно быстро, чтобы заметить высокую фигуру, отпрянувшую в густую тень.

На следующий день мы решили, что тыльный отряд поведет рыцарь Леопардов. Мы все сошлись во мнении, что арьергард подвергается самой серьезной опасности, и Свон, Гарваон и рыцарь Леопардов одинаково рвались занять должность командующего им. Однако Гарваон командовал головным отрядом, а Свон был ранен. Я в тот день ехал с авангардом вместе с сэром Воддетом.

Йотунлендская равнина – странное и тревожное место, как я уже пытался объяснить. Там появляются призраки – на рассвете и особенно в сумерках. Там слышатся странные звуки и встречаются необъяснимые вещи: тропинки, которые никуда не ведут, или черепки глиняных горшков, некогда отличавшихся грубой красотой.

Около полудня Хела заметила один такой горшок поодаль и свернула в сторону от Военной дороги, чтобы поднять и показать нам с Воддетом. С краю у него был отколот кусок размером с мою ладонь, но в остальном он оставался целым.

– Правда, он красивый, добрый сэр Эйбел?

Я согласился, но объяснил, что не рискую нагружать Облако никакими вещами, помимо самых необходимых.

Хеймир сказал, что горшок напоминает Идн, немало удивив меня.

– Он красный и… голубой, что ли? – Воддет взял у него сосуд и повернул таким образом, чтобы слабый свет зимнего солнца упал на извилистые полосы, проведенные на стенках: лазурные, аквамариновые и ярко-синие. – Я бы сказал, что королева Идн черно-белая, если не считать бриллиантов.

Я пробормотал «пожалуй» – или что-то в таком роде. Просто я уже напряженно всматривался вперед, потеряв интерес к находке Хелы.

– Конечно, губы у нее красные, – неловко закончил Воддет, – но глаза темные, а не голубые.

– Вы числите королеву Идн своим другом? – спросила Хела.

– Ты мне нравишься больше, – ухмыльнулся он. – Вот сэру Свону она очень нравится.

– А его вы любите, дорогой господин?

Воддет растерянно посмотрел на меня, и я сказал:

– Любит, но не в том смысле, в каком ты имеешь в виду.

– Я имела в виду ровно то, что сказала. Не больше и не меньше. – Хела отшвырнула горшок в сторону. – Вы числите сэра Свона своим другом, дорогой господин?

– Не только. – Воддет смущенно кашлянул. – Я относился к нему несправедливо. Во всяком случае, я так считаю.

– Я тоже, – заметил я.

– До меня доходили разные слухи. Я недолюбливал сэра Свона, и потому мне было легко верить молве.

Если Хела и поняла, о чем он говорит, ничто в ее широком лице с грубыми чертами не свидетельствовало об этом.

– Легко и слишком удобно. Но это неправильно. Рыцарь не должен так поступать. Честь человека священна, даже если он не рыцарь. Ты должен держаться о нем самого высокого мнения, покуда самолично не убедишься, что оно неверно.

Тем утром – на следующий день после нашего отъезда из Утгарда – состоявшийся между нами разговор казался не более значительным, чем разбитый горшок, найденный Хелой. Однако я воспроизвел его по возможности точно. Перечитывая сейчас все сказанное тогда, я ясно понимаю, что мне следовало бы догадаться: Хела замышляет оказать Идн и Свону какую-то услугу, и услугу весьма существенную.

Мы ехали без остановки весь тот день, самый теплый за последнее время. Никаких признаков погони не наблюдалось, но мы сошлись во мнении, что ангриды наверняка следуют за нами: отряд, сформированный из воинов, оставшихся в живых после вчерашней битвы, подкрепленный силами из Утгарда и пополняющий свои ряды великанами со всех одиноких ферм, мимо которых мы проезжали.

Ангриды (мы полагали) будут идти по нашему следу, точно охотничьи псы, до пограничной полосы между Йотунлендом и Целидоном, а там нападут на нас. Если мы обратимся в бегство, спасутся только всадники на самых резвых лошадях, а возможно, даже они не спасутся. Если мы примем бой, мы можем одержать победу, но скорее всего потерпим сокрушительное поражение. Если мы рассыплемся в стороны, нас отловят и перебьют поодиночке, а те, кто сумеет убежать от настоящих ангридов, наверняка погибнут от руки изгоев, которых ангриды называют мышами.

Разумеется, мы решили сражаться, коли не сумеем оторваться от погони. Но я втайне положил ночью вернуться назад – не с целью проверить, действительно ли ангриды гонятся за нами, а с намерением задержать преследователей, коли получится.

После полудня стало еще теплее – такого рода зимние дни порой выпадают в Целидоне: когда кажется, что весна не за горами, хотя до нее еще не один месяц. Снег на Военной дороге сильно подтаял, превратившись в слякоть, и ноги у лошадей были забрызганы грязью по колено. Гильф трусил рядом с мной, часто и шумно дыша.

– По такой каше они пойдут медленнее, дорогой господин, – задыхаясь, проговорила Хела. – Я уже еле ноги передвигаю. – По ее лицу градом лился пот.

Воддет придержал коня.

– Если ты не поспеваешь за нами…

– Клянусь всем самым дорогим на свете, сэр Воддет, я никогда не оставлю вас. – В голосе Хелы послышались металлические нотки.

Казалось, Воддет опешил:

– Я не собирался предлагать ничего подобного. Я просто хотел сказать, что мы с тобой – и с твоим братом тоже – можем сбавить шаг и присоединиться к сэру Леорту.

– Я не устала, – твердо заявила Хела. Однако ее вид свидетельствовал об обратном.

Я сказал, что оттепель наверняка скоро кончится.

– И мои силы тоже, сэр Эйбел?

Смешавшись, я ничего не ответил.

– Вы знаете… – Хела дышала на манер Гильфа, высунув язык, – … почему вы называете… моих предков инеистыми великанами?

– Конечно, – сказал я. – Потому что они начинают набеги с первыми заморозками.

– А разве не удобнее… воевать… летом?

Я попытался объяснить, что, по нашему мнению, они не могут покидать свою землю, пока не соберут урожай.

– Думаю… у меня есть объяснение получше…

Я немного придержал Облако, сказав Воддету, что мы слишком сильно оторвались от идущего позади отряда. Он согласился, хотя наверняка разгадал мою хитрость.

– Они не переносят жару.

Я ненадолго задумался. Древняя ночь – область тьмы, простирающаяся за солнцем, – есть страна Великанов зимы и древней ночи, и там царит вечная зима, как явствует из названия племени. Зима и мрак – ибо для них наше солнце всего лишь одна из звезд, хотя и более яркая, чем остальные.